Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 127

Муссолини был буквально раздавлен обрушившимся на него несчастьем, но Гитлер, прилетевший в Италию, чтобы ободрить своего друга и союзника, не проявил ни сочувствия, ни даже дара убеждения, которым фюрер так мастерски владел. Вместо слов поддержки дуче вынужден был выслушивать упреки в низком боевом духе итальянских войск, отказавшихся защищать Сицилию, и поразившем Италию духе пораженчества, затронувшем даже партию. В то время как рейх полностью перешел на рельсы тотальной войны, мобилизовав все силы нации, в Италии ведут себя так, будто никакой войны вообще нет, продолжал перечислять упущения фашистов Гитлер. Охватившее дуче из-за известий о воздушном налете на Рим смятение ничуть не смутило нацистского диктатора, и после небольшого перерыва «разнос» продолжился.

Снова напомнив о том, что именно из-за греческой авантюры немцы были вынуждены вмешаться в события на Балканах и отложить вторжение в СССР, из-за чего, по мнению фюрера, в 1941 году не удалось одержать успех на Востоке, Гитлер призвал Муссолини твердо верить в конечную победу держав Оси и приложить все усилия для ее достижения. На этой малооптимистичной ноте встреча в Фельтре и завершилась.

Подобный финал одинаково не устраивал и тех, кто надеялся, что после решительного заявления дуче о грядущей военной катастрофе Гитлер вынужден будет оказать поддержку в необходимом объеме; и тех, кто подталкивал Муссолини поставить фюрера перед фактом: Италия не может более вести войну и должна начать сепаратные переговоры с союзниками. Но дуче так и не решился сделать ни то, ни другое. Подавленный и опустошенный, он проводил немецкого гостя на аэродром, а затем с напускной решимостью заявил, что немцы предоставят всю необходимую поддержку, но Италия должна быть готова встретить грядущие трудности. Увидев на лицах своих подчиненных нескрываемое разочарование (генерал Амброзио даже не пытался скрыть саркастической усмешки), Муссолини поспешил завершить неприятный для него разговор и сразу же улетел в Рим.

Очевидная безрезультатность переговоров фюрера и дуче стала катализатором для заговорщиков – как военных, так и партийных. Амброзио, какое-то время надеявшийся уговорить диктатора разорвать союз с Германией и начать переговоры с западными союзниками, после чего ставшего ненужным дуче все равно убрали бы с политической сцены, пришел к выводу, что Муссолини не способен на столь решительный шаг и выжидать дальше не имеет смысла. К этому моменту подготовка к перевороту достигла финальной стадии – за день до визита Гитлера Виктор Эммануил вызвал к себе маршала Бадольо и сообщил, что доверяет ему сформировать новое правительство после того, как дуче будет отправлен в отставку. Намерения вечно колеблющегося короля подкреплялись тем, что озлобленные и напуганные авианалетом римляне встретили появление Виктора Эммануила на улице оскорбительными выкриками и требованиями закончить наконец войну. Ощутив угрозу трону, монарх решил действовать незамедлительно.

Одобрив планы Амброзио, который в эти дни стягивал к Риму надежные армейские части, Виктор Эммануил принял 22 июля обычный доклад Муссолини, не подав и виду об уже принятом им решении. Он спокойно выслушал дуче, пообещавшего стабилизировать военное положение и подготовить Южную Италию к неизбежному вторжению врага. Если король и был разочарован неспособностью диктатора оценить действительное положение дел, то ничем не выдал себя.

Скорца и его радикально настроенные сторонники также были разочарованы итогами встречи в Венето. По их мнению, дуче не сделал правильных выводов из событий последних месяцев: не подчинил итальянские войска немецкому командованию и не призвал нацию к тотальным усилиям. Когда Гранди, осторожно искавший сторонников среди партийной элиты, обратился к генеральному секретарю, тот не стал скрывать своего недовольства диктатором. Именно Скорца сообщил графу Мордано, что Муссолини согласился созвать вечером 24 июля Большой фашистский совет. Более того, Скорца даже поддержал идею Гранди предложить собственный проект резолюции – как показало время, генеральный секретарь собирался сделать то же самое.

Известие о предстоящем заседании развязало графу руки, и его идея спровоцировать кризис в верхушке режима приобрела окончательный вид. Он решает использовать собрание для того, чтобы вначале подвергнуть военную стратегию и внешнюю политику Муссолини жестокой критике, а затем предложить передать королю руководство вооруженными силами и большую часть полномочий дуче. Гранди не рассчитывал на добровольное согласие диктатора – оно и не требовалось. Если ему удастся заручиться поддержкой значительной части членов Большого совета, то недоверие к Муссолини, выраженное голосованием в «высшем органе фашистской революции», подорвет позиции дуче и позволит Виктору Эммануилу легко избавиться от премьер-министра.

Покинув римский штаб партии, граф Мордано развил активную деятельность. Еще не зная, что монарх уже дал согласие на военный переворот, Гранди попытался получить у него одобрение своих планов, с холодным цинизмом предлагая не просто отправить Муссолини в отставку, но и, арестовав, застрелить того при «попытке к бегству». Виктор Эммануил сумел уклониться от прямого ответа, дав, тем не менее, понять, что разделяет опасения и расчеты графа. Уклончивость монарха немало раздражила Гранди, но своих намерений он не изменил.

Ему удалось склонить на свою сторону нескольких участников предстоящего собрания, но большинство опасалось однозначно высказываться в пользу резолюции, ведь, несмотря ни на что, Муссолини все еще оставался диктатором, которого боялись. И все же Гранди чувствовал, что напуганные последними новостями министры и партийцы склоняются на его сторону. Он действовал напористо, но достаточно аккуратно, ничего не говоря собеседникам о своих планах арестовать дуче или внезапно атаковать германские войска, переведя Италию в лагерь союзников. Гранди рассуждал лишь о «спасении страны» – для этого, по его словам, необходимо было выдвинуть на первый план монарха, который мог бы начать переговоры с западными союзниками или же сплотить нацию перед лицом надвигающейся угрозы. Буквально накануне заседания даже Чиано согласился поддержать фрондеров. Он, разумеется, понимал действительную подоплеку дела, но Чиано не так беспокоил этический аспект фактического предательства своего тестя, как собственное будущее и та оценка, которая будет дана его работе на посту министра иностранных дел. Пока что ему удавалось удачно дистанцироваться от создания оси Берлин-Рим, но кто знает, что случится, когда откроются архивы?

Муссолини знал о бурной деятельности президента Палаты фасций и корпораций как минимум из одного источника. После недолгих колебаний Скорца решил, что хранить молчание в данном случае будет неразумно, и поведал дуче о своем разговоре с графом и намерениях последнего поднять на заседании Большого совета вопрос дальнейшего ведения войны. Но Гранди и не ждал, что его действия останутся для Муссолини тайной. Вместо того чтобы отпираться, он смело сыграл на опережение.

На следующий день после разговора с генеральным секретарем граф Мордано отправился во дворец «Венеция» и представил все дело так, будто в его резолюции речь пойдет исключительно о желании избавить дуче от необходимости вести сепаратные переговоры с союзниками или нести единоличную ответственность за предстоящие военные трудности. Муссолини презрительно отмахнулся от его слов, по-прежнему уверяя, что обещанная Гитлером помощь переломит ход войны на Средиземноморье. Дуче явно продолжал считать своих партийных соратников неспособными к заговору. Как и в случае с королем, он переоценил собственное влияние – сама ситуация придавала смелости членам Большого совета. Днем 24 июля маршал де Боно сделал запись в своем дневнике:

«Предстоит очень серьезное и, надо полагать, опасное дело. Я буду говорить по поводу военной ситуации. Гранди представит резолюцию с требованием передачи королю конституционных полномочий… Сегодня бомбардировали Болонью, разве это может еще продолжаться».