Тропа барса - Катериничев Петр Владимирович. Страница 74

— О чем задумались, Егоров? Вы же курсант! — Капитан остановился напротив Володи.

— О Китае, — не моргнув глазом быстро ответил тот.

— О Китае?

— Так точно. Нам товарищ подполковник как раз на политзанятиях рассказывал. И знаете, что выходит?

— Что? — недоверчиво, ожидая подвоха, переспросил капитан.

— Китайцы — умный народ. Но не все. Капитан долго и пристально смотрел на Егорова, произнес тихо, зловеще:

— Смирна-а… Два наряда!

— Есть два наряда.

— Кругом! Встать в строй! — Задумчиво посмотрел вслед Егорову. — Тоже мне Калигула… — выдавил он, добавив, впрочем, известное отглагольное прилагательное, а потом и продлил тему с привлечением всего словарно-ругательного запаса не только братских русского и украинского, но и всей индоевропейской языковой группы…

…В самоволки Володя Егоров ходить не перестал, но уже явно перебесился и сократил число матримониальных связей до прожиточного минимума: у милицейского майора хватило бы власти и сволочизма сильно подпортить карьеру будущему офицеру, а то и прервать ее до начала. Гореть на такой мутате ему не хотелось.

Тем более… Удача привлекает всех, неудачники не нужны никому.

В серьезном ведомстве оценили удачливость Егорова. Как и его умение «работать с людьми»: Тигру Полосатого не заложили ни бабульки-вахтерши, ни девчонки. Самое удивительное, даже те, с кем отношения его не сложились или прервались.

«Редкий талант», — подытожил подполковник Кузнецов и принял решение. Подходил Егоров по всем статьям, но имелось одно упущение: Володя не был членом партии.

На четвертом курсе училища будущие офицеры вступали в ряды КПСС, как и положено, взводом. А Егоров как раз в те поры замотался по соревнованиям, забегался…

Потом про него просто забыли, и, когда перед выпуском стали подъезжать «купцы» за наиболее ценным человеческим материалом, это упущение было мгновенно обнаружено. И — исправлено в течение недели. Беседовавший с Володей визитер в штатском помимо прочего настоятельно порекомендовал вести себя до окончания курса пристойно и — жениться. "Ту карьеру, какую вы можете сделать при нашем содействии, естественно, своим трудом, талантом и упорством, не стоит губить.

Право, не стоит. Такой билет выпадает далеко не каждому, даже за жизнь. Вам — выпал. Мы не торопим и решение оставляем за вами".

И он принял решение.

Но отлучки в тир не возбранялись, были делом законным: Володя Егоров несколько лет с блеском защита. честь училища в соревнованиях по рукопашке, и, когда он увлекся стрельбой, руководство дало зеленый свет.

А в тот вечер они оказались в тире вдвоем. Созвонились заранее, Наташа сказала, что несколько ребят вместе с ней идут пострелять. Встретив его у остановки автобуса, она несвязно что-то рассказывала… Мария Петровна, уборщица, живущая в комнатке при школе и предупрежденная военруком, открыла им и запустила в подвал. Зажгли свет, установили мишени. Наташа сказала, что ребята придут позднее.

Начали стрелять. Девушка безбожно мазала. Пули с визгом рикошетили от стен.

— Ну не знаю, что такое сегодня. — Дыхание ее было нервным, в горле стоял соленый ком: ну почему, почему он опять не обращает на нее никакого внимания, совсем?

У Володи дело тоже ладилось слабо: пули ложились вразброс. А еще… Было что-то тяжелое в том, что длинный бетонный тоннель убежища отделял их от остального мира… Будто уже навсегда.

Стреляли они по очереди. Настроение девушки все более и более портилось, а Володя… Ему вдруг показалось. что они остались только вдвоем среди чего-то пустого и враждебного, и эти черные, расплывающиеся кружочки — вовсе не мишени, и нужно обязательно попасть, изрешетить их пулями, иначе…

Выстрелы гулким эхом отдавались в бетонном подземелье, и ему впервые пришла тогда в голову мысль: каким бездарным делом они занимаются теперь…

Тренируются… Для чего? Она — для победы в соревнованиях, а он? Если быть честным, он — чтобы… Ну да. Когда-нибудь на месте этих кружочков будут люди, и он, Володя Егоров, станет их убивать.

Стоп! Слов «люди» никогда, никогда не употреблялось при обучении! Находились другие: «гражданское население», «ограниченный контингент», «группа быстрого развертывания»… Не употреблялось почти и эмоциональное «враг», проще и легче — «противник», нечто неодушевленное, почти механическое, слово, к которому так легко прибавить другое — «условный». Ну а если условный, то и занятие, которому его обучали пять лет, — не сама война, а просто игра, как в детстве…

— Все, не могу больше! — Наташа опустила оружие. — Ничего не получается! День, что ли, такой?

— Ничего, он скоро закончится. — Володя глянул на фосфоресцирующий циферблат:

— Уже одиннадцать.

— Ото!

— Так мы пришли почти в девять.

— Ну надо же! Летом всегда так, не угадаешь с этим временем!

— Что-то Марья Ивановна нас не погнала…

— Да она уже спит давно: встает-то в пять.

— Так сейчас каникулы, зачем ей?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Привычка, наверное. — Она помолчала, спросила:

— Тебе нужно в училище?

— Мне нужно было в училище два часа назад. Сейчас уже нет. В любом случае, милая девушка, я провожу тебя.

— А я и сама не боюсь! Тем более со стволом! — задорно заявила Наташа. Володя посерьезнел:

— Брось, Наташка. Ты же все равно не сможешь выстрелить в человека.

— Не-а. Не смогу. Но напугаю до смерти! — Девушка быстро упаковала оружие, патроны в сумку. — Егоров… Раз уж ты не спешишь, подожди меня еще минуток десять, ага?

— Да запросто!

— Пойдем!

Они поднялись из убежища-тира, прошли пустой и гулкий школьный коридор. Наташа чувствовала, как у нее захватывает дыхание и наворачиваются слезы: она помнила.. как ходила по этому коридору еще первоклашкой с четырехугольным ранцем за плечами и мешком со сменной обувью, и тогда стены казались ей огромными, а верхние этажи школы, где обитали старшеклассники с длинными, под Битлз, волосами и пробивающимися усиками, виделись совсем другим, недостижимым, взрослым миром… А теперь…

— Мы выйдем через спортзал, там дверь на защелке, ага?

— Как скажете, милая девушка.

— Только я в душик забегу, это пять минут. А то.. А то как-то чувствую себя после такой стрельбы… Ничего?

— Я покурю пока.

— А капля никотина — убивает!

— Я же не лошадь!

— Не-а. Ты — Тигра Полосатый! Дашь затянуться?

— Спички детям…

— Сам ты дите! — Девушка скрылась за маленькой дверцей.

Она разделась, запустила воду, зажмурившись, стала под прохладный душ… Слезы потекли сами собой, девушка прикусила руку, чтобы он там, за дверью, не услышал… Казалось, все напряжение этого странного вечера выливалось теперь солоноватой влагой из глаз. И вместо него появилось какое-то новое, неизведанное чувство, что сейчас ей подвластно все-все на этом свете, что стоит ей только вот так, нагишом, выйти из дверей спортзала, и она легко оттолкнется от земли и поплывет туда, вверх. в потоках теплого летнего вечера, купаясь в напоенных ароматом скошенной травы струях, а город будет спать где-то там, внизу, и все люди этой ночью увидят только хорошие сны и будут счастливо очарованы и сегодня, и всегда…

Она прогнулась всем телом, почувствовав тепло в груди, и тепло это разливалось вниз, пульсировало, согревало… Девушке казалось, что губы ее разбухли от сухой жары, она жадно хватала капли влаги… И еще… Она вдруг впервые с такой силой ощутила юную гибкость собственного тела, словно она была травинкой, стелющейся веткой ивы, тонким солнечным лучиком, играющим блика ми по воде малой безымянной реки… Володя не слышал, как дверь открылась; он увидел упавшую на пол полоску света, обернулся… Девочка стояла перед ним нагая и смотрела в глаза; губы были приоткрыты, словно она желала и никак не могла пронзнести единственное, тайное, заветное слово…

Мужчина застыл, девушка сделала шаг к нему, еще…

— Только не отталкивай меня, пожалуйста, — произнесла девушка едва слышно.