Карат. Чёрное сердце (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)". Страница 71

Судороги сладости и греха сотрясали меня, отчего стучали зубы и дыхание вырывалось рвано и судорожно, а к влажному лбу прилипали волосы, но Карату было мало этого.

Его страсть и жажда были настолько велики, что мужчина только заурчал, поворачивая меня теперь на спину и ложась сверху, чтобы дать небольшую передышку моему телу, но не губам.

Он целовал меня так глубоко, жадно, что я тянулась к нему снова, обвивая руками за шею и царапая легко влажную кожу.

Он целовал меня так умело и порочно, облизывая мой язык, всасывая его в свой рот, играя с ним, порождая во мне новые стоны от того, как чувственно и горячо это было. На грани потери сознания.

А я уже не замечала, как была готова снова, став податливой и влажной, застонав в его рот, когда пальцы Карата опустились прямо в мое лоно, поглаживая и лаская.

— Хочешь еще, детка? — хрипло выдохнул он.

— Хочу-у-у…

Мой ответ утонул в протяжном стоне, потому что вслед за своими пальцами Карат опустился губами, доводя меня до состояния агонии, в которой я металась по постели, приподнимая бедра в такт его языку, пока мышцы на животе не стали подрагивать от напряжения, что стреляло во мне и взрывалось.

Он не просто ласкал — буквально вылизывал, не оставляя без внимания ни одного, даже крохотного миллиметра моего тела. Играл своим жарким языком, водил им, собирая соки моего тела и не позволяя мне сжать ноги, когда новая волна наслаждения пошла по телу электрической волной, кусая мелкими колючими разрядами позвоночник и отдаваясь дрожью в каждом трепетном окончании, каждой дрожащей клеточке.

Но и на этом Карат не собирался останавливаться, снова нависая, чтобы поцеловать страстно и глубоко, дав почувствовать мне собственный вкус и снова раздвигая мои дрожащие ноги, чтобы начать двигаться еще и еще.

В этот раз размеренно и чувственно, давая сполна ощутить, как его возбуждение скользит во мне, растягивая тугие упругие стеночки, и как мое тело принимает его.

Так ме-е-едленно и сладко, что я хваталась за его плечи, умоляя не останавливаться и глядя в эти неоновые глаза до головокружения, видя в них то, что никогда не видела до этого, — его чувства, что были гораздо сильнее привязанности. Гораздо более глубокими, чем симпатия.

Если мужчины, подобные Карату, умели любить, то я бы сказала, что видела в его глазах любовь.

Он не останавливался до утра, пока я не охрипла от стонов и криков и мое тело было больше не способно двигаться, а мышцы внизу живота подрагивали и сжимались хаотично и отрывисто.

Между бедрами жгло, но я была счастлива, как не была еще никогда!

— Ты в порядке, детка? — Карат обнимал меня одной рукой, когда я блаженно растянулась под его горячим боком не в состоянии больше пошевелиться, но и не могла уснуть, даже если небо стало розоветь рассветом.

Эмоции переполняли меня, а мысли разбегались, но в этот раз скорее от излишней эйфории, как сумасшедшие гуси, которые наклевались забродивших яблок.

— В полном, — выдохнула я, слыша, что мой голос осип от излишнего проявления собственного наслаждения этой ночью, и Карат хохотнул, вдруг целуя меня в висок.

— Поначалу будет тяжеловато, потом привыкнешь.

Я широко улыбнулась, готовая постигать эту сладкую пьянящую науку столько, сколько будет нужно, заранее зная, что буду самой прилежной ученицей, готовой возвращать каждое прикосновение и каждый поцелуй своему сексуальному учителю.

— …Скоро папа вернется домой, и будет очень шумно.

— Я позвонил Сапфиру и предупредил, что ты будешь со мной.

В этот раз хохотнула я.

— Не удивлюсь, если папа ринется искать нас!

— Отныне ты не его забота, — Карат сжал меня рукой сильнее, а я пыталась сдержать улыбку, но снова не смогла.

Боги, если бы я только знала, какой счастливой и умиротворенной буду сейчас, то не стала бы мучить себя и ждать все эти дни, а пошла бы искать Карата гораздо раньше!

Впрочем, возможно, всё закончилось бы не так бурно и горячо, будь я в ином состоянии духа.

Я водила подушечками пальцев по его груди, будучи не в состоянии перестать касаться его, но мыслями возвращаясь к тому, что происходило в последние дни, и как же было страшно за семью.

— …Как прошла ваша диверсия?..

Карат не напрягся, никак не выдал того, что внутри него что-то изменилось. Даже дышал всё так же ровно и спокойно, закинув одну руку за голову, а второй обнимая меня. Но что-то в нем неуловимо изменилось. Я чувствовала это кожей.

— Быстро.

Говорить об этом он не хотел. Это было ясно по ответу, как бы мягко он ни прозвучал, и мне вдруг стало страшно.

Карат умел хранить тайны, как никто другой. Умел обводить вокруг пальца даже самых хитрых.

Но всё то, что он держал в себе, пугало меня и словно отдаляло.

— Что бы там ни было, не стоит всё принимать на свой счет, — тихо отозвалась я, почему-то прижавшись к Карату сильнее и обхватывая теперь двумя руками за торс, потому что боялась его отпустить. Не могла себе это позволить.

Он выдохнул.

Тяжело и протяжно, отчего стало еще больше не по себе.

— Это всё началось с меня, детка. Мной и закончится.

— Ты берешь на себя слишком многое…

Карат только покачал головой.

Я не была уверена, что он скажет что-либо еще, затихая и даже затаив дыхание, когда мой Бер выдохнул хрипло и тихо:

— Знаешь, когда я впервые увидел Сапфира, то вспомнил себя. Я был такой же — дерзкий, самоуверенный, не признающий никаких правил и условностей. Я плевать хотел, кто и что обо мне думал, потому что был старшим сыном Короля Кадьяков и моя кровь делала меня особенным.

Мои брови поползли вверх от этого неожиданного откровения, потому что я совершенно не представляла себе Карата именно таким. Хотя, с другой стороны, теперь становилось вполне объяснимым, почему он терпел выходки и отношение Сапфира так долго, не пытаясь его осадить до последнего времени, хотя даже в этом определенно был план Карата.

— Однажды ты попадешь в Каменный город Кадьяков и всё увидишь своими глазами, но я расскажу тебе о месте, которое даже для таких, как мы, считается опасным. Местные называют этот участок долиной смерти и редко суются туда, но для Кадьяков это главное место для игр. Посреди густого мрачного леса есть полоса из одних пиков, которые расположены друг от друга на разном расстоянии. Там невозможно сделать тропинок, невозможно пройти по скользким камням, чтобы не разбиться и не упасть в пропасть внизу, где только острые выступы камней. На дне этого места всегда много трупов: людей, зверей, Беров — всех тех, кто посчитал, что достаточно ловкий и смелый, чтобы пройти там.

Я слушала, замерев и представляя это место настолько ярко и четко, словно уже была там когда-то.

— Где камни меньше и не настолько острые, мы играли с детства, но заходить дальше нам не разрешалось… — Карат замолчал, и я знала, что сейчас он заново переживает каждый момент этой истории, словно она случилась только вчера, даже если прошли десятилетия. — Только чтó может остановить наглого высокомерного будущего короля?..

Он усмехнулся мрачно и криво, чуть прищуриваясь.

— Мой переход только начался, я был на самом пике своей силы и считал себя тем, кто равен божествам наших предков, потому повелся на какие-то глупые слова, что переросли в спор. Я должен был перепрыгнуть через самый большой промежуток долины и вернуться обратно.

— И ты перепрыгнул, — тихо выдохнула я, затрепетав, но ощущая, как сердце Карата пропустило удар и словно зависло на несколько секунд в невесомости.

— Да. Но я не подумал о брате, который, как всегда, увязался за мной. Алмаз был младше и еще не вступил в фазу перехода… Он сорвался вниз, но успел схватиться за один из выступов. Понимая, что дети Короля в опасности, наши друзья в ужасе разбежались, не пытаясь нам помочь и спасая свои шкуры от грядущего наказания… Не знаю, как папа узнал, что мы именно там. Он не мог услышать нас. Не мог следить, потому что доверял.

Мои руки похолодели, потому что я понимала: дальше наступит тот момент, который сломал жизнь моего любимого, делая из него того, кем он был сейчас, но я не посмела даже пикнуть, только прижалась к его груди щекой, целуя в горячую ароматную кожу и с благодарностью ощущая, как он прижал меня к себе в ответ.