Влюбленный лэрд - Йорк Сабрина. Страница 10

Похожие, бесчеловечные по своей сути планы герцога Кейтнесса вызывали страх.

Разумеется, Даннет наотрез отказался.

Никто из лэрдов, у которых сохранилась совесть, добровольно не согласился бы на подобный шаг.

Однако все остальные предпочитали немного подождать и посмотреть, как отреагирует герцог на сопротивление Даннета. Судя по выражению лица Ханны, решение, принятое герцогом, не предвещало ничего хорошего.

– Что хочет герцог? – осторожно поинтересовалась Лана.

Лицо Ханны стало совсем мрачным, и Лана насторожилась еще сильнее.

– Он едет, – прошептала Ханна. – Едет к нам.

Застыв от мрачного предчувствия, Лана молча смотрела на сестру. Она уже знала, чем им всем грозит приезд герцога.

С его появлением наступал конец их спокойной тихой жизни. Что могло принести им прибытие герцога? Одни лишь страдания и несчастье, больше ничего.

Глава 3

Лахлан пришпорил своего скакуна, и тот понесся стрелой. Сзади раздался сердитый крик Дугала, который просил убавить скорость, но Лахлан не обратил на него никакого внимания. В ответ на предложение Лахлана выйти из кареты и проехаться верхом кузен, который отнюдь не был любителем верховой езды, страдальчески сморщился, но все же согласился. Дугал трясся в седле, словно мешок с картошкой. Судя по всему, к концу пути он должен был крепко отбить себе зад. Скорее всего, сидя вечером за столом, ему придется морщиться от боли.

От этой мысли, хотя в ней не было никакого злорадства, Лахлан повеселел и широко улыбнулся. Его охватило давно забытое чувство беспричинной радости, он буквально упивался им.

Внизу мелькала земля, ветер свистел в ушах, сердце билось в унисон со стуком копыт, скорость и ощущение полета опьяняли. Невыразимо прекрасное ощущение свободы переполняло сердце и душу.

День как будто нарочно был создан для езды верхом. Стояла чудесная солнечная погода, дул слабый ветерок, приносивший с собой запах моря, он приятно охлаждал лицо и ерошил волосы на голове. Высоко в прозрачной синеве неба, оглашая окрестности резкими заунывными криками, парили две-три пустельги. Иногда Лахлан запрокидывал голову и с завистью смотрел на птиц. Как ему хотелось посмотреть на мир с высоты птичьего полета! Свободно парить, не думая ни о чем, не будучи обремененным земными заботами!..

Хотя он все-таки парил над землей. Рэбел, его конь, словно стелился по воздуху, без всяких усилий отталкиваясь от земли. Вне всяких сомнений, он разделял радость хозяина от быстрой езды, Рэбел словно пытался наверстать упущенное за дни вынужденного простоя в конюшне. По возвращении домой Лахлан, энергично взявшийся за управление поместьем, почти забыл о своем верном друге, а ведь в Лондоне они каждый день совершали верховые прогулки по Гайд-парку. Сейчас Рэбел был счастлив не менее, чем его хозяин. И конь, и человек наслаждались солнечным днем, свежим воздухом, свободой…

Впервые за долгое время Лахлан чувствовал себя живым. Это было почти забытое, а возможно, и вовсе впервые настолько острое ощущение. Как это прекрасно – очутиться у себя дома и снова стать самим собой! Как ему хотелось, чтобы это мгновение продолжалось и продолжалось. Увы, удержать надолго его не удалось.

На закате он добрался до гостиницы в местечке Хау. Когда в ворота, наконец, въехал Дугал, конюхи уже успели расседлать и почистить Рэбела. Карета с вещами прибыла уже в полной темноте.

Увидав Лахлана, Дугал сполз с коня. Но занемевшие ноги не выдержали веса тела, и он, пошатнувшись, упал, приземлившись прямо на задницу.

Картина была очень смешной. Но Лахлан, подавив смех, чтобы не обидеть кузена, поспешил ему на помощь.

– Хороший был день, – сказал он, помогая Дугалу встать с земли. – Не правда ли, здорово проехались?

Дугал кисло поморщился:

– День действительно прекрасный. Но он был бы еще лучше, если бы мы ехали в карете, а не летели с риском сломать шею.

– В карете душно, – возразил Лахлан.

Более того, он хорошо знал кузена, и у него не было ни малейшего желания весь день слушать его бесконечное нытье по поводу того, что они уехали из Акерджила.

С точки зрения кузена, ему как герцогу не было ровно никакой необходимости мчаться в Даннетшир, логово коварного Даннета, с целью навести там порядок. По твердому убеждению Дугала, достаточно было письма с повелением Даннету снова явиться в Акерджил.

Но Лахлан был упрям, как черт. Решив что-нибудь, он крайне неохотно менял свое мнение. Более того, за прошедший день решимость выбить из Даннета строптивость и уничтожить мятеж в зародыше лишь возросла.

– Как хорошо и покойно ехать в карете, – промямлил Дугал, с явной опаской поглядывая на Рэбела, словно на страшное чудовище из преисподней.

– А мне больше по душе простор и свежий воздух, – не согласился Лахлан. – Кроме того, Рэбелу тоже нужно как следует размяться.

– Этот конь слишком опасен, – настаивал Дугал.

Что за глупости? Лахлан удивленно уставился на кузена, ведь Рэбел подходил для него как нельзя лучше.

– Это же настоящий зверь! Он упрям и своенравен, как черт, и того и гляди сбросит вас с седла.

Что за чушь! Если кто действительно упрям и своенравен, так это не Рэбел, а он, Лахлан. Более того, ему нравилось быть самим собой. Сознавая свое превосходство, он, улыбнувшись, похлопал кузена по плечу и подал поводья его лошади подбежавшему конюху.

Не оглядываясь назад, Лахлан быстрыми шагами пересек двор и взбежал на крыльцо гостиницы. За день он устал и проголодался и уже предвкушал горячий ужин и теплую постель. Слуга, заранее посланный Маккинни, известил хозяина гостиницы, дабы тот все подготовил к приезду герцога.

В гостиной, кроме него, находилась семейная пара, муж с беременной женой. Лахлан замедлил шаги. Как ни отгонял он мысль о простом человеческом счастье, она неуклонно его преследовала, возникая каждый раз абсолютно неожиданно.

Семья, дети. Как он мечтал о них! Увы, для него это были несбыточные мечты. У него никогда не будет ни жены, ни детей. Никогда он не испытает той любви, которая светилась в счастливых глазах этих людей. Он даже на миг им позавидовал.

Но сейчас на лицах как мужа, так и жены также явственно проступало смешанное с усталостью отчаяние.

– Сэр, умоляю вас, неужели вы не видите, – хватая хозяина гостиницы за рукав, сердито воскликнул муж. – Неужели у вас не найдется хоть какой-нибудь комнаты для нас?

Хозяин отрицательно замотал головой.

– Ну хотя бы для моей жены, – в отчаянии взмолился мужчина, видя, что его жена вот-вот расплачется.

– Нет, у меня ничего для вас нет. Все занято, – отрезал трактирщик в привычной для него грубой манере. – Если хотите, можете переночевать на конюшне.

Черствость трактирщика неприятно задела Лахлана. Представив, как женщина в ее положении будет спать на конюшне, он закусил губу, а потом внезапно понял, что вряд ли сможет спокойно уснуть в отведенном для него номере.

В конце концов, можно обойтись и без кровати, ему ведь немного нужно: всего лишь кров, стол и сон. Больше ничего.

Еще не понимая, что сейчас сделает, Лахлан подошел к трактирщику и неожиданно для самого себя повелительно произнес:

– Отдайте им мои комнаты.

Позади раздался жалобный голос Дугала:

– Ваша светлость, ну зачем!?

Рассердившись, Лахлан сделал ему знак замолчать.

– Да, и заодно отдайте им мой ужин.

Ошеломленный столь неожиданным развитием событий, трактирщик, растерявшись не меньше Дугала, в тон ему пробормотал:

– Ваша светлость, мы старались… жаркое специально для вас…

– Вот и прекрасно. Значит, оно приготовлено как следует.

– Ваша светлость, тогда нам нечем вас угостить, – испугался трактирщик. – Больше у нас ничего нет.

– Зато они будут довольны, – кивнув в сторону семейной пары, сказал Лахлан.

В глазах растроганной женщины сверкнули слезы. Сцена вышла слишком торжественной, а его поступок – слишком благородным. Чтобы ненароком не испортить момент, Лахлан торопливо произнес: