Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения. Страница 63

— А ты и не должен. Я не хочу, — в моём мозгу вспыхивает предупреждение, словно красный сигнал, подобный тому, что используется на производстве или в механизме, чтобы дать понять персоналу, если что-то идёт не так. Но я слишком слеп или глуп, или и то, и другое вместе, чтобы прислушаться к нему.

— Не должен знать? — оскорблённый и задетый, нелепо спрашиваю я. Мой голос становится всё громче с каждым словом. — А как, позволь спросить, ты в таком случае собираешься быть со мной дальше? Месяц? Год? Всю оставшуюся жизнь? Будешь одеваться и раздеваться под одеялом или запираться в ванной? — всё беззаботное настроение улетучивается в мгновение ока, едва Лив выбирается из кровати, оставляя меня в ней одного, но чёрта с два я на это согласен.

— Где мои штаны и носки?

— Я временно положил их на диван. Но зачем они тебе? Ты же не собираешься уехать? — наблюдая за её перемещениями, спрашиваю я, охваченный внезапным тревожным ожиданием и осознанием того, что, пожелав вернуться домой, она вполне сможет обойтись без меня и моей помощи. Достаточно будет только вызвать такси. — Для тебя это слишком? Мои вопросы? Ты хочешь…

— Мы даже ни разу толком об этом не говорили. Не планировали ребёнка, — её голос такой же громкий, как и мой, когда она останавливается по сторону кровати, вся слабая и измотанная, но выглядящая независимой, что удерживает меня на расстоянии нескольких шагов. — А потом случилось это. И желание перестало быть просто желанием. А теперь ты хочешь увидеть то, во что я превратилась? Это… — Лив показывает на себя и своё тело, — совершенно не то, что ты помнишь или думаешь, что помнишь. И не то, что ты когда-то хотел.

— Не перестало, — качаю головой я, касаясь переносицы трущим и агрессивно-жёстким движением, как почти всегда в минуты болезненного волнения и пребывания на грани. Но мой голос, как никогда, немыслимо твёрд, — думаешь, я больше тебя не хочу? Но это не так. Здесь… внутри всё болит, — мои пальцы сжимаются в злой кулак, еле сдерживающийся от того, чтобы ударить меня самого, и я знаю, что показал бы ей всю силу своей потребности, если бы она позволила и не относилась к себе столь негативно, не воспринимая собственную фигуру, как что-то, вероятно, мне противное и омерзительное. Заставил бы её увидеть то, что думаю и чувствую сам всякий раз, когда смотрю на неё, даже когда пытаюсь загнать эти мысли и ощущения глубоко внутрь себя. Благословение и трепет, что именно она, а не кто-то ещё, мать моего ребёнка. В глубине души я никогда не испытывал бы такого… проникающего блаженства, такой… переполняющей радости… с другой женщиной. — Желание… оно просто обрело другую форму, потеряло свою эфемерность и стало чем-то, что я и ты… мы сможем почувствовать и к чему сможем прикоснуться. Новым человеком, который возьмёт только лучшее от нас двоих.

— Да откуда тебе это знать?

— Это не знание. Это вера. Что мы вырастим кого-то, кем сможем гордиться. А я даже не могу ощутить эту жизнь внутри тебя. Думаешь, я хочу, чтобы ты разделась, из низменных соображений? Чтобы заставить тебя ощущать дискомфорт? — наверняка я уже принуждаю её его испытывать, но как быть с моими чувствами и эмоциями? С тем внушительным сроком, в течение которого я приобрёл обыкновение и пагубную для меня привычку их скрывать? — Нет, я просто желаю быть как все те отцы, которые могут поцеловать своего ребёнка, даже не видя его, задолго до настоящей встречи. Я хочу взять тебя за руку и пройтись с тобой так хотя бы здесь, где мы можем затеряться. Я могу это сделать? Например, если мы пойдём к океану?

***

День проходит спокойно и неторопливо. Наверное, кто-то скажет, что так не бывает. Что предательство, боль и злость всегда напоминают о себе и уж тем более никогда не забываются в течение каких-то суток. Даже когда тебе становится хорошо рядом с тем же человеком, которому ты обязан самым большим своим страданием, и ты начинаешь думать, что плохих вещей и вовсе не существовало. Возможно, они, и правда, не исчезают, но я стараюсь не допускать мрачных мыслей. Отгонять их по мере возможности. Хотя это и не даётся мне легко. Например, поддерживать диалог часто за двоих в наполовину заполненном ресторане.

— Знаешь, послезавтра начнётся голосование по определению тех, кто сыграет в матче всех звёзд, — я завожу разговор о ежегодной показательной баскетбольной игре. Она состоится шестнадцатого февраля будущего года вскоре после выбора капитанов команд и общего списка игроков в ходе волеизъявления болельщиков, журналистов и нас, тех, кто регулярно выходит на паркет, тоже, — Джейсон наверняка говорил об этом.

— Да, говорил. Хотя скорее упоминал вскользь, — смотря на меня, Лив держит вилку зажатой среди пальцев левой руки и прислонённой к тарелке, не поднося кусочек белой рыбы ко рту. Правая же рука скрывается от меня под льняной белой скатертью. — Ему трудно свыкнуться с тем, что, как тренер, в этот раз он не сможет возглавить ни одну из команд.

— Но он ведь так и так бы не смог. Нельзя быть тренером два года подряд. Это запрещено правилами.

Первый и последний раз Джейсон был тренером на матче всех звёзд прошлого сезона, и уже один этот факт не позволил бы ему удостоиться подобной чести снова так скоро. Так ещё и тот год для Лейкерс стал самым провальным и неудачным за последние лет пять или шесть. С шестьюдесятью пятью поражениями мой на тот момент бывший клуб даже не смог продвинуться дальше регулярного чемпионата. Я с Никс, впрочем, тоже не преуспел, но наша статистика была всё-таки чуточку да лучше. Хотя и это не позволило владельцам нью-йоркской команды посчитать, что затраты в меня себя оправдали, и захотеть продлить контракт.

— И отец это знает. Но ему… У него сейчас довольно трудное время. Пожалуй, ему было бы проще, если бы он оказался не у дел именно из-за этого пункта, а не потому, что в предыдущем сезоне возглавляемая им команда была ужасна и даже не прошла в плей-офф. Тренерами ведь…

— …становятся те, чьи команды имеют самый большой процент побед в своей конференции, исходя из статистики по состоянию на февраль прошлого сезона.

— Это я и хотела сказать.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, теперь не способный не думать о том, что могло означать не оставшееся мною незамеченным движение, когда Лив пару минут назад убрала руку с поверхности стола. Лишь сейчас она возвращает её в поле моего зрения, сжимая ладонь вокруг стакана с водой в жесте, подозрительно сильно напоминающем мне нервозный.

— Да. Хотя, наверное, не совсем. Просто я ужасная дочь, Дерек. Ты был нужен моему отцу, такой перспективный, преуспевающий и способный вытаскивать игру из самого болота.

— Но не всегда.

— А я забрала тебя у него, — Лив словно не слышит моих слов, которые должны были бы её перебить, и просто продолжает говорить, — разрушила то, что вы оба создавали на протяжении двух лет с тех пор, как одновременно стали частью команды, — мы с её отцом действительно оказались в Лейкерс в один и тот же год, это было в две тысячи шестнадцатом, так что я знаю Джейсона на год дольше Лив. Удивительно, но у нас с ним никогда не возникало проблем с моим неповиновением, его тиранией или чем-то подобным. Мне неоднократно случалось наблюдать, как Тимоти и Митчелл не всегда делали то, что им велели, но я просто верил тому, кто направлял нас и желал побед не меньше нашего, слушал его и хотел достигнуть успеха. Оправдать возложенные на меня надежды, и чтобы никто, едва войдя в состав, не вылетел из команды. Учитывая то, что команда по большей части продолжила состоять из уже давно находившихся в ней игроков, и это нам в первую очередь требовалось находить с ними контакт, на протяжении двух моих первых сезонов в профессиональном спорте все вместе мы были сильны и выглядели довольно перспективно. До тех пор, пока я не ушёл. Вот что, вероятно, реально могло выбить Джейсон из колеи. — Всё работало, как часы. Ты и другие парни, и то понимание между главным тренером и игроком, что с первых дней сложилось конкретно между вами. Но потом я решила, что устала и от танцевальных кастингов, и от съёмок в рекламе, пусть они и приносили мне деньги, что мне недостаточно видеть своего отца лишь дома, что будет неплохо сменить обстановку, а тут как раз новый набор в группу поддержки. Почему бы, спрашивается, и не попробовать, особенно если втайне мне всегда этого хотелось? И вот так ты впоследствии и оказался далеко от дома и от всего, что тебе дорого. Всё это из-за меня. И, если смотреть со стороны, всё было зря. Я словно увела тебя из семьи, но не заменила её собой.