Пороки и наваждения - Паралкар Викрам. Страница 9

Через год тело выкапывают. Плоть уже съели черви и насекомые, порой в гробу остаются клочки волос, ногти, зубы, которые дребезжат, как камешки. Кости же превращаются в предмет ослепительной красоты. Круглый алмаз величиной с глазное яблоко, идеальный по чистоте и внутренней симметрии, — все, что остается от скелета больного.

Ученые так и не сумели объяснить механизм Osteitis deformans preciosa. Болезнь породила предположения о происхождении драгоценных камней, которые находят в горах и колодцах шахт: из костей каких видов землеройных животных получились бы такие камни? Однако у алмазов Osteitis deformans preciosa есть одно значимое отличие. Качество их таково, что порой они стоят в десятки раз дороже обычных алмазов того же размера, однако покупка их сопряжена с риском. В одном случае из десяти недуг выпускает больного из своих когтей через много десятков лет после его смерти. Случай с герцогиней Бургундской положил конец моде на украшения из таких камней. Герцогиню обнаружили мертвой в ее покоях: в лице ее не было ни кровинки, сердце остановилось от испуга. На груди ее лежал скелет — там, где прежде висел бриллиант в изысканной византийской оправе.

Confusio linguarum

После того как город охватывает эпидемия Confusio linguarum^[21], его площади и бордели, его церкви и скотобойни наводняют горожане, сетующие на языках, на которых прежде не говорил никто на свете. Жертвы недуга никогда уже не вспомнят родной язык и отныне изъясняются странными новыми слогами.

Когда заразиться уже невозможно, в город съезжаются смельчаки из числа лингвистов в надежде расшифровать словари и грамматики, которые оставила по себе вспышка болезни. Лингвисты действуют как целители, силясь извлечь смысл из отчаянного путаного лепета. Но переводить с языков, доселе не существовавших, трудно: немногие лингвисты умеют это хоть сколь-нибудь профессионально. Те же, кто умеет, неспособны устоять перед соблазном золота, как все люди, и предлагают свои услуги преимущественно богатым. Первыми всегда разгадывают наречия купцов. Начинаются скупые разговоры о торговле и власти, тогда как речи поэтов и философов остаются неуслышанными. Однако не стоит слишком ругать лингвистов. Они серьезно рискуют, предлагая свои услуги. Не один лингвист, застигнутый врасплох рецидивом эпидемии, забывал современные языки и был обречен жить с одним-единственным выдуманным наречием.

Большинство же горожан за неимением переводчика оказываются предоставлены самим себе. Нередко можно видеть памятники, расписанные словами на тысячах алфавитов. Каждый написавший ищет товарищей с таким же диалектом, с кем можно перемолвиться искренним словом. Некоторым удается, и тогда они покидают кровных родственников, из-за болезни ставших им чужими. Они выбирают матерей, братьев и возлюбленных, предназначенных им по прихоти недуга, людей, с которыми ныне рассчитывают делиться сокровенным на языке без истории и наследия.

Conscientia errans

Многие болезни способны распустить тонкую ткань сознания. Нередко можно наблюдать даже крепких людей, которых неодолимые недуги ввергли в кататонию. После диагностики и лечения одни выздоравливают, другим же лишь течение времени оставляет надежду на то, что возмущение гуморов успокоится. Conscientia errans, или блуждающее сознание, относится ко второй категории, хотя механизмы ее отличаются от товарок.

В постановке диагноза главную роль играет удача. Врачи, нередко во время симпозиумов в Библиотеке, обсуждают свою работу с другими специалистами и подмечают сходство между пациентами, вверенными их заботам. Заподозрив болезнь, нетрудно поставить диагноз: документации за несколько недель достает для подтверждения узнаваемого характера Conscientia errans. Каждая группа состоит не более чем из пяти больных, и лишь один из них бодрствует в определенное время. Затем сознание покидает тело больного, лишая его чувств, и переходит к другому. Взятые по отдельности, пациенты то приходят в себя, то вновь теряют сознание, однако безукоризненная согласованность эпизодов вялости и возбуждения свидетельствует в пользу непрерывной связи между ними. Воспоминания и личности больных не меняются, недуг не пытается разрушить их отличительные черты. Они не знают о существовании друг друга, однако в редких случаях воспоминания одного перетекают в другого: так, пациенту может присниться подробный сон о незнакомом городке или же он вспоминает строчки из спектакля, которого не смотрел.

Для объяснения этого недуга выдвинули немало гипотез. Одна теория отвергает идею единого странствующего сознания и доказывает, что состояние пациентов подобно мерцанию светлячков, что вьются светящимся каскадом, создавая лишь иллюзию перемещения. Вторая теория утверждает, что души всех этих пациентов поглотила и заменила собой одна-единственная душа-паразит, затаившаяся на время в их телах. И хотя поступки больных кажутся самостоятельными, ими правит воля паразита. Третья теория выдвигает более провокационное предположение, что недуг — не что иное, как заговор пациентов с целью бросить вызов смертности. В небесной ведомости им предначертана скорая смерть, но их души, несогласные с этим приговором, продлевают себе жизнь, распределяя между собой скудные остатки сознания.

Amnesia histrionis

При одном лишь упоминании об Amnesia histrionis^[22] великих мастеров сцены охватывает ужас, ибо каждый из них знает коллег, разбитых этим недугом. Они шепотом рассказывают о заслуженных пожилых актерах, осознавших, сидя в гриме перед зеркалом в уборной, перед самым подъемом занавеса, что забыли все строки, которые когда-то учили. Они страдальчески заламывают руки, отчаянно силясь воскресить Эдипа и Антигону или распалить муки Федры, гордость Агамемнона, скорбь Деметры. Их окружают вянущие цветы былой славы, но из зеркала в тусклом желтом свете свечей на них смотрит притворщик, вырядившийся императором, философом или полубогом.

Болезнь не касается воспоминаний, не связанных с театром, и не затрагивает прочие таланты. Страдающие Amnesia histrionis полностью осознают масштабы утраты, помнят былое преклонение публики. Неспособные более заучить наизусть диалог, многие вовсе бросают сцену, прячутся в уголках убогих таверн, и карьера их катится под уклон. Но есть и те, кто отворачиваются от мира театральных пьес и обращаются к сфере импровизации. Недуг не лишает их способности перевоплощаться в разных героев и создавать линии повествования, и они черпают из воображения роли невероятной сложности и глубины, зная, что никогда не сумеют ни повторить те, которые вызывают аплодисменты, ни усовершенствовать те, которые критикуют.

Ни один из актеров, больных Amnesia histrionis, еще не оправился от недуга, и хотя большинство лишается средств к существованию и положения в обществе, зато обретает неожиданный дар. Пьесы на книжных полках из старых друзей превращаются в обольстительных незнакомок, и каждая страница дарит наслаждение, которого они в противном случае не получили бы, перечитывая эти тексты.

Membrum vestigiale

Некоторые утверждают, что термин Membrum vestigiale, или рудиментарная конечность, ошибочен, однако он закрепился, поскольку описывает самую очевидную особенность болезни: зачаток конечности, который обычно проклевывается на лопатке. Обнаруженный у новорожденного зачаток растет до отрочества и может в длину сравняться с предплечьем.