Айрин (СИ) - О'. Страница 54

Без поступления новых сведений, поисковый азарт Герьёра постепенно начал угасать. Глядя на однообразную стену деревьев, маркиз заскучал. Переключив внимание на работника с фермы, рыцарь Алого Орла то витиевато объяснял перепуганному парню, как завоевать любую женщину, то грозил всевозможными пытками: от поджаривания пяток до четвертования.

А потом он увидел оленя.

Будучи страстным охотником, Герьёр не мог упустить такой возможности. Громким шёпотом потребовав у ближайшего стражника лук, маркиз, тщательно прицелившись, спустил тетиву. Стрела просвистела над самой холкой животного, взъерошив оперением рыжеватую шерсть, и с глухим «так» вонзилась в ствол дуба. Олень, подскочив, понёсся прочь.

— Файок, продолжайте искать девку! — приказал Герьёр и пришпорил коня, обуреваемый желанием добыть зверя.

Не слушая возражений начальника охраны, маркиз хищно оскалившись, поскакал за убегающим оленем. Всего за несколько мгновений он скрылся из виду, и солдаты слышали лишь затихающий вдали топот и хруст веток.

На время позабыв о сбежавшей пленнице, Герьёр наслаждался погоней. Низко пригнувшись к шее коня, так, что развевающаяся грива щекотала подбородок, маркиз ощущал запах пота, пропитавшего шерсть разгорячённого скакуна. И в тот миг он казался ему чудеснейшим на свете.

Позднее всё изменилось. Олень скрылся в чащобе, настроение маркиза окончательно испортилось и вонь лошадиного пота начала раздражать.

— Файок! — заорал Герьёр, останавливая коня и озираясь. — Где вы все, болваны?!

Вокруг царила тишина. За тихим шелестом листвы не слышалось ни голосов солдат, ни конского ржания.

— И почему мне служит такое дурачьё? — трагично воскликнул маркиз, пытаясь понять, куда ехать. — Где другие находят умную и расторопную челядь? За что боги меня обделили?

Выбрав направление, Герьёр кольнул бока скакуна шпорами:

— Вперёд, глупая тварь. Я заплатил за тебя кучу золота, а ты не сумел нагнать какого-то оленя!

Прянув ушами, конь послушно зашагал.

Неторопливо двигаясь по лесу, маркиз мало-помалу впадал в ярость. Его стражники словно растворились в воздухе. Как будто этих скотов не заботило, всё ли в порядке с их господином, не устал ли он, не желает ли есть или пить…

— Всех повешу и наберу новых, — злобно бормотал Герьёр. — Прилежных и усердных… И лес распоряжусь выкорчевать либо сжечь. Чтобы стало гладкое поле. Тогда ни одна красавица от меня не скроется, ни олень не убежит. А тебя, волчий корм, прикажу запороть, если тотчас не вывезешь меня куда надо! — пригрозил маркиз лошади.

Конь, не понимавший этих слов и привыкший к недовольному тону, преспокойно вышагивал по мхам и слежавшимся листьям, приводя хозяина в ещё большее бешенство.

Около полудня, изрядно попетляв меж деревьями, Герьёр услышал в отдалении голоса. Решив, что наконец нашёл свою стражу, маркиз, пылая гневом, ринулся вперёд. Выскочив на крохотную полянку, он обнаружил четверых мужиков, чинно рассевшихся вокруг тряпицы с разложенными поверх очищенными луковицами, ломтями хлеба и крупно нарезанными кусками жареного мяса. Незнакомцы не болтали, ели неторопливо и сосредоточенно, точно работники на ферме во время обеденного отдыха. По рукам то и дело ходил кожаный бурдюк, в котором плескалось разбавленное вино.

Увидев маркиза, один из мужиков удивлённо поднял брови.

— Виги заснул, что ли? Караульщик хренов… А ты, мил человек, — обратился он к Герьёру хриплым голосом, — иди своей дорогой, не буди лихо.

Лицо маркиза начало наливаться кровью.

— Обращайся к господину как следует, мужлан! Или желаешь отведать плетей?

— У меня господинов отродясь не водилось, — небрежно ответил хриплый. — Моё хозяйство за Паканхаком было, а тамошние земли никому, окромя свободных фермеров вовек не принадлежали.

— Зато здесь мои земли, холоп! — взъярился Герьёр.

— Ну дык, паши и сей, — лениво ухмыльнулся мужик.

Маркиз задохнулся:

— Ах ты… — он хватал воздух ртом, не в силах поверить, что какой-то бродяга позволяет себе так говорить с ним, полновластным владыкой Рейнсвика и его окрестностей. — Да я…

— Что — ты? — мужик с прищуром глянул на Герьёра. Поднявшись, подошёл, упёр грязные руки в бока. — Слышь, путник, добром прошу, езжай, куда ехал, покамест я терпения не потерял. Дай нам с товарищами душой отдохнуть, об жизни помыслить. Мы, знашь, вчера людей встретили, что напомнили нам, кем мы были да чем владели. А опосля пошли эти двое на смерть лютую, будто в трактир. Мы за здравие их пьём и за упокой разом. Не мешайся, исчезни…

У Герьёра задрожали губы:

— Теперь слушай меня ты, грязный висельник! Верно, ты безумен, что осмеливаешься так говорить со мной! Но даже безумие не спасёт от наказания! Я прикажу с тебя живого снять шкуру и сделать из неё попону для осла!

Мужик почесал спутанную бороду, глядя куда-то за спину маркиза. Хмыкнув, сплюнул:

— Ну и баламошный же ты.

— Сдохни, мразь! — рыцарь Алого Орла трясущейся рукой потянул из ножен короткий меч.

Замахнуться не успел — мощный удар поверг маркиза на землю.

— Где таскался, Виги? — с неодобрением поинтересовался хриплый.

— Да брюхо шо-то прихватило, — виновато ответил подоспевший дозорный, опуская дубину. — Пока в кустах сидел, этот просклизнул, шо твой уд в шлюхину дырку… Шо таперича с им делать бум?

Предводитель смерил взглядом силящегося подняться маркиза.

— Поучите уму-разуму, чтоб в иной раз к людя́м не приставал.

— Ты сёдни добрый, — усмехнулся Виги и пнул лежащего грязным стоптанным сапогом.

Оставив снедь и вино, подтянулись прочие разбойники. Окружив стонущего Герьёра, принялись бить так же, как ели: молча, неторопливо, сосредоточенно.

Последним, что увидел маркиз, прежде чем лишиться чувств, было лицо главаря, равнодушно наблюдавшего за происходящим.

22. Звезды

Покинув постоялый двор, к середине следующего дня Айрин и Ук-Мак вышли к небольшой деревеньке. Отыскав корчму, располагавшуюся в тесном домике, пропахшем едой, дымом и по́том, разделились. Принцесса быстро нашла общий язык с хозяйкой, и после коротких переговоров, отправилась с ней в кладовую за сыром и колбасой. Дерел же решил потолкаться среди мужиков, в надежде узнать что-нибудь полезное об окрестностях и драконе.

Немногочисленные местные жители, заглянувшие в корчму в этот час, не горели желанием беседовать с чужаком. Лишь старик, скучавший с полупустой кружкой пива в руках, обрадовался, заполучив слушателя.

На морщинистом, коричневом от постоянного пребывания на солнце лице пожилого фермера, словно у ребёнка отражались мельчайшие оттенки чувств. Рыцарь с изумлением наблюдал, как обида мгновенно сменяется злостью, возмущение огорчением, а удивление радостью, пока старик возбуждённо рассказывал историю разногласий с соседом, возникших из-за объеденной козой смородины.

После козо-смородинного эпоса Ук-Мак узнал о том, что кости по-разному ноют на дождь, на снег, на жару и на ветер. Что барсучий жир не всегда помогает от кашля, а отвар сенны и бузины не помогает вообще. Что с капустной блошкой лучше бороться смесью золы с горчицей — и ещё много всякого, чем Дерел никогда не интересовался.

Решив, что диалог пора заканчивать, покуда у старика не свело судорогой лицо, а у него самого не отсохли уши, рыцарь прервал речь земледельца вопросом невпопад:

— Здесь кто-нибудь продаёт лошадей?

Старик, в этот момент делившийся хитростями ловли окуней, моргнул, соображая.

— Не, ни единой на продажу не осталося! — сказал он, наконец. — Тута убежники из-за Паканхака многажды проходили — сторговали всех! А иных и вовсе умыкнули! Щас тута даже осла не купить…

— Слыхал, дракон где-то буянит? За Паканхаком этим? — закинул удочку Дерел.

Морщины и складки на лице фермера заходили, передавая гамму эмоций, в которой преобладали сомнение и насмешка.

— Сказки, я те грю! Да, помнится, твердили они, как пришибленные: «дракон, дракон… жжёт всё». А на самом-то деле, поди, пограбить набёг кто… Граница тама рядом, а за ей какого тока сброду не шлындрает! Пару деревень спалили, всех всполошили… делов-то… Ан не зря ж грят, что у страха глаза велики — вот и понавыдумали драконов! Околёсина какая… — Покачав головой и хлебнув пива, старик понизил голос: — Вот я те поведаю и впрямь дивную штуку. Намедни свояк мой с западу наезжал, так грил, в тамошних лесах зверь объявился, да престранный! Из себя большущий, сивый, башка, как у коня, лап шесть и все волчьи! Хвост, словно у змеи, а причиндал колючками утыкан, будто ветвь терновая… И ходють слухи, что он тех баб, что мужьям изменяют, хватает ночью и тащит в чащобу, чтоб этим самым делом и наказать!