Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 124

Весной, когда немецкие и итальянские войска еще сражались в Африке, состоялась двенадцатая встреча Гитлера и Муссолини – как и годом ранее, она прошла в зальцбургском дворце Клессхайм. Поезд дуче прибыл в Тироль 11 апреля 1943 года.

Муссолини приехал в Австрию не полностью оправившись после обострения болезни желудка, а потому находился не в лучшей форме. Он все же попытался поднять тему сепаратных переговоров с большевиками, однако поддержки у немцев не нашел. Само время для такого разговора оказалось не слишком подходящим. Гитлер и его военные советники находились под сильным впечатлением от недавно закончившейся битвы под Харьковом, где контрудар танковых дивизий фельдмаршала Эриха фон Манштейна изменил ситуацию в Восточной Украине в пользу немцев. Советские войска были отброшены с большими потерями, а Харьков вновь оказался в руках вермахта.

Теперь у фюрера только и говорили о новых видах вооружения вроде тяжелых танков «Тигр» и «Пантера», реактивной артиллерии и субмаринах, способных надолго погружаться под воду. Командующий германскими ВМС адмирал Карл Дениц уверял итальянскую делегацию, что 1943-й станет годом победы в Атлантике, а Гитлер вновь и вновь пускался в исторические аналогии с завершающим этапом Семилетней войны, когда прусский король, окруженный сильнейшими державами Европы, отчаянно сражался за свое королевство и все-таки сумел выстоять в безнадежной борьбе.

Муссолини, не меньший любитель исторических аналогий, все же попытался донести до фюрера всю опасность положения, в котором теперь оказалась Италия. Гитлер согласился с тем, что свой следующий удар западные союзники нанесут по итальянцам, и признал необходимость переброски на Средиземноморье немецких войск, но так и не сказал ничего конкретного. Дуче оставалось лишь полагаться на туманные обещания увеличения немецкой помощи – к немалому разочарованию своего окружения, Муссолини уехал из Австрии, так и не отважившись объясниться с Гитлером начистоту. Вместо этого после разговора с Гиммлером Муссолини загорелся идеей создания элитного военного подразделения. Речь шла о так называемой дивизии «М», которая должна была состоять из преданных режиму фашистов, обученных немецкими инструкторами и вооруженных лучшим оружием Третьего рейха. В итальянской армии уже имелись батальоны «М», приданные обычным пехотным дивизиям в качестве ударных частей фашистской милиции («М» в данном случае означало Муссолини и Morte – смерть), но к 1943 году большинство этих соединений были разбиты. Новую часть предполагалось использовать не против союзных войск – она должна была разместиться неподалеку от Рима, ожидая приказа подавить любое выступление против дуче.

Для диктатора и его окружения необходимость скорейшего создания «политически надежной» и располагавшей тяжелым вооружением дивизии фашистской милиции была уже вполне очевидной. Усиливавшиеся день ото дня бомбардировки итальянских городов союзнической авиацией совпали с возвращением в страну остатков разгромленных на Дону войск и начавшимися в Северной Италии массовыми забастовками рабочих военной промышленности, выдвинувших не только экономические, но и политические требования. Как и прежде, полиция оказалась неспособна подавить забастовку – правительству вновь пришлось идти на уступки, повышая заработную плату, но выполнить требование бастующих закончить войну Муссолини и его министры были бессильны. Дуче оставалось лишь тянуть время в надежде на то, что, потерпев ряд военных неудач, западные союзники или Советский Союз станут более сговорчивыми. Заранее пытаясь подготовить режим к периоду тяжелых испытаний, в феврале 1943 года Муссолини начал масштабные перестановки в правительстве и руководстве фашистской партии.

После того как в 1939 году «слишком засидевшегося» и утратившего доверие Муссолини Стараче сместили с поста генерального секретаря, назначив на почетную, но безвластную должность начальника штаба фашистской милиции, дуче никак не мог подыскать себе нового партийного заместителя. С осени 1939 до весны 1943 года эту роль исполняли три человека, ни один из которых не сумел продержаться больше года. Возможно, причина этой кадровой чехарды заключалась в том, что Муссолини подбирал себе ничем не выдающихся помощников, обладавших, однако, тем неоспоримым качеством, что никто из них, ни по положению в партии, ни по характеру, не мог претендовать на роль лидера возможной оппозиции в фашистских рядах.

Но времена изменились, и теперь даже дуче признавал, что в нынешних условиях требуется «сильная фигура». Фашизм переживал настоящий «кризис веры». «Национальная фашистская партия» достигла пика своей численности в 1940 году, когда в ее рядах состояло свыше шести миллионов итальянцев, но в течение двух следующих лет для подавляющего числа фашистов членство в партии стало не более чем пустым звуком. Доклады партийных секретарей из всех регионов Италии дышали настоящим отчаянием, вызванным очевидной неспособностью удержать старых и привлечь новых сторонников фашизма. Совпавшая с началом британского наступления в Египте 20-я годовщина «марша на Рим», проведению торжественных мероприятий в честь которой партийные пропагандисты придавали столь большое значение, не вызвала в стране ни малейшего энтузиазма. Исправить положение был призван Карло Скорца, занявший пост генерального секретаря в апреле 1943 года. Представитель радикального крыла партии, он считался сторонником жесткой партийной диктатуры и продолжения войны вместе с Германией до победного конца. Назначая на высшую партийную должность столь одиозного деятеля, Муссолини надеялся не только укрепить ряды фашистской партии, но и продемонстрировать ее готовность разделить тяготы военного времени вместе с нацией. Охваченной унынием стране необходимо увидеть хоть какие-то перемены, считал дуче, – и партия обязана вернуть себе утраченное доверие масс.

Муссолини также поспешил избавиться от подавляющего большинства министров своего кабинета. Он не пощадил даже своего зятя, который уже давно раздражал диктатора нарочито демонстрируемым неодобрением происходящего в Италии. Чиано потерял пост министра иностранных дел, однако сохранил членство в Большом совете и получил должность посла при Ватикане, что позволяло ему оставаться в Риме. Муссолини, по большей части осведомленный о высказываниях графа, не придавал им большого значения, полагая, что за фрондерством Чиано не кроется ничего, кроме желания дистанцироваться от ставшего непопулярным союза с немцами. И хотя преемником Чиано на министерском посту стал сам Муссолини, эпоха «семейной дипломатии» явно подошла к концу.

Но и масштабные кадровые перестановки на фашистском политическом Олимпе не помогли укрепить ни режим, ни решимость нации продолжать войну. Гитлер мог сколько угодно призывать своего итальянского друга поступать так же решительно, как Клемансо в 1917-м, – за этой аналогией не стояло ничего. Реальность не признавала красивых фраз – в 1917 году на помощь французам пришли многочисленные войска союзников, а в 1943-м Германия с трудом защищалась сама, не имея возможности облегчить непосильное бремя, свалившееся на фашистскую Италию.

Осознавая переживаемый режимом кризис, Муссолини все же продолжал утверждать, что крупная победа поправит дело и оздоровит положение в стране. На смену заявлениям, что воздушные бомбардировки и нехватка продовольствия закалят и укрепят нацию, пришла ничем не обоснованная убежденность, что на своей земле итальянские солдаты будут сражаться намного лучше, чем на Балканах, в Африке или в России. Выступая перед партийными руководителями, крайне обеспокоенными происходящими в стране и мире событиями, Муссолини заверил их, что едва только союзники попытаются высадить десант на побережье, как итальянские войска «уничтожат его полностью, до последнего человека, так что можно будет сказать, что им удалось захватить кусок нашей земли, но лишь для того, чтобы остаться на нем не в вертикальном, а в горизонтальном положении». Подхватившие новый лозунг пропагандисты грозили врагам, что в Италии они столкнутся с сопротивлением всего народа, сплоченного «общей верой в своего короля и дуче» и готового «сражаться, чтобы защитить свою собственную землю». Дальнейшие события показали, насколько эти угрозы были далеки от реальных настроений в обществе и армии.