Мотылёк над жемчужным пламенем (СИ) - Прай Кэрри. Страница 4

Сжав деньги окровавленной рукой, я направился навестить Геру. Он будет удивлен видеть меня снова. А я буду бесконечно рад.

– Псих! – убегая, кинули трусишки, но меня это уже не волновало.

На секунду я представил их на плакате «Ничтожная жизнь», и вышло потрясно.

Мне хорошо. Меня практически ничего не бесит.

Открыв входную дверь, я почувствовал сбивающий с ног аромат. Воняло водкой и папиросами. По всей видимости, отец получил пенсию и с честью это отметил.

За многие годы я усвоил одну жестокую истину. Чтобы быть сыном алкоголика и наркоманки достаточно всего лишь родиться. Уйма вещей делает человека уязвимым: деньги, особенно легкие, водка, наркотики, но не всегда это дети.

Стать таким, каким я стал, было бы ничтожно мало шансов, если бы меня заставляли делать уроки и не позволяли шататься по улицам с утра до ночи. Мой мозг не был бы таким извращенным, если бы мне давали читать книги или покупали развивающие игры. Я бы мог стать космонавтом, мог стать поваром или знаменитым хирургом, но я тот, кем стал. Бесполезным и озлобленным.

– Витька, дуй сюда, сволочь, – прокряхтел отец из кухни. – Признавайся, это ты мои деньги спер, засранец.

Скидываю кроссовки и бросаю портфель на пол. Полегчало. Неохотно волочусь на кухню и наблюдаю уже въевшеюся в память картину: отец, подпирающий голову татуированным кулаком, и пустая бутылка водки, подпирающая его шаткую жизнь.

– Гони сюда мои деньги, тварь! – рычит алкаш, смотря в одну точку.

Во мне не вспыхивает ни одной эмоции. Сейчас я скуп на злость.

– Денежки? – повторяю я, расстегнув молнию мастерки.

– Да! Денежки! – рявкает он. – Сюда их! На стол! Быстро!

– Хорошо, хорошо.

Медленно прорабатываю шею и подхожу к скрючившейся фигуре. Смотрю. Думаю. Вздыхаю. Хватаюсь за бутылку и замахиваюсь.

Отец тут же валиться на пол и утыкается лбом в мои ноги.

– Не надо, сынок! Прошу! Черт попутал!

Я равнодушно пожимаю плечами.

– Ну если ты просишь…

Возвращаю бутылку на стол, отпихиваю ничтожество и направляюсь в свою комнату. Закрываюсь. Включаю магнитофон и падаю на кровать. На потолке висит старинный плакат группы Queen [1], молодой Freddie Mercury [2] улыбается мне, а я улыбаюсь ему. Я так редко улыбаюсь, поэтому скулы немного побаливают.

Льется смерть в открытый рот… Кто тебе сказал, что здесь никто не умрет? И если я скажу, то я совру.

Парам-пам-паба-уууу... [3]

Я принял необходимое успокоение, мне стало хорошо, а все другое отошло на второй план. Да какой там на второй? Вообще перестало существовать. Я пялился на плакат и уже не видел там образы рок-исполнителей. На картинке и в моем просветленном мозгу порхали белоснежные мотыльки, тепло разливалось по венам, а нежный голос мамы шептал на ухо, что все замечательно.

«А ведь действительно, – радостно думал я. – Да, у меня есть секрет. Сумасшедший секрет. Я сам немного сумасшедший, но кому какая разница? Идите к черту, лицемерные людишки, что так любят укорительно мотать головкой! Вам нужно было спасать меня раньше, перерезать трубы обторканной мамаше еще до роддома, травить меня таблетками, когда я был в утробе, а сейчас уже поздно».

За моей спиной семнадцать лет бессмысленной жизни. Я не гонял футбол на спортплощадке, не переводил бабушек через дорогу, даже кино не смотрел, потому что был заложником двухкомнатного, наполненного всяким отребьем, притона. Я хотел повеситься на бельевой веревке, но лишь вывешивал на нее самостоятельно постиранное белье, так как мать не думала меня переодевать, а заношенная одежда жутко раздражала кожу. В такие моменты я часто задумывался о бомжах, у которых вообще нет возможности взяться за мыло и прекращал жаловаться.

Лет так в восемь мать перестала давать таблетки, которые предназначались мне при рождении. Она тупо пропивала деньги и пропускала квоты. Мне становилось хуже внутренне. Я выглядел хуже внешне. Я был похож на заморённого червя в майке. Такой жалкий, но по-своему счастливый.

Перед маленьким зеркалом в ванне, я с любопытством наблюдал за кровоточившими деснами, сплевывал кровь в треснутый «тюльпан» и улыбался рыжими зубами, но не понимал всей дурноты ситуации. Я жрал снег, когда хотелось пить, и не понимал всю дурноту ситуации. Я со смехом кашлял после очередной сигаретной затяжки, что предлагали мне дружки мамы, и не понимал всю дурноту ситуации. Вместо алфавита я заучивал матерные фразочки, которые смог подслушать. Я завтракал сухой лапшой и любил отдирать полоски обоев, а порой жевал их. Меня не допускали к ровесникам, не разрешали приближаться к другим детям, не показывали солнечного света, а не понимал всю дурноту ситуации.

Всякий раз, когда гости покидали наш дом, мама ползла на корточках до ванны и просила умыть ее, я невольно шел за ней, хотя ненавидел эту процедуру. В эти моменты она была не моей мамой. То существо, что временами овладевало ей, говорило максимально нежно:

– Витюша, милый, маме плохо. Помой мне голову, дружок.

Я не мог отказать ей, потому что любил. Тогда я еще был способен на подобную слабость. Мне приходилось мылить блондинистые волосы мамы, пока та закатывала глаза от удовольствия и пускала пену изо рта.

Я любил маму. Любил до тех пор, пока не понял что со мной. К тому времени я уже учился в пятом классе частной школы. Частной, потому что там учились такие же уроды, как и я. Моя любовь закончилась мгновенно, по щелчку пальца. В тот день она попросила умыть ее и нагреть воду в ванной…

Ты хочешь знать, Сколько крови на мне? Достаточно, чтобы вечно гореть В огне мне, безумному гаду, Живи, дура, и будь себе рада.

Но почему эта девчонка так смотрела на меня? Почему так смотрела?

Парам-пам-паба-уууу...

----------------------------------------------------

[1]: Британский рок-группа, добившаяся широчайшей известности в середине 1970-х годов, и одна из наиболее успешных групп в истории рок-музыки.

[2]: Британский певец парсийского происхождения, автор песен, вокалист рок-группы Queen. В 1991-ом году умер от СПИДа.

[3]: Текст песни Глеба Самойлова – «Любовь – это бред».

Глава #3. Варя

Недавно в одном женском журнале я прочитала, для того чтобы перестать себя стесняться и прибавить себе уверенности, нужно ходить по квартире обнаженной и привыкать к собственному телу, а лучше находить в нем явные плюсы. Едва ли я могу расхаживать нагой по квартире, где живут мои родители и маленькая сестра, поэтому приходится раскрывать халат перед зеркалом, словно ты домашний эксгибиционист, и прищурившись, искать эти чертовы плюсы. Они настолько малы, что практически неуловимы. Однако, бледная кожа и тонкая талия высоко котировалась в XII веке, но почему сегодня всех впечатляют объемы?

Так вышло, что густой золотистой шевелюрой мама наградила только младшенькую, а мне подарила грязноватый цвет волос и цинично отобрала грудь. Зато отец поделился худобой и невзрачными ореховыми глазами. Ненормально большими глазами. На фоне тонких скул они кажутся просто огромными. От бабушки я унаследовала сутулую осанку, а дедушка поскупился на презенты, что невероятно радовало, ведь он страдал косоглазием. В общем и целом, я представляю собой неказистую худышку, которой чужды слова «шопинг» и «мода».

– Варя! – кричит шестилетняя Аришка, и я моментально укутываюсь в халат. – Варька, я тебе сейчас такое покажу!

Сестренка вбегает в комнату и тычет в меня разноцветным куском пластилина.

– Красиво?

Дабы развить моторику Арины, мама скупает резиновую глину коробками, что несомненно является глупостью, ведь ребенок совершенно здоров.

– Что это? – спрашиваю я, потуже затягивая пояс. – Планета Земля?

Она смеется в ладошку.

– Нет. Это твоя голова. Мама говорит, что у тебя она пластилиновая. Смотри, я даже твои волосы в нее закатала.