Новая Инквизиция 2 (СИ) - Злобин Михаил. Страница 59

Внезапно в моем одуревшем от одиночества, мрака и долгой неподвижности мозгу звонко щелкнула гениальная мысль. Да я же целый майор нынче! Меня и хоронили наверняка в форме! Стало быть, лучи звездочек на погонах вполне можно использовать в качестве инструмента.

«Эх, дерьмо, оставался бы я капитаном, так у меня б этих звезд восемь штук было, пусть и не таких больших. А могли бы и в ИК-Б закопать! Чё, жалко, что ли?!», — ворчал мой разум, пока непослушные пальцы срывали с плеч погоны и разгибали усики у воинских знаков отличия.

Дальнейшие монотонные действия я производил на полном автомате, не замечая ничего вокруг. Ни ноющей боли, все еще не покинувшей окончательно мое тело, ни холода с сыростью, ни настойчивого нашептывания беспокойных соседей по участку. Для меня существовал сейчас только один враг — неподатливая крышка, которая все никак не желала выпускать мертвеца обратно. И весь мир сжался в одну крохотную задачу. Просто водить зажатой между пальцами звездочкой по обивке. Занудно и упрямо. Раз за разом, повторять до зубовного скрежета, стачивая и обламывая рифленые латунные лучики. Врых! Вр-рых! Вр-р-рых!

Наконец-таки атлас сдался и разошелся настолько, что я смог просунуть в дырку пальцы и потянуть в стороны. Грянувший при этом треск рвущейся ткани показался мне громче залпа корабельных орудий. Но остановило ли это меня? Да хрена лысого! Напротив, я кинулся на приступ с новыми силами.

Освобожденные от оков обивки доски быстро спасовали перед моим яростным напором. Они хоть и не сломались, но отогнулись достаточно, чтобы я смог просунуть голову в образовавшуюся щель. Потом, бешено извиваясь, как страдающая от эпилепсии змея, я принялся протискиваться вверх, прямо в ледяное, но податливое нутро отсыревшей земли. Она практически мгновенно забила мне глаза и нос, скрипела на зубах, но я все равно неудержимо полз, разгребая ее ладонями. По уже проверенной схеме почву я сваливал внутрь перекошенного гроба, а там трамбовал подошвами туфель.

Эх, хорошо быть кротом или землеройкой. Для них это родная стихия. А вот мне пришлось весьма нелегко. Путь из полутораметровой могилы показался целым путешествием до Луны, не меньше. В какой-то миг даже пришла пугающая мысль, что смерть все-таки настигла меня, и это мой персональный ад, в котором я вечно буду карабкаться к несуществующей свободе. Но нет, не успел я толком проникнуться этой устрашающей перспективой, как затяжной ужас закончился…

Ослепительно белый свет острозаточенной бритвой резанул по привыкшим к кромешному мраку глазам. Я бы наверняка вскрикнул от неожиданности, но по-прежнему не мог набрать в грудь воздух. Легкие расправились немного позднее, когда я, до боли жмурясь, по пояс выкарабкался из могилы. Первый вдох оказался слаще медового нектара. Я глубоко втянул прохладный сырой воздух, щедро пропитанный ароматами мегаполиса, но тут же закашлялся, потому что в моем рту и носу скопилось земли на половину лопаты, не меньше. Жесточайший приступ скрутил нутро, и меня стошнило.

Из моего горла целым водопадом полилась смолянистая черная слизь, вперемешку с перекрученными жгутами бинтов, комками ваты и какого-то тряпья. Неужели всем этим меня нафаршировали в морге, когда готовили к погребению? Фу… ну и гадость…

Судорожно сплевывая непередаваемо горькую жижу с губ, я кое-как продрал слезящиеся от света глаза, оперся на руки и высвободил ноги из подземного плена. Окинув себя пока еще подслеповатым взглядом, я неодобрительно цокнул. Да-а уж, ну каков красавец! В гроб краше кладут… впрочем, проехали, хватит уже об этом. И так понятно, что вылез я вымокшим до нитки, ободранным, исцарапанным и грязным.

Такая наружность больше подходила не офицеру боевой инквизиции, а… блин, даже не знаю. Трупу бомжа. Вот люди сейчас в обморок рухнут, когда увидят, какая страхолюдина расхаживает по улице. Не ровен час, меня первый же патруль ППС в обезьянник упакует. Удивительное получится возвращение героя, ничего не сказать. Ну да и хрен с ним! После того, что я пережил, мне вообще все ни по чем! Даже если задержат, а в отделении полиции гипонекрией накроет, то уж как-нибудь сдюжу. Но да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Чего заранее котелок свой несчастный напрягать? Он у меня еще не так хорошо варит.

Плюнув на все условности, я принялся осматриваться вокруг, чтобы понять, какое сейчас вообще время суток и куда мне двигаться. Но тут вдруг взор споткнулся об замершую в шаге от могильной плиты с моей фотографией фигуру. Я сперва удивился, что заметил ее только сейчас, однако припомнив, как меня ослепили первые лучи света, быстро себе эту промашку простил. Ну действительно, я ж ведь и самого себя разглядеть смог далеко не сразу…

Молчаливый гость, судя по его неподвижной и напряженной позе, находился здесь достаточно долго, чтобы увидеть чудо моего возрождения если не с самого начала, то самую интересную его часть уж точно. И при ближайшем рассмотрении тот, кого я воспринял как таинственного незнакомца, оказался стройной барышней. Она стояла, широко распахнув веки и уронив челюсть чуть ли не до колен. Одна ее рука судорожно сжимала букет из алых гвоздик, а другая до побелевших костяшек стискивала дамскую сумочку. Девица оцепенела и не находила в себе сил шевелиться, а потому за моими телодвижениями следили одни только ее переполненные неописуемым ужасом глаза.

Н-да… неудобно получилось. Не хотелось мне из своего возвращения представление делать. Наверное, надо что-то сказать, чтобы разрядить обстановку? Что-нибудь успокаивающее и миролюбивое…

— Кха-кхе… — немного картинно откашлялся я. — Ну, здравствуй, Маришка. Не ожидал, что мы с тобой увидимся вот так…

Первой из обессилевшей женственной ручки выпала сумочка, а за ней на землю шлепнулись и цветы. Зрачки моей бывшей девушки закатились, и ее сильно повело в сторону. Я едва сам не рухнул, когда поспешил к ней, чтобы подхватить и не позволить упасть, но все же устоял на ватных непослушных ногах.

Бережно опустив девушку, я присел рядом на пропитанную влагой почву и устало прикрыл перепачканной ладонью лицо. Видит бог, не так я представлял свое возвращение в мир живых…

Конец второй книги.