Беглецы - Син Энн. Страница 23

Суджа подождала, когда женщина перевернет следующую партию печенья, затем нагнулась и достала одну штучку.

А на противоположной стороне переулка Кёнбок в ужасе наблюдала за подругой. Та Суджа, которую она знала, преданный член Партии и дочь редактора газеты «Нодон», никогда не пошла бы на черный рынок за печенькой. Так какого же черта она здесь делает?

Терзаемая душевными муками Кёнбок скользнула за сложенную на тележку кучу дров и выглянула оттуда: Суджа ела печенье и явно не торопилась уходить. С каждой минутой Суджа подвергала все большей опасности репутацию своей семьи. Кёнбок и сама была не в лучшем положении, следя за Суджей на черном рынке. Ей придется донести на нее.

«Черт бы тебя побрал, Суджа, убирайся отсюда!» — молила про себя Кёнбок. Чем дольше она оставалась здесь, тем больше было шансов, что и ее кто-нибудь узнает и напишет донесение. Кёнбок в последний раз взглянула на подругу, повернулась и кинулась обратно, на главную улицу. По ее щекам катились слезы.

Суджа медленно жевала печенье, сосредоточившись на ощущении сухого, горячего сдобного теста во рту, но все ее тело охватила дрожь. Она не знала, что делать дальше. На самом деле Суджа сама себе удивлялась, что смогла вообще сюда прийти, не говоря уж о том, чтобы найти продавца печенья.

Аджумма открыла чан с желтым жидким тестом и ровными порциями, в четыре ряда, нанесла его на металлический поднос. Быстрыми движениями она подняла крышку металлического ящика и при помощи двух палок поставила поднос с печеньем на угли. Потом женщина нагнулась и подула на них.

Слова сами слетели с языка Суджи.

— Подруга говорит, ваше печенье лучше, чем то, что продают на севере, — произнесла она.

Пожилая женщина поворошила угли палкой.

— Даже не знаю, что там творится. — Она скривила лицо.

— Понятно, — пробормотала Суджа. — Просто моя подруга говорит, что ваше печенье лучше.

Аджумма промолчала.

— А если бы мне надо было найти там друга, вы могли бы подсказать, у кого искать помощи? — решилась спросить Суджа, понимая, что даже намекать на это было опасно, но, раз уж она пошла по этому пути, надо было двигаться дальше. Девушка принялась откусывать от оставшегося печенья совсем маленькие кусочки, катая языком тающие во рту крошки.

— Это опасно, особенно сейчас, — отрезала женщина. — И с чего бы это девушке вроде тебя вести разговоры про север?

Суджа замялась, не зная, что ответить. Следующие слова она подбирала с особой осторожностью:

— У моего друга дела плохи, тетушка.

— У всех у нас плохи.

— Да, но моего друга забрали, и я надеюсь узнать, где он. — Суджа заглянула в лицо аджуммы.

Та забормотала себе под нос:

— Все вы, пхеньянские детишки, думаете, что луна должна снизойти к вашему порогу. Вы только свистнете и ждете, что она тут же к вам подскочит.

— Тетушка, я доберусь до самых небес, чтобы только достать луну. Мне очень нужно узнать о судьбе друга. Я сделаю все что угодно!

Аджумма сдвинула крышку с металлического ящика и двумя палками сняла поднос с печеньем. Кругляки из жидкого теста поднялись, но были еще бледными. Она поставила поднос обратно и снова накрыла ящик крышкой.

— Кукурузное печенье, горячее, сладкое! — выкрикнула она. — Оксусу гвая специально для вас!

— Подруга мне вас очень рекомендовала, — не отставала Суджа.

— Многим нравится мое печенье. Но то, о чем ты просишь… Не знаю, смогу ли тебе помочь.

Суджа почувствовала, как по телу прокатилась волна адреналина, когда она поняла, что женщина все-таки услышала ее. Тогда она, глядя в лицо аджумме, тихо, но настойчиво произнесла:

— У меня есть деньги.

Женщина скривила губы и сердито глянула на девушку, а Суджа выругала себя за чрезмерную прямолинейность. Может, в конце концов, перед ней вовсе не контрабандистка или, что еще хуже, подсадная утка, нанятая спецслужбами, чтобы заманивать людей?

Аджумма снова сняла крышку с металлического ящика и вытащила подрумянившееся печенье. Суджа почувствовала запах жженого сахара. Женщина поставила поднос и накрыла свежеиспеченный товар несвежей тряпицей.

— Кукурузное печенье, горячее, сладкое! — опять прокричала она, а потом посмотрела на Суджу и пробормотала: — Приходи в следующую среду, утром. Будет свежее печенье.

Суджа заморгала:

— Вы говорите, на следующей неделе…

Женщина цокнула языком.

— Глупая девчонка! Просто приходи в среду. Я позабочусь об особом печенье, которое ты ищешь. — Она затрясла на Суджу почерневшими палочками для еды, прогоняя ее. — В следующую среду. Я не желаю тебя видеть раньше следующей среды!

— Да! — Глаза девушки засияли от возбуждения. — Спасибо, спасибо! — Она повернулась и заспешила к выходу с рынка.

Ее сердце пело.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Чин, Хёк и Пэ толкались в очереди среди мрачных заключенных, ожидавших начала утренней смены на фабрике. Наконец двери открылись, и народ нестройными рядами потянулся внутрь, чтобы занять свои места у конвейера.

Чин и двое его приятелей в этот раз не встали в середине, а направились к дальней стене, где был и желоб. Хёк и Пэ дошли до конца конвейерной ленты и остановились там. Чин занял место напротив них и время от времени поглядывал на ленту конвейера, уходившую по наклонной вверх, в разгрузочное окно. С этой точки ему было видно, что оно на самом деле больше, чем казалось снаружи, и в него вполне можно было проползти под конвейерной лентой. Еще он подметил, что оборудование отлично закрывает стену за конвейером. Так что, если действовать осторожно и быстро и если удача будет на его стороне, можно взобраться по стене, не попавшись на глаза надзирателям, находившимся в противоположном конце конвейера.

Все это казалось и слишком простым, и слишком дерзким.

Чин посмотрел на стоявших напротив него Хёка и Пэ, которые многозначительно поглядывали на него, будто спрашивая: «Ну, что думаешь?» Чин чуть заметно кивнул. Дерзости на то, чтобы рискнуть, ему было не занимать. Он оценил высоту желоба и попытался представить, как подпрыгивает и, подтянувшись, влезает на него. Самое главное — оказаться в желобе раньше, чем его успеют заметить. Чин покачал головой, поскольку пространство между конвейером и нижней частью желоба было настолько небольшим, что, подтянувшись, ему пришлось бы хорошенько пригнуться, чтобы не врезаться в желоб. Это будет непросто.

Пэ нагнулся к Хёку и что-то шепнул, возможно, он обсуждал план побега. Чин наблюдал за ними, жалея, что находится на другой стороне. Его охватило волнение, и, как только лента содрогнулась от повалившихся на нее камней и пришла в движение, он забарабанил пальцами по кромке конвейера. Другие заключенные устало заняли свои позиции и склонились над лентой, а куски горной породы продолжали падать. Люди выбирали те, что были с серебристо-серыми прожилками антрацита. Их руки постоянно двигались: они поднимали камни, проверяли, есть ли в них тот самый металлический блеск. Двигаясь к другому концу линии, куски угля постепенно разбирались десятками заключенных, и до Чина, Хёка и Пэ доезжали лишь обломки породы. Всем троим оставалось только брать их в руки и сразу бросать обратно на конвейер.

В какой-то момент Пэ наклонился, чтобы завязать шнурки. Чин ждал, когда он выпрямится и покажется снова, но его товарищ все не появлялся. Парень бросил нервный взгляд на Хёка, а тот быстро и неопределенно посмотрел на Чина и, ничего не сказав, сосредоточил внимание на конвейере, быстро работая руками, выбирая камни и бросая их обратно, даже если ему попадались хорошие.

Пульс Чина участился, когда он понял, что Пэ, должно быть, предпринял попытку сбежать. Парень старательно избегал смотреть на желоб, боясь привлечь к нему внимание, но спустя пару минут все же украдкой глянул на него. Пэ нигде не было видно. «Это хорошо, — успокоил себя Чин. — Наверное, он или выбирается, или уже выбрался наружу». От одной только мысли о побеге Пэ Чин покрылся холодным потом — это значило, что он или Хёк могут стать следующими.