Умоляй меня (ЛП) - Дрейвен Грейс. Страница 24
Она раздвинула его пальцы своими:
— Мне нужно их подпилить, как только я их подрежу, — она подняла его указательный палец, чтобы лучше рассмотреть коготь. — Ваши ногти такие твёрдые, что я думаю, вы сможете разрезать кожу.
— Я могу пробить броню, — он с подозрением посмотрел на руку, держащую кусачки. — Вы когда-нибудь раньше пользовались кусачками для копыт?
— Нет, но полагаю, что общая идея одна и та же, подстригаете ли вы ногти человека или копыта лошади. Вы просто будете более покладистым, чем лошадь. С другой стороны, вы мужчина, так что посмотрим, — она озадаченно осмотрела его ноги в сапогах. — Я не думала об этом до сих пор, но предполагаю, что вы больше знакомы с кусачками, чем показываете, иначе вы бы хромали, пытаясь носить обувь. Почему бы вам так же не укоротить когти на руках?
Он постучал пальцами, и когти издали щелкающий звук.
— Те, что у меня на ногах — неудобство. Эти — оружие.
Это заставило её задуматься. Он решил оставить их, несмотря на их гротескный вид. Мечи на стенах, ножи на руках — какие монстры скрывались здесь, кроме него?
— Мне не нужно их стричь.
Он пожал плечами:
— Они отрастут снова.
Она положила его руку и подняла кусачки:
— Сидите спокойно, чтобы я случайно не откусила палец.
— Спасите меня боги, — пробормотал он.
— Продолжайте молиться, — сказала она и зажала первый коготь. Щепка с громким треском оторвалась и пролетела мимо её плеча. Возможно, это была не самая лучшая её идея. Она вполне может потерять глаз за свои усилия.
Луваен взглянула на Балларда, который ухмыльнулся:
— Вы не можете остановиться сейчас, госпожа.
Он был прав, и она принялась за работу, уворачиваясь от летящих кусочков когтей и огрызаясь на Балларда, чтобы он не шевелился. К тому времени, когда она закончила с обеими руками, у неё болела спина, а пальцы онемели. Она бросила кусачки в корзину и оглядела свою работу. Когти были обрезаны до кончиков пальцев. Всё ещё жуткие и странные, однако его руки не были такими звериными на вид.
Она подняла его руку:
— Их нужно подпилить, чтобы сгладить и выровнять края, но, по крайней мере, они больше не напоминают кинжалы.
Впервые с тех пор, как она встретила его, он улыбнулся. У него были хорошие зубы: ровные и белые. Но его клыки выделялись. Они были длиннее остальных, изогнутые и заостренные, как и его когти. Он, должно быть, заметил её пристальный взгляд, потому что улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, и его черты застыли в рисованных линиях.
— Я не кусаюсь и не подпиливаю зубы, — сказала она, пытаясь разрядить обстановку. Она вытащила напильник из корзины. — Они могут понадобиться вам позже. Магда неплохо готовит, но я не была уверена, был ли последний кусок мяса, который она подала, бараниной или ботинком.
Баллард не ответил на её шутку. Он сидел тихо, пока она короткими движениями напильника подтачивала его ногти. Её ритм оставался неизменным, когда он спросил:
— Почему вы не боитесь моей внешности, как другие?
Луваен остановилась, всё ещё держа его за руку:
— А почему должна? Вы не плюетесь швейными иголками, когда говорите, не стреляете пламенем из носа, когда дышите, и у вас прекрасная пара глаз. Чего тут бояться?
Он выглядел озадаченным её ответом:
— Вы не можете сказать мне, что моё лицо не внушает страха.
Она возобновила свою работу:
— Я ничего такого не говорила, но это был не ваш вопрос. Вы спросили, почему я не боюсь, — это была деликатная территория и требовала тонкого ответа. — Мой муж был гробовщиком, — палец Балларда дернулся, и она чуть не соскребла его кутикулу. Она сердито посмотрела на него: — Не шевелитесь!
— Мои извинения.
— Как я уже говорила… — напильник заскрежетал по зазубренному ногтю. — Томас был гробовщиком. Одна из обязанностей состояла в том, чтобы подготовить умерших к погребению, обмыть тело и одеть, если семья не справлялась с этой задачей. Как его жена, я помогала ему в бизнесе, и такая обязанность выпала на мою долю.
Баллард заерзал на стуле:
— Я изуродован, госпожа, но уверяю вас, я не мертв.
Луваен направила на него напильник:
— Будете, если не перестанете ёрзать. На чем я остановилась? Ах да, — она вернулась к подпиливанию. — Мёртвые поступали к нам в разных состояниях. Некоторые такие мирные, как будто они просто спали, другие свернулись калачиком, как будто отрицали смерть. Некоторые из них, те, кто жил преступной жизнью и встретил насильственную смерть, были доставлены нам по частям, — кошмары об этих захоронениях всё ещё преследовали её. — Те, кто умер от болезней, были самыми худшими. Конечности или носы сгнили. Лица, искаженные страданием или каким-то ядом, буквально съевшим их заживо.
Она подняла глаза, чтобы оценить его реакцию. Он наблюдал за ней, его лицо ничего не выражало.
— Однажды, и я понятия не имею, почему они это сделали, семья ждала несколько дней, прежде чем вызвать Томаса и меня на дом. Умер дядя, долго болевший священным огнем. Я помогала его племяннице купать тело, когда оно лопнуло.
— О боги, — выдохнул Баллард.
Она вернулась домой в одной сорочке и одеяле, чтобы объявить Томасу, что она закончила, и он может работать с трупом. Затем она вышла в сад и быстро опорожнила желудок на одну из клумб. Позже она недвусмысленно заявила семье, что не хочет, чтобы ей возвращали испорченное платье.
— Так что, как видите, я видела гораздо худшее и прекрасно выжила, — она изобразила на лице притворную жалость. — И мне очень жаль, лорд де Совтер. Поток или не поток, однако вы никогда не будете таким красивым, как Цинния. Никто не будет.
Он одарил её сдержанной улыбкой, но она была удовлетворена. Веселье и что-то ещё: что-то горячее, отчего её щеки запылали, вспыхнуло в его глазах.
— Относительно последнего, госпожа, должен не согласиться, — он указал подбородком на руку, которую она держала в своей руке. — Вы закончили?
Луваен мысленно стряхнула с себя оцепенение. Раздраженная тем, что попала под пристальный взгляд де Совтера, она подпилила последний ноготь с большим энтузиазмом, чем это было необходимо, и объявила, что работа закончена. Баллард поднял руки, чтобы полюбоваться результатом.
— Что думаете? — спросила она.
Он посмотрел на неё поверх пальцев.
— Вы понимаете, что, как только поток вернется, они снова отрастут.
Она встала и отряхнула чёрную пыль со своих юбок. Позже Магда не пожалеет для неё метлы.
— Тогда мы снова их обрежем и подпилим.
Баллард тоже встал. Зажатая между ним и табуреткой, Луваен могла пересчитать швы на кожаной тунике и уловить запахи вечнозеленых растений и дыма на одежде. На его губах заиграла короткая улыбка.
— Я доволен. Примите мою благодарность, но в следующий раз мы подождём, пока я не поем. Я люблю горячую еду.
Луваен приподняла подбородок и обошла вокруг табурета, чтобы увеличить расстояние между ними, прежде чем поддасться искушению протянуть руку и коснуться его челюсти, почувствовать движущиеся отметины на его коже.
— Никто никогда не умирал от того, что ел холодную курицу.
— Я позволю вам сказать это Магде после того, как она последний час подогревала для меня еду.
Она поморщилась. Магда, вероятно, убьёт её за то, что она так долго не пускала хозяина дома, а сама оказалась в ловушке на кухне, ожидая его.
— Тогда пошлите. Мне понадобится моя собственная вилка, чтобы отбиться от разъяренного повара.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Они нашли Магду у очага, так энергично помешивающую содержимое котелка, что Луваен подумала, а действительно ли то, что варилось внутри, было мертвым. Экономка оглянулась через плечо:
— Если потребовалось так много времени, чтобы овладеть ею, то в следующий раз можешь взять еду с собой. У меня есть дела поважнее, чем охранять твою курицу, пока ты задираешь ей юбку.