Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения. Страница 74

— Всё в порядке?

— Да. Да, думаю, да, — сев, я свешиваю ноги с кровати и чувствую зарождающийся в голове глубокий мыслительный процесс, когда отодвигаю одно на двоих одеяло прочь. — Это просто Лилиан. Она сейчас с Тимоти и хочет встретиться. У неё есть какой-то подарок.

— А ты не сильно хочешь?

Я слышу, как Лив садится за моей спиной, становясь ощутимо ближе во многих смыслах. Наполненное лаской прикосновение к обнажённому плечу лишь напоминает мне о том, что я не знаю, что отвечать. Формально в этом более нет нужды, я дал Лилиан слово, забирать которое будет неправильно и трудно, но здесь и сейчас я могу быть более откровенным, чем в недавнем разговоре.

— Я хочу. Просто вдруг ты не хочешь, а я уже согласился?

— Послушай, я в состоянии ответить на пару-тройку вопросов твоей сестры и провести в её обществе полтора-два часа. Если всё дело только в этом. А не в Тимоти. Вы друзья. Что бы ни было, это не может быть сложнее, чем со мной. Тебе ведь не из-за чего хотеть молчать рядом с ним? — очередное перемещение и шорох постельного белья заставляют меня обнаружить физический контакт полуобнажённого левого бедра с моей правой ногой, за исключением ступни полностью скрытой штаниной. Рука дотрагивается до моей коленки, а после взволнованное лицо в обрамлении слегка спутанных после сна волос переключает всё моё внимание на себя. — У тебя же нет причин желать мести, как это было у нас, и ради достижения цели использовать буквально всё, что приходит на ум.

— Лив.

— Мы оба взрослые люди. Ты не должен этого отрицать. Мы можем выехать минут через сорок.

— Но не раньше, чем мы поедим. Каша и фрукты подойдут?

— Я думаю, что не хочу кашу. Фруктов будет вполне достаточно.

— Это слишком мало, — возражаю я, мысленно прикидывая время и то, как скоро мы действительно сможем поесть в ресторане, если не перекусим что-нибудь сейчас, и понимая, что это не вариант. К тому моменту Лив точно станет голодная, и ребёнок вместе с ней, а ей нужно питаться регулярно и плотно. За двоих. Не только за себя. Здесь нужно что-то существенное и конкретное.

— Я поем творог, ладно? Так будет достаточно?

Это явный компромисс, обозначающий желание, намерение и способность договариваться. Ответом становится мой безмолвный кивок, и я спускаюсь на кухню, лишь дождавшись, пока Лив скроется в ванной комнате, и там включится вода. Мне, полагаю, непросто, но я стараюсь обеспечить личное пространство, не будучи вечным надсмотрщиком, будто мы в тюрьме. Я привожу себя в порядок на первом этаже в другой ванной, после чего ставлю на стол всё необходимое и жду, когда закипит чайник.

Лив входит уже одетая в джинсовый комбинезон поверх белой кофты с круглым вырезом чуть ниже шеи и длинными рукавами, такая светлая, воздушная и словно эфемерная, значительно более естественная, чем обычно. Я не сразу понимаю, с чем это связано, пока, садясь напротив, не присматриваюсь к её лицу и не обнаруживаю, что за исключением потемневших ресниц она совершенно не накрашена. Признаться, так она выглядит моей гораздо больше. Это, наверное, странно и абсурдно, учитывая, что на площадке девушкам всегда полагается появляться с ярким макияжем, и именно в таком виде я и увидел свою тогда будущую жену впервые, но…

— Ты не стала сильно краситься?

— Нет.

— А этот комбинезон… Тебе в нём удобно?

— Это родители подарили незадолго до Рождества. Я ещё никуда его не надевала. Сегодня первый раз. Но ощущается комфортно. Я как-то не так отрегулировала лямки?

Лив отвлекается от своего творога, оставляя ложку внутри небольшой глубокой тарелки, и, опустив глаза вниз, ощупывает верхнюю часть одежды. В этот самый миг я начинаю ощущать что-то вроде слёз в глазах и пытаюсь запить их внушительным глотком чая, но это не приносит ровным счётом никаких плодов, на которые я втайне возлагал некоторые надежды. Чувство лишь усиливается, разрастается в груди и увеличивается, и я…

— Нет, твои лямки в полном порядке.

— Тогда отчего у тебя такой странный взгляд? Словно какая-то пелена внутри.

Чем дальше, тем голос становится всё более взволнованным, и от этого мне делается настолько не по себе, будто у меня вот-вот случится сердечный приступ от осознания собственной значимости. Но этот внутренний кризис проходит столь же стремительно, как вообще начался, едва мои глаза находят глаза Лив, излучающие тревожность, но одновременно и успокоение, в котором я сейчас так нуждаюсь.

— Просто я люблю тебя, вот и всё.

— Нет, — вдруг качает головой она, что вызывает в сердце непонимание, пронзающее грудь, словно выстрел. — Нет, ты любишь не меня.

— О чём ты говоришь?

— Ты любишь нас, — и вот так, слыша эти визуально так легко и просто давшиеся ей слова, я, пожалуй, лишь теперь действительно осознаю, что отныне это не только Лив. Что это ещё и ребёнок. Наш ребёнок. Наш сын. Тот, кого я тоже люблю.

— Ты и не представляешь, как сильно.

Глава тридцать первая

— Ты ведь не сердишься на меня, так?

Я отвлекаюсь от общения с Сэмом, сидящим от меня по левую руку, когда на соседний мягкий стул усаживается Лилиан. Но я продолжаю держать в голове то, о чём мы говорили, а именно экспресс обсуждение нашей тактики в ближайших двух играх с Финикс Санз и Пеликанами из Нового Орлеана соответственно.

— Если ты хочешь что-то сказать, просто сделай это, ладно? — вопросом на вопросом отвечаю сестре я, делая глоток из высокого прозрачного стакана и осматривая отдельный зал в ресторане, в котором она встретила и меня вместе с Тимоти с той лишь разницей, что они были не вдвоём. Пару часов назад, едва войдя, я увидел не только Лилиан и близкого друга, но и Митчелла со всеми остальными парнями, буквально всеми без исключения.

Они просто находились здесь и просто в слегка неловких и стеснительных выражениях подарили нам с Лив коляску. Наверное, я бы разозлился, напрягся, посчитал это насмешкой, если бы не растрогался из-за очевидной искренности, лишённой какого-либо умысла и притворства, одновременно почувствовав словно сдерживающее мои эмоции прикосновение к руке. Меня избавили от пафосных речей и красивых фраз, кто-то просто сказал нечто вроде «давайте уже наконец поедим», когда моё молчание слегка затянулось. Лив же не произнесла ни слова, но с помощью физического контакта будто вслух сказала мне прислушаться, успокоиться и перестать быть словно не родным. И вот теперь я, кажется, вновь чувствую себя частью команды, частью единого целого, но при всём желании не могу сказать, что это совершенно ничем не омрачено. Мне вроде как несколько неприятно от того, что меня словно заманили в ловушку и сделали это не без участия третьего лица.

— Мы оба знаем, что иначе ты бы просто не приехал. Я только из-за этого…

— Решила, что обмануть меня будет замечательной идеей?

— Не обмануть, Дерек, а кое о чём умолчать.

— Всего-то о присутствии ещё десятка человек.

— Не похоже, что ты несчастен. Я тебя знаю. Будь ты действительно не в духе, ты бы даже не сел за этот стол. Просто развернулся бы и уехал. Но раз ты по-прежнему здесь, я делаю вывод, что тебе нравится это примирение.

— Я ни с кем не ссорился, — я понижаю голос, ведь мне не хочется, чтобы кто-то услышал наш разговор и вдруг расценил его неправильно. Спору нет, я, и правда, рад, что нахожусь среди этих людей. Пусть меня и вытащили не совсем честным образом, вряд ли это увенчалось бы успехом при любом другом стечении обстоятельств и хоть немного иному подходу к делу.

— Ты же понимаешь, о чём я.

— Да, понимаю, — безоговорочно соглашаюсь я. Со мной может быть и бывает тяжело. Редко и, возможно, даже чаще, чем просто иногда. Вот чем периодически заканчиваются мои погружения в собственные мысли. Осознанием, что трудностей внутри меня хоть отбавляй. Да и вокруг, пожалуй, тоже. — Я не должен принимать какие-то вещи близко к сердцу. В том смысле, что мне ведь, наверное, не стоит так цепляться за идею, что вот теперь я уж точно проведу всю оставшуюся карьеру в Лейкерс. Но даже если так, многие эти парни вообще уйдут из спорта раньше меня, потому что банально старше. Думать, что мы все так и будем одной командой следующие лет десять или больше, просто глупо, но я так сроднился с ними. В том числе и поэтому мне было не по себе от этого разобщения. Не представляю, как буду говорить кому-то «прощай». Тогда я ушёл без этих слов не только из-за собственной импульсивности и желания быть с конкретной женщиной. Просто это не по мне. Когда какая-то часть твоей жизни словно подходит к концу. В такие моменты я не чувствую, что всё встанет на свои места хоть когда-нибудь.