Мотылёк над жемчужным пламенем (СИ) - Прай Кэрри. Страница 2

– Познакомьтесь, это Витя Звягин. Он будет учиться с вами, – смягчившись, говорит Мария Анатольевна. – Очень надеюсь на ваше гостеприимство.

Класс утихает. Все мы смотрим на дверной проем – там никого.

– Витя? – недоумевает учитель, и тогда черный ботинок касается порога.

Новичок неохотно передвигает ногами, но так и не доходит до учительского стола, он останавливается. Даже на фоне аспидно-серой доски он выделяется черным пятном. А его руки, они белоснежные. Ненормально красивые.

Кто начинает шептаться, кто-то оценивать его обувь, кто-то возвращается в телефонную игру, а я перестаю улыбаться. Кому только в голову взбрело перевестись в выпускном классе, да в середине года?

– Думаю, программа не сильно разнится, – говорит Мария Анатольевна. – На чем вы остановились в прошлой школе? Тропы? Синтаксис?

Звягин Витя смотрит в пол. Молчит. Я не вижу его лица, потому что он спрятался его под плотным черным капюшоном. Он прячет себя сознательно, отчего разжигает во мне большее любопытство. Его губы сложены в тонкую полоску. Он не здесь. Не с нами. Но где? Там интересно?

– Две серебряные по математике? – вслух удивляется классная, держа в руках характеристику парня. – Похвально. Ты будешь первым и единственным медалистом класса. Олимпиада региональная?

Он молчит. Смотрит в пол и молчит. Мне жутко хочется узнать цвет его глаз. Какой он? Агатовый? Кофейный? Янтарь?

Его игнор бьет обухом по самолюбию Марии.

– Не потерплю головных уборов в своем присутствии, – замечает она. – Можно попросить тебя?

– Я здесь гость, не нужно петиций, – неожиданно отвечает парень и нервно срывает капюшон. Поднимает светловолосую голову. Смотрит сквозь. Редко дышит.

Льдинки. Его глаза – мутные льдинки.

Стало холодно. Я поежилась, но продолжала пялиться на немногословного новичка. Меня не интересовала его личность, только образ. Загадочный, отрешенный, даже болезненный, но невероятно увлекательный. В чем его секрет? Хандра? Казалось, будто сама депрессия поцеловала его, оставив эстетичный след. Этот парень поистине восхитительный предмет вдохновения.

– Можешь выбрать любое свободное место, Виктор, – предлагает учитель и новичок осматривается.

Сердце дернулось в груди. Нижняя губа заныла в зубах. Захотелось покурить. Что он выберет? Кого он выберет?

– Ну же, Витя, не робей, - подбадривает его Мария, и получает гневный взор в ответ.

Третий ряд, пятая парта. Третий ряд, пятая парта. Третий ряд, пятая парта. Ну почему он выбрал первый? «Камчатка» – верное решение, но почему первый? Почему?

Новичок бросает портфель на стул. Садится. Скрещивает пальцы. Утыкается губами в костяшки. Редко дышит. Почему ты выбрал первый, парень? Почему?

– Записываем тему урока и выполняем первое задание самостоятельно.

Послышались усталые вздохи. Зашелестели страницы. Ребята нависли над своими тетрадями, кто-то лег спать. Витя не шевельнулся. Я тоже.

– Кто будет готов ответить, прошу к доске.

Почему ты выбрал первый? Я хочу услышать твой запах. Какой он? Сладкий? Горький? Больничный? Можно описать тебя в стихах?

– Сысоев! – кричит учитель, отчего я вздрагиваю. – Немедленно убери свой завтрак с пола или это сделает директор!

Под хохот учеников Сысоев подбирает ломти хлеба и бросает их в мусорку. Тем временем я выдыхаю и мысленно благодарю учителя за то, что выдернула меня из наркотического транса. Я на секунды стала одержимой.

– Разговоры! – предупредительно кричит Мария. – Всем за работу!

Во мне бурлят эмоции. Голова наполнена розовым туманом. Все еще подумываю о сигарете, хотя никогда не курила. До краев переполненная эмоциями, я тянусь к блокноту и пытаюсь записать четверостишье. Пишу и тут же зачеркиваю. Кусаю губы. Пишу и зачеркиваю. В голове буря ассоциаций, тысячи слов вертятся на языке, но я не могу определится и снова зачеркиваю.

Большая часть урока пролетает незаметно.

– И так, кто-нибудь готов ответить? – все голоса отошли на второй план. Я будто бы в банке. На лбу выступают испарины. Сейчас мне легче раскрасить фотобумагу флитчарт-фломастером, чем написать одно слово. Одно гребаное слово…

– Я не слышу. Никто? Значит, пойдем по журналу…

– Тарасова хочет, Мария Анатольевна. Не нужно по журналу.

– Тарасова?

С мучением вывожу две первые строчки, но снова спотыкаюсь. Держу карандаш над заглавной буквой, практически вдавливаю его в бумагу.

– Тарасова!

Ломаю стержень.

– Что? – поднимаю голову и удивленно моргаю. Глаза режет яркий свет, будто я выбралась из подземелья. На меня обрушаются взгляды всего класса. Он тоже смотрит. Смотрит так, что я невольно чувствую себя виноватой. Но за что?

– Тарасова, ты произвела разбор предложения? – с вымогающей интонацией спрашивает Мария Анатольевна. – Ну? – учитель буквально берет меня за глотку.

Откашлявшись, я начинаю хвататься за тетради и листать учебник; точилка и ластик падают на пол; ладони становятся влажными; меня лихорадит. Он видит это.

– У тебя все в порядке, Варя? – недоумевает учитель.

– Да… все хорошо.

Мне помогает Светка Верещагина, что сидит впереди, она хватает мой блокнот и язвительно читает:

– Ты как мираж в снегах зыбучих, как пламя ледяной свечи… Что за дерьмо?

Класс заливается гоготом, а я заливаюсь краской. Учитель округляет глаза, а он их отводит. Сгорая от стыда, я вырываю блокнот из рук мерзавки и возвращаюсь на место. А в действительности мне хочется вернуться во вчера, заболеть ангиной или отравиться и пропустить неделю школы.

– Может быть новенький хочет ответить? – интересуется Мария, в попытке избавить меня от излишнего внимания.

Часть одноклассников оборачивается к Звягину.

– Разве по мне видно, что я этого хочу? – практически рычит он.

– Мне трудно догадаться, чего вы хотите, молодой человек, – фыркает учитель.

– А ты хочешь? – бросает он и еле заметно улыбается. – Хочешь, чтобы я тебе ответил? – звучит двусмысленно и крайне дерзко.

– Прости? – краснеет учитель.

– Я прощаю тебя, если ты этого хочешь.

– Ууу, – хором запел класс.

Я не верю собственным ушам, но благодарю судьбу, что так молниеносно мой позор перестает быть сенсацией. Грубость Звягина слишком откровенная и ничем не обоснованная, отчего я смею предположить, что это некая подмога.

– Я хочу, чтобы ты не забывался! – взрывается Мария. Она безостановочно прочищает горло и держится за пуговку воротника. Нервничает. Последний раз так неуважительно с ней общался только бывший муж.

– Как скажешь, милая, – Звягин касается пальцами бледных губ и шлет воздушный поцелуй. – Тебя я точно не забуду, – подмигивает.

Парни открывают рты от удивления. Девчонки смущенно хихикают. Я же проглатываю ревностный ком и пытаюсь избавиться от горького послевкусия. Почему мне не все равно? Откуда этот эгоизм?

– Понимаю, – криво улыбается Мария, смотря на парня с высока. – Ты – новенький, тебе нужно выпендриться перед классом. Показать себя красивого, верно? – она говорит так, будто пьяна. – Только на меня это не действует. К следующему уроку я спрошу с тебя по полной, и даже не надейся на снисхождения, медалист ты хренов.

Ученики не устают охать. Мария кривится, а Витя улыбается. Очевидно, ее ответ его удовлетворил. Но зачем он это делает? Зачем играет на чувствах?

Звенит звонок, и новичок первый подрывается с места, но учитель просит его задержаться. Я торопливо скидываю вещи в рюкзак, сквозь толпу пробираюсь к выходу, но торможу у порога и прислушиваюсь.

– Поверь, Витя, так будет лучше.

– Мне это не нужно.

– Прекрати вредничать. Сейчас все решим. Эй, ребята, кто поможет Вите адаптироваться и собрать…

– К черту это все!

– Я помогу! – на обороте выкрикиваю я и врезаюсь в грудь, намеревавшегося уйти, новичка, а в меня врезается раздражительный взгляд.

Эти глаза обещают проблемы. Много проблем.

– Ты? – усмехается он. – Затравленная стихоплётка предлагает мне помощь?