Особое мясо - Бастеррика Агустина. Страница 24

Неожиданно все четыре щенка замирают и прислушиваются. Их ушки забавно приподнимаются. Маркос напрягается всем телом. Как же я об этом не подумал? Совсем заигрался и забыл об очевидном. Если эти щенки живы, значит, у них есть мать.

Раздается рык. Он смотрит через стекло террариума и видит две оскалившиеся морды. На то, чтобы отреагировать на происходящее, у него уходит меньше секунды. Однако в это мгновение он успевает подумать о том, что, в общем-то, он даже не против умереть здесь, в этом террариуме, рядом с этими щенками. По крайней мере, его тело помогло бы этим малышам прожить чуть подольше. Но тут он вспоминает отца в кресле-каталке, и он начинает действовать. Повинуясь скорее не разуму, а инстинкту, он стремительно пятится к дверце, через которую проник в этот отсек террариума. Он захлопывает створки и запирает их на засов. Собаки уже там, за дверью. Они лают, скребут дверь когтями, пытаются ворваться в его отсек. Если оставить эту дверь закрытой и уйти через другой отсек, смежный с основным помещением террариума, то запертые щенки погибнут от голода. Если отодвинуть засов на двери, отделяющей его от разъяренных собак, то у него не будет той секунды, которая потребуется, чтобы добежать до коридора. Псы доберутся до него раньше. А дверь, выходящая в смежную часть террариума, заперта. Он пытается открыть ее. Безуспешно. Щенки скулят. Они снова сбились в кучу, чтобы защититься. Он прикрывает их рубашкой, хотя и понимает, что толку от такой защиты не много. Развернувшись, он устраивается полулежа перед запертой дверью и начинает бить в нее ногами. Летит мусор, поднимается пыль. Несколько ударов — и дверь подается. Он переводит дыхание. Собаки лают все яростнее. Он внимательно присматривается, действительно ли дверца, ведущая в смежный отсек, полностью открыта. Он понимает, что этот маршрут может стать путем к спасению, потому что стекло между отсеками разбито. Лай становится громче, а главное — собачьи голоса словно множатся. Либо к первым двум псам подоспели на выручку другие члены стаи, либо злость этой парочки распаляется с каждой секундой все сильнее.

Он смотрит на щенков: те страшно напуганы происходящим, но иногда осторожно высовывают носы из-под наброшенной на них рубашки. Подобрав среднего размера камень, он подпирает им дверь, запертую на засов, — ту, через которую пытается ворваться к нему разъяренная стая. Затем он отодвигает засов: понятно, что собаки попытаются догнать его, но это будет непросто. К тому же у него будет небольшая фора по времени. Другой камень, более тяжелый, он на четвереньках перетаскивает в смежный террариум. Этим камнем он подпирает дверь, задвижку на которой сам выбил ногами. Из помещения он выбирается через разбитое внутреннее окно, стараясь не издать ни единого лишнего звука. Спустившись на пол центрального зала, он со всех ног бежит к выходу.

Он бежит не останавливаясь и не оглядываясь. Небо затянуло темными тучами? Какое там! Ему сейчас не до капризов погоды. Уже подбегая к машине, он понимает, что лай слышится все отчетливее. Бросив взгляд назад, он видит преследующую его стаю. Собаки догоняют его, они все ближе и ближе. Он бежит изо всех сил, понимая, что эта пробежка вполне может оказаться последним занятием в его жизни. В машину он впрыгивает буквально за несколько секунд до того, как собаки настигают его. Он пытается успокоить дыхание, а сам тем временем с грустью разглядывает прыгающих вокруг машины псов. Как жаль, что нельзя помочь им, покормить, искупать, подлечить, обнять и погладить. Всего в стае шесть собак. Они слабые и тощие, их питание явно нельзя назвать достаточным и сбалансированным.

Страха он не чувствует, хотя прекрасно понимает, что выйди он из машины — и будет разорван на куски. Он не в силах оторвать от них взгляд. «Как же давно я не видел животных!» Вот явный вожак стаи — черный кобель, настоящий альфа-самец. Шесть псов окружили машину и продолжают прыгать на нее, лаять, пачкать стекла слюной, царапать когтями запертые двери. Он видит их клыки, ощущает их голод и злость как свои собственные. Они кажутся ему красивыми, просто прекрасными. Он заводит мотор и медленно отъезжает. Он ведет машину предельно осторожно, чтобы ни в коем случае не наехать на своих преследователей, не причинить им вреда. Они бегут за ним до тех пор, пока он не нажимает посильнее на газ, мысленно попрощавшись с Джаггером, Уоттсом, Ричардсом и Вудом.

23

Он возвращается домой. Ему не хватает веселого лая Коко и Пульеса, бежавших навстречу машине по грунтовой дорожке, обсаженной эвкалиптами. Пульеса нашла Коко. Он плакал под тем самым деревом, где теперь лежат они оба. Он был еще щенком. Маленький, весь в блохах и клещах, едва живой от голода, он лежал под деревом и тихонько поскуливал. Коко приняла его как родного. Маркос снял с найденыша клещей, вывел блох и стал откармливать. Щенок окреп и подрос. Сколько бы ни заботился о нем Маркос, своей главной спасительницей тот считал Коко. Стоило кому-то прикрикнуть на Коко или пригрозить ей, Пульес приходил в ярость. Он стал верным псом-защитником для всей семьи, но главной охраняемой персоной оставалась для него Коко.

Небо затянуто уже почти черными тучами, но он их не замечает. Выйдя из машины, он сразу идет в сарай. Самка на месте. Как обычно, она спит, свернувшись калачиком. Ее нужно помыть, тянуть с этим больше нельзя. Осмотрев сарай, он понимает, что было бы неплохо навести здесь порядок, сложить вещи и освободить побольше места. Чтобы ей было удобнее.

Он выходит из сарая, намереваясь подыскать подходящее ведро или ковш. В это время начинается дождь. Только сейчас он осознает, что надвигается гроза — настоящая летняя гроза, пугающая и прекрасная.

В кухне он ненадолго останавливается и понимает, что безумно устал. Больше всего ему сейчас хочется сесть и выпить пива, но откладывать помывку самки больше нельзя. Вот подходящий ковшик, вот туалетное мыло, вот чистая тряпка. Он идет в ванную и ищет какую-нибудь старую расческу. Ничего подходящего нет, разве что вот эта — которую оставила Сесилия. Он берет ее с собой. Он собирается подсоединить шланг к крану с водой, но на улице льет так, что он сам мгновенно промокает насквозь. Рубашки на нем нет: он оставил ее Джаггеру, Уоттсу, Ричардсу и Вуду. Сняв ботинки и носки, он остается в одних джинсах.

Он идет к сараю босиком. Под ногами — мокрая трава, в воздухе пахнет влажной землей. Вот, кажется, и Пульес — лает на дождь. Он видит пса так отчетливо, словно тот и вправду здесь, рядом. Простодушный Пульес исступленно скачет, ловит распахнутой пастью капли, пачкается в грязи и искоса поглядывает на Коко, ожидая одобрения своим выходкам. Коко, само благоразумие, наблюдает за ним из-под навеса.

Он выводит самку из сарая — аккуратно, почти нежно. Она напугана дождем и пытается укрыться от него руками. Он успокаивает ее, гладит по голове и говорит ей, как будто та что-то понимает: «Не волнуйся, все хорошо, это просто вода, она помоет тебя». Он начинает мылить ей волосы, и она смотрит на него с ужасом. Он усаживает ее на землю и становится на колени у нее за спиной. Постепенно жесткие, грязные волосы наполняются мыльным раствором. Он все делает медленно, чтобы не испугать ее еще больше. Самка поворачивает голову то в одну сторону, то в другую, чтобы видеть его. Она моргает ресницами и время от времени тревожно вздрагивает.

Дождь льет все так же сильно, и Маркос продолжает мыть ее. Он намыливает ей руки и трет их чистой тряпкой. Самка чуть успокоилась, но все равно посматривает на него с недоверием. Он намыливает ей спину и медленно поднимает ее. Он моет ей грудь, подмышки, живот. Делает он это не только осторожно, но и почтительно, словно ему доверили помыть достаточно ценную вещь, впрочем неодушевленную. Он волнуется — словно переживает из-за того, что эта вещь может сломаться или… или лишить жизни его самого.

Он проходится тряпкой по всем отметинам, подтверждающим, что данный экземпляр относится к первому чистому поколению. Штампы постепенно стираются под воздействием воды и мыла. Двадцать штампов — по одному за каждый год содержания.