Если бы (СИ) - Фокс Оксана. Страница 13

Как слепец, невидяще поднесла к глазам кулак с зажатой страницей с чёрной полосой. Внутри всколыхнулось и поднялось, что-то прогорклое ... Лина развернулась на каблуках, толкнула дверь уборной. Переломив пополам, её вывернуло наизнанку над унитазом.

"На дорогах Москвы, гололедица..."

Голос диктора звучал невнятно и монотонно, словно за стеной соседей...

Нащупав пульт, Лина нажала кнопку. Секунды гремели, солировали в тишине, разбивались о мозг, неумолимо по капле складывались в часы. Серость незаметно вползала в окно, растекалась по комнате, обесцвечивала предметы. Цвет имели только убегающие с экрана телефона цифры: тошнотворно-жёлтые как несвежий суп. Она следила за ними, не мигая, получая нездоровое удовлетворение проводить по запястью металлической линейкой. Ровная царапина доставалась каждой ускользающей минуте.

Лина вытерла глаза рукавом, отодвинула телефон, больше не видя смысл в мутно-жёлтом, налитом пятне. Серость заполнила углы, забилась в щели, коснулась пальцев на краю швейной машинки, легла холодной испариной на кожу. Вжавшись в толстовку, Лина откинулась на спинку и слилась с комнатой, считая монотонно убегающее тиканье сердца.

Должно быть, задремала...

Немая темнота накрыла с головой. Протянув дрожащую руку, Лина нащупала кнопку настольной лампы и зажмурилась от яркой вспышки. Поставив локти на стол, подпёрла щеки кулаками, вгляделась в потемневшую от времени когда-то белоснежную карточку.

Четыре года. Три месяца. Двадцать четыре дня. Наваждение улыбалось монитором сквозь десятки тысяч километров. Огромное расстояние… и всего лишь математическая единица, никчёмная абстракция для хриплого голоса, все слова которого знаешь наизусть.

Лина погладила пальцем мятые уголки визитки, редко позволяя касаться их, смотреть на неё: она опустошала, оставляла подавленной неделями в убийственной попытке отыскать выход.

«…Дорога к мечте вымощена жертвами. Вы готовы отдать за неё все?»

Готова? Нет… Она не придёт. Новицкий зря прождёт вечер. До потемнения в глазах, Лина сдавила кулаками виски.

Четыре года. Три месяца. Двадцать четыре дня. Росла под сердцем, словно не рождённое дитя – химера, заставляла биться над неправильными глаголами, засыпать над учебниками, хвататься за всё, только не остаться с ней наедине и... не сдаться.

Лина сглотнула тошнотворную сладость, вспомнив желейные влажные пальцы. Александр Васильевич умный человек, великолепно разбирается в людях: безошибочно определил жертву, будто надпись выгравирована у неё на лбу.

Взгляд остановился на истекающих минутах. Как быстро…

Она уронила лицо в ладони, закрыла глаза больше не в силах смотреть на буквы, складывающие мужское имя. Постанывая, замотала головой в бессмысленной попытке отрицания. Она знала – знала, ещё в пропахшем дешёвыми сигаретами кабинете, что не напишет Натали, не позвонит маме, и не пойдёт с заявлением в деканат. Она придёт по адресу в углу измятой бумаги.

Готова?

Лина подняла лицо, нашла взглядом цифры. Время сомнений истекло: её ждёт Новицкий. Телефон лишь на мгновение дрогнул в руке. Крепче обхватив горящий в ладонях металл, она набрала номер такси, чётко выговорив диспетчеру адрес. Горло сжал новый спазм. Пулей мчась к унитазу, Лина мечтала об одном: если снова стошнит, то пусть это будет у Александра Викторовича Новицкого. И пустой измученный желудок свело конвульсией, вывернув желчью.

Глава 9

– Так и сказала: «Милый, плевала на твой коэффициент развития и прочую чушь, но тридцать шесть кредитов за полтора года обучения гораздо выгоднее, чем тянуть лямку два года. Кроме того, историю искусств лучше добирать кредитами по искусствоведению, что намного эффективнее при сдаче теста». Видела бы ты как вытаращился этот ботан! – засмеялась Марго и вопросительно взглянула:

– Согласна?

Лина кивнула, прибавляя звук в наушниках.

Самолёт вылетел из Шереметьево полчаса назад, впереди двадцать часов полёта, две стыковки и соседка Маргарита Букреева...

Стюардесса, с улыбкой накрахмаленной как воротник блузки, попросила опустить столик, протянула обеденные коробки. Марго разложила на коленях салфетку и завозилась с пластиковыми приборами. Лина уступила свою порцию парню слева, который замечательно молчал за книгой.

Едва бортпроводники переместили тележку, Лина поднялась, протиснулась меж сидениями и поплелась по салону. Запахи курицы с картошкой и скрип сминаемой фольги преследовали до туалета.

Освежив лицо холодной водой, она прижала лоб к зеркалу. Медленно и размеренно дышала. Когда в дверь настойчиво постучали, Лина открыла глаза. Минуту не реагировала, потом оттолкнулась от раковины.

– Сейчас!

Занимая место, она выдохнула: соседи расправились с обедом и допивали мутную жидкость под названием «кофе».

– Уже знаешь куда поселили? – искоса разглядывая профиль, поинтересовалась Марго.

– Я снимаю квартиру, – Лина пристально следила, как мигающий самолётик оставляет пунктирный след в экране подголовника.

–Здорово! Предки платят?

– Угу.

– Круто! Повезло... – Марго стряхнула крошки с сарафана, – а я буду в Северном Кампусе, в Уиллоуби. Надеюсь, хоть афроамериканок не подселят. У меня подруга из медицинского знает, как с ними жить. В общаге полно студенток из Дели, говорит: таскают вещи и водят странных мужиков.

– Индуски.

– Что?

– Они индуски, а не афроамериканки.

– А по мне, все одинаковые, – фыркнула Марго. – А ты, что-то наоборот совсем белая. Я ещё на регистрации заметила. У тебя случайно не аэрофобия?

– Угу.

– А как проявляется?

– По-разному.

– И тошнит бывает?

– Бывает.

Сквозь стекла очков Марго изучала её, словно насекомое. На гладком лице, как на странице комикса в диалоговом пузыре, огромными буквами читалась брезгливость.

– Ты чересчур худая. Сидишь на диете?

Упираясь лбом в спинку переднего кресла, Лина сжала подлокотники.

– Я вот что скажу, не стоит тебе дальше худеть. В этом нет ничего красивого. Полистай например "Космо" или "Вог", сама увидишь анорексичные модели давно не в тренде.

Взгляд соседки царапнул ключицы в вырезе футболки, острые колени некрасиво торчащие в джинсах. Лина стиснула обгрызенными ногтями металл, подавив желание скрестить на впалой грудной клетке синевато-прозрачные, как тушка дохлой курицы, руки.

– Э-ээ… подруга, а тебя случайно не стошнит прямо сейчас? – испугалась Марго.

Парень в кепке оторвался от книги.

– Возможно.

Насколько позволяла теснота кресел, соседи отодвинулись, повернулись в разные стороны. Лина врубила звук в наушниках на максимум и закрыла глаза.

Месяц.

Целый месяц маминых стенаний по поводу здоровья. Врачи, анализы. И снова врачи, которые расшифровывали анализы. Лина проходила десятки обследований. Молча исполняла предписание эскулапов. Днями слушала выдержки из докладов и диссертаций о пищевых отравлениях, правильном питании и необходимости беречь желудок смолоду. А по вечерам старалась не замечать мамины слезы и бегающий взгляд Александра Петровича, глядящего куда угодно только не на падчерицу.

Лина не собиралась обсуждать это с Букреевой.

Опустив спинку кресла, она притворилась спящей, надеясь, что её оставили в покое до конца полёта. Можно только благодарить Новицкого за лишение места в студенческом общежитии, как за очередное проявление его хвалёной гуманности.

В пропитанной стариками утилитарной "сталинке" в центре Москвы, её тошнило безостановочно, едва Новицкий, облачённый в бордовый шёлковый халат, распахнул дверь. Она умудрилась испортить ему не только вечер, но и антикварный ковёр, привезённый из Бельгии.

Что ж, есть три недели найти работу и жильё.

Не нарушив мерного дыхания, Лина выбросила Новицкого и всё с ним связанное из головы. И пообещала себе, навсегда забыть тошнотворный день и пять тошнотворных месяцев, очистивших организм на годы вперёд.