Навеки твоя (СИ) - Устинова Мария. Страница 42

— Козел, — емко сказал Эмиль в пустоту.

Он не хотел ничего со мной обсуждать. Посмотри правде в глаза: мы в патовой ситуации.

— Давай обратимся в полицию, — еле сдерживая слезы, прошептала я. — Ты же знаешь… похищенных не возвращают.

Глава 39

Эмиль отвернулся.

Убитый взгляд устремился в пустоту. По старой привычке он упер руки в бока, выставив грязные манжеты сорочки.

— Ты думаешь, я бы не пошел? Нам нельзя в полицию, — мрачно сказал он. — У них могут там быть люди. У них родственники в СК! Нельзя рисковать. Если меня посадят сейчас и я там сдохну, все будет кончено… Я хотя бы попытаюсь вернуть сына!

Последнюю фразу он проорал, словно на меня злился.

— Давай обратимся к Питерцову. Он вел твое дело, когда тебя посадили.

Эмиль молчал несколько минут. А у меня сил не осталось спорить. Я сделаю все — просто все, что от меня зависит. И, должно быть, он почувствовал, что его ответ мало что меняет. Мы другие. Мы потеряли друг друга. Но как бы ни было больно, это уже не важно. Наши пути разойдутся здесь и сейчас.

— Ты ему доверяешь? — глухо спросил он.

— Он хотел мне помочь.

Мне было чуть за двадцать, и я была беременна. Олег Питерцов сказал, я похожа на его дочь. И добавил, что ему не нравится, когда юные девушки тратят жизнь на таких мужчин, как мой муж — они этого не достойны. Он нашу историю не знал, думал, я дурочка, которая с животом поедет за своим нечистым на руку мужем на лесоповал.

Он мне сочувствовал, а не Эмилю. Что Эмиль сел — он был рад. Но затем моего мужа оправдали, а Питерцову то дело помогло продвинуться в карьере.

— Он не продажный. Не знаю, поможет разобраться или нет, но не будет подыгрывать Бессонову. Давай попробуем поговорить. Хотя бы неофициально! Вдруг подскажет, как спасти сына, что сделать!

Я не стала добавлять, что у нас, фактически, связаны руки. Все рушится на глазах и на коне оказались те, кто был чист перед законом — хотя бы имел такую видимость. Люди с деньгами и связями, а не мы. И Андрей уже не сможет помочь. Его будут гнать, пока не разорвут. Но даже когда я представляла, как он, раненый, в крови, избитый, скорее всего, так и не сумевший избавиться от наручников, пытается лечь на дно, уехать, а может, рискуя жизнью, как ополоумевший загнанный зверь, ищет меня, это не трогало. Не трогало и то, что мой муж, обращаясь в полицию, рискует тоже. И срок, который он получит за все, будет внушительным. Хорошо, если через тридцать лет увидимся. Если вообще когда-нибудь.

Но я бы сделала это, даже если бы сама села в тюрьму.

Дети выше этого. Вопрос в том, считал ли он заключение приемлемой платой за шанс спасти сына.

— Позвони ему, — решил Эмиль.

Я усмехнулась от облегчения — даже слезы вышибло. Написала смс юристу, чтобы разыскал личный номер следователя, и пока ждала, пыталась разобраться, что чувствую. Страх перед будущим. Решимость. Я не хотела ни о чем думать и заглядывать вперед… вместо этого я вспоминала…

Я вспоминала нас.

Эмиль опустился напротив, пытливо глядя в глаза.

— Договорись о встрече. Расскажи все, но скажи, что придешь одна.

Я кивнула. Вот и ответная смс.

Набрала номер Питерцова и, слушая гудки, ощутила прикосновение губ к запястью. Удивленно взглянула на мужа и встретилась с серыми, бесконечно спокойными глазами. У него был такой глубокий взгляд. Горячее дыхание ласкало запястье. Следом он поцеловал ладонь — еще раз и еще…

— Что ты делаешь? — прошептала я.

Он продолжил молча, напоминая, какими мы были, когда встретились. Как я мечтала о нем, а он обо мне. Вспоминала, как было хорошо и перед нами были открыты все дороги.

Вспоминала, как мы дурачились в постели, занимались любовью, а в его отсутствие я ходила по дому, представляя себя хозяйкой. Тонула в солнечном свете, его рубашке, надетой на голое тело, и в счастье. Если бы мы сразу друг другу открылись, сразу поверили, какими важными друг для друга станем… Мы бы ни минуты не потеряли зря. Три дня. Целых три. Раньше я думала — это безумно, до слез, до обидного мало. А теперь думаю — этого не просто достаточно. Этого много! Три дня мы пили счастье друг у друга из рук. Плевать, что было потом. Мы были одним целым, пока смерть не разлучила нас.

Те, кто познал такую сильную любовь, прежним не станет. Такие чувства ищут многие люди, но находят, конечно, не все. Но если нашли, пронесут через жизнь и никогда не забудут.

— Мой хороший, — прошептала я и приласкала его ладонью.

Щеки прочертили две горячие дорожки слез. Любовь, смерть, чувства — не просто слова. К ним больше нечего добавить.

— Мой хороший, — повторила я, когда Эмиль поцеловал руку еще раз, с таким чувством, словно она была сладкой — сладкой для него.

— Олег Питерцов, — отрезвляюще прозвучало в трубке, выбрасывая меня из воспоминаний и грез. — Слушаю.

— Это Дина Кац, — все, что я ощущала, мои слезы, усталость, боль, все выплеснулось в голос. — Мы можем встретиться? Сейчас? Я боюсь идти в полицию. Моего сына похитили и мне очень нужна ваша помощь.

— Мне нужны подробности.

Я попыталась рассказать, но начала плакать. Он ведь все знает: что Эмиль жив, что его ищут. Что Андрей в бегах после убийства Бессонова. Сначала Питерцов попытался уговорить меня обратиться в полицию. А когда понял, что я в безвыходном положении и боюсь собственной тени, согласился встретиться. Я выбрала место неподалеку — самую окраину города.

— Вы должны быть один, — предупредила я. — Иначе не подойду.

Когда я положила трубку, на меня напало оцепенение. Выбор сделан, верный он или нет — покажет время. К сожалению, ставки слишком высоки, чтобы не страшиться будущего.

Эмиль взял мою руку между своих и поднес к губам.

— Пора собираться, — прошептал он в ладонь и резко встал.

Я беспомощно наблюдала, как он готовится: проверяет оружие, пальцами гладя магазин, через выемки считает патроны, затем, со щелчком загоняет обойму на место. Всей кожей я ощущала его страх: оружие нужно, если мы не сумеем договориться.

Через полчаса я стояла в тени дома на перекрестке. Ночью стало холодно, но мне нужно время осмотреться. Эмиль будет наблюдать со стороны и придет, когда я договорюсь со следователем… хотя бы подготовлю его к появлению мужа.

Я успела продрогнуть в тонкой блузке, а может, от нервов мерзла… Внутри пробирала дрожь, но вот странно — на душе штиль. В этой глуши не разносилось ни звука, так что машину следователя я услышала издалека и спряталась в проходе между домами. Из убежища наблюдала, как Питерцов остановился в условленном месте. В машине он был один, отстегнул ремень, покрутил головой и выбрался наружу, оглядываясь, словно ждал, что я вот-вот подойду.

— Дина Сергеевна, — наугад позвал он.

Я бесшумно вышла из-за домов и направилась к нему.

— Дина… Я опасался, вы передумаете и не придете.

Мы сели в машину — я на пассажирское сиденье, и повернулась к нему. Смотрела с надеждой, пытая себя мыслью — поможет или нет? У меня вспотели пальцы. Взгляд Питерцова располагал к себе. Этот мужчина был в годах, на коротко стриженых висках модельной стрижки, густо пробилась седина. Вокруг рта и глаз жестковатые морщины, лицо квадратное и вся фигура такая же. Он был в гражданском: футболка, спортивные брюки и легкая ветровка. То ли выправка его выдавала, то ли служба въелась до костей, но видно, что человек из органов.

— Что случилось?

Я прерывисто вздохнула, собираясь с мыслями.

— Сына похитили вчера вечером. Вместе с моей мамой.

— Дина, вы должны пойти в полицию.

Я отчаянно затрясла головой. Знала ведь, что опять начнет.

— Не могу! Поймите, в похищении могут быть замешаны люди из Следственного комитета, я не знаю, кому верить!

— Мы разберемся, — доброжелательно сказал он и наклонился, чтобы завести машину. — Давайте поедем в полицию прямо сейчас. Нельзя терять ни минуты.