Ближний Круг (СИ) - Криптонов Василий. Страница 26

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Прекрасно. А что, есть новые трудные случаи?

Клавдия посмотрела с удивлением. Казалось, буквально за руку себя хватает, чтобы не пощупать мне лоб.

— Невероятно, — сказала она, наконец. — Просто невероятно широкие энергетические каналы! Неужели закончилось это проклятие, насланное на белых магов?..

— Проклятие? — насторожился я.

— Ах, просто выражение, — махнула рукой Клавдия. — Беда, напасть... В последние десятилетия белые маги слабеют и вырождаются, а чёрные, напротив, набирают силу. Скорее всего, это какой-то циклический процесс, которого нам, людям, не понять. И сейчас всё возвращается к равновесию. Нет, все оставшиеся пациенты вполне отвечают на обычное лечение. Я не безумна, честное слово, — она улыбнулась. — Обещаю тебе, что не буду себя распылять из-за каждого отравления дешёвой водкой или сломанной ноги.

— Рад слышать, — кивнул я. — Если вдруг что-то такое случится, ты же позвонишь?

— Всенепременнейше, — кивнула Клавдия и налила чаю.

И всё-таки она до сих пор пребывала в смятении. Я и сам точно не знал, нужны ли мне продолжительные отношения с этой чудной девушкой. В переполненном гормонами теле отличить любовь от влечения не представляется возможным. Клавдия могла бы стать прекрасным другом — это совершенно точно. Стоит ли переводить отношения в принципиально иную плоскость? Впрочем, этим вопросом нужно было задаваться вчера.

Когда мы допили чай, разговор продолжался. В какой-то момент наши руки соприкоснулись, мы наклонились друг к другу, и...

— Клавдия Тимофеевна! — В комнату, постучавшись, заглянула медсестра, мы едва успели отпрянуть, приняв недвусмысленно пристойные позы. — Там пришел какой-то господин. Спрашивает вас. Просит, чтобы непременно самолично.

— Что за господин? — Голос Клавдии звучал хрипловато, она откашлялась.

— Из простых, но богатый. Автомобиль новенький, красивый. Карточку, вот, передал.

Медсестра протянула Клавдии визитку.

Красная. Знакомые золотые буквы с вензелями... Гхм.

— Боже, какое дурновкусие, — повертев карточку в руках, поморщилась Клавдия. — И что же угодно этому господину?

Медсестра пожала плечами:

— На больного он не похож. Хоть и помятый маленько. Что угодно, не говорит. Сказал, что вопрос у него конфиденциальный, и разговаривать он будет только лично с вами.

— Хорошо, — вздохнула Клавдия. — Скажи, что скоро подойду.

Медсестра кивнула и вышла.

— Не похоже, чтобы ты была в восторге от этого визита, — заметил я.

Клавдия положила визитку на стол. Поморщилась.

— Комаров... Знаю я таких «господ», насмотрелась. Требование анонимности означает, вероятнее всего, просьбу излечить от дурной болезни. Или вернуть мужскую силу. Или что-то подобное... Лично я с господином Комаровым никогда не встречалась, но его репутация говорит сама за себя.

— Я могу пойти с тобой?

— Зачем? — удивилась Клавдия. — При тебе он не станет откровенничать.

— Его откровения меня не интересуют. Хотя, если потребуется немедленное лечение, не хотелось бы оставлять тебя одну. Просто я косвенно знаком с Комаровым, и как раз собирался в ближайшее время с ним встретиться. А тут — на ловца и зверь бежит. Моё дело не займет много времени, обещаю.

— Вот как? Никогда бы не подумала, что ваш род может что-то связывать с Комаровым.

Я развёл руками:

— Так уж получилось. Сам не в восторге. Надеюсь, что сегодня покончу с этим раз и навсегда.

— Что ж, идём.

Я распахнул перед Клавдией дверь, мы вышли в коридор.

— Признаться, при тебе и я буду чувствовать себя более уверенно, — смущенно проговорила она. — После визитов таких, как Комаров, всегда остается какой-то мерзкий осадок.

— Догадываюсь... Не волнуйся, я буду рядом. — Я обнял её.

Мы вошли в кабинет Клавдии. Она села за стол, я, не придумав себе другого места — напротив.

Через минуту в дверь деликатно постучали. На пороге появилась та же медсестра.

— Клавдия Тимофеевна, вот этот посетитель... Прошу вас, — она пропустила вперёд Комарова.

— Рад приветствовать, многоуважаемая Клавдия Тимофе... — вальяжно начал Федот. И не договорил.

Замолчал, уставившись на меня.

— Что с вами? — спросила Клавдия.

— Э-э-э, — проблеял Комаров.

— Вас так удивляет присутствие в моей клинике представителя рода Барятинских? — Клавдия приподняла брови. — Так спешу напомнить, что я и сама — урожденная баронесса Вербицкая.

— Это мы — с полным пониманием, — поспешил заверить Федот. — Чай, вашу милость весь Петербург знает. Простой люд ежедневно в молитвах поминает, дай Господь вам доброго здоровьичка. — Он сноровисто перекрестился. — А вот их сиятельство — не припомню, чтобы были замечены в богоугодных делах. — Федот справился с собой. Приосанился. — Дозвольте представиться — лично-то мы, сколь помню, не знакомы. Комаров Федот Ефимович. А вы — князь Константин Александрович Барятинский, ежели не ошибаюсь? Сын покойного Александра Григорьевича?

— Не ошибаетесь, — кивнул я.

Комаров состроил скорбную мину.

— Знавал я вашего батюшку, да-с... Царство ему небесное. Широкой души был человек.

Он шагнул ко мне, протянул руку.

— Будем знакомы.

Я поднялся, пожал. Со стороны себя не видел. Но догадывался, что выражение моего лица обещает Федоту всё, что угодно — только не предстоящую радость знакомства. И его это, похоже, крепко сбивает с толку. Не такой реакции ждал от шестнадцатилетнего подростка, чьё семейство считал загнанным в угол.

— Мне, увы, не довелось общаться с покойным Александром Григорьевичем, — сухо сказала Клавдия. — Но относительно широты души — спешу заметить, что Константин Александрович присутствует здесь, дабы оказывать мне помощь в целительстве. Я не сумела бы справиться со многими недугами, если бы не его вмешательство. Константин Александрович — достойный сын своего отца. Александр Григорьевич мог бы им гордиться.

— Вот оно что... — пробормотал Комаров.

— Могу узнать, что вас привело ко мне?

Клавдия указала Комарову на кресло, стоящее перед её столом. Напротив того, в котором сидел я.

Под моим пристальным взглядом вальяжность и спесь Федота испарились окончательно.

— Я, собственно... — пробормотал он. — Я, ничего такого... Напротив — с огромной нашей благодарностью к вам, многоуважаемая Клавдия Тимофеевна!

Клавдия смотрела непонимающе.

— Товарищей моих верных приняли в клинику, не прогнали с порога, — пояснил Федот. — Прошлой ночью к вам сюда на карете скорой помощи троих привезли. Это я настоял, чтобы непременно к вам! Врать не буду — не чаял, что выживут. Думал, брешут люди, когда про тутошние чудеса рассказывают. За соломинку хватался... А вы — буквально из мёртвых подняли!

— О ком вы?

Клавдия всё еще не понимала. В отличие от меня.

— Сазонов Николай, — принялся загибать пальцы Комаров, — Тишкин Семён, да Смирнов Митька.

— Вот оно что, — проговорила Клавдия. — Те трое, с огнестрельными... Это всё — ваши люди?

— Соратники ближайшие, — кивнул Комаров. — Как братья мне родные!

— И потому их сопровождали ваши слуги, а не вы лично? — усмехнулась Клавдия.

— Не мог сопроводить. — Комаров понурился. — Никак не мог, при всем моём великом желании.

— Я могла бы спросить, при каких обстоятельствах эти люди получили огнестрельные ранения, — недовольно проговорила Клавдия. — Но, полагаю, правду вы не скажете.

Комаров прижал руки к груди:

— Помилуйте, благодетельница! Отчего же не сказать? Спьяну дурь молодецкая поперла. Бывает, знаете ли. Перепились, вот и — того... Переборщили.

— Да-да, — усмехнулась Клавдия. — Характер ранений говорит именно об этом. Исключительно «дурь» и «переборщили».

— Благодетельница! — вскинулся Комаров. — Право слово, Христом-богом...

— Оставьте, — поморщилась Клавдия. — Не стоит пополнять список ваших прегрешений новой ложью. Жизни ваших людей ничто не угрожает, они идут на поправку. Во многом — благодаря усилиям Константина Александровича, — она посмотрела на меня. — И всё, о чём я могу попросить вас — не допускать подобного впредь. «Молодецкая дурь», как вы изволили выразиться, потребовала от меня напряжения многих ресурсов... Впрочем, сомневаюсь, что вам по силам выполнение моей скромной просьбы.