Дракон с отрезанными крыльями (СИ) - Эн Вера. Страница 8

Глава четвертая: Вечер выбора

Хозяин проводил свою женщину до двери, потом сел на лавку и внимательно посмотрел на Дарре.

— Хорошо, — сказал он. — Первое знакомство состоялось, и теперь я хочу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной.

Дарре неловко выдохнул и от непонимания подобрался. Считать себя мужчиной было так сладостно-заманчиво, что он даже гордость какую-то на пару секунд ощутил. Только вряд ли хозяин мог вкладывать в это слово тот же смысл, что и Дарре. Тогда что? Хочет опробовать на нем свою мужицкую удаль? Поломать собственными руками?

Хозяин вздохнул и покачал головой, а Дарре мысленно помянул Энду: как же научиться контролировать свои эмоции и не выдавать их при любом случае? Сколько раз ему доставалось от прежнего владельца за написанное на лице отвращение или ненависть. А все без толку. Вот и сейчас…

— Ты свободен, — сказал хозяин, и Дарре вздрогнул, не веря, что не ослышался. Уставился на него, пытаясь остановить это мгновение, пока не прозвучали новые слова и не отняли изменчивое счастье. — Двери не заперты, окна тоже, — продолжил хозяин, заставляя верить в то, что он не шутит. — Когда закончим разговор, отдам тебе все документы, чтобы даже мысли у тебя не было о подвохе. Но сначала тебе придется меня выслушать.

Дарре почувствовал, что глаза стекленеют, а уши закладывает от нереальности происходящего. В голове загудело и болью прошлось по позвоночнику. Дарре мечтал услышать эти слова три года. Почему же теперь не было ни радости, ни восторга? Потому что слишком поздно? Или… слишком рано?..

Хозяин дал ему время овладеть собой, не посмеявшись над покатившимися по щекам слезами, не взяв свои слова назад и даже не поторопив. Может, действительно стоял на эшафоте, ожидая мучительной смерти? И понимал, что чувствует Дарре?

— Ты сейчас совсем беззащитен, — проговорил наконец хозяин, но не было в его голосе укора, а только какая-то необидная жалость. — Знаю, что драконы восстанавливаются быстро и что уже завтра половины царапин у тебя не будет, но речь не о них. Раны на месте крыльев так скоро не вылечить. Впрочем, даже с ними можно жить, как и с пустым желудком и даже без возможности летать — не в этом дело. Ты не сможешь вернуться в Долину: ни в виде дракона, ни в виде человека тебе не хватит на это сил. Ни сегодня, ни через год. Думаю, ты тоже это понимаешь.

Дарре, сжав зубы, кивнул. Что проку спорить? Да и не к кому в Долину возвращаться. Мамаша еще до рождения подбросила его в чужое гнездо, о чем приемная родительница не уставала напоминать изо дня в день. Она явно вздохнула с облегчением, когда Дарре сбежал. И будет последней, кто обрадуется, увидев его снова. Особенно такого.

— Второе, — не меняя тона, продолжил хозяин. — В мире людей не любят драконов, — Дарре, не удержавшись, хмыкнул, но хозяин не обратил на него внимания. — Это значит, что за окрестностями Армелона на тебя снова устроят охоту. Ловцы драконов — если ты примешь образ ящера, и все остальные — если останешься в виде человека. У тебя слишком яркая внешность и, боюсь, чересчур бросающиеся в глаза манеры. В этом нет твоей вины, — все так же ровно добавил он, снова заметив, как болезненно отреагировал на это заявление Дарре, — но факт остается фактом. Таким, как сейчас, тебе в одиночку не выжить, а потому предлагаю серьезно подумать над моим предложением.

Он сделал паузу, но Дарре, ошарашенный изменой столь желанной свободы, даже не шевельнулся. Он и раньше понимал, сколь трудно будет на воле, но, пока та оставалась лишь далекой несбыточной мечтой, старался об этом не думать. А теперь хозяин так ловко обрисовал ему все перспективы — словно завесу будущего приоткрыл, — что путеводная звезда померкла и не к чему стало больше стремиться. И незачем бороться. Может, напасть на этого самоуверенного индюка, чтобы он прикончил его наконец? Такому хватит сил. А Дарре достанет отчаяния.

— Ты можешь остаться у нас, — будто гром среди ясного неба прозвучали слова хозяина, и Дарре, вздрогнув, сжал руками одеяло. Остаться… здесь? На этой кровати, с этой невозможно вкусной кашей, возле этих странных, заступившихся за него людей? Надолго? И… в качестве кого? — Понимаю, что решиться на это нужна большая сила воли и смелость, но могу пообещать, что никто из нашей семьи не станет причинять тебе вред. А драконье слово, как тебе известно, дорогого стоит.

Дарре ощутил невероятную слабость. Словно из него просто взяли и выпустили всю кровь. Дарре знал, что при этом чувствуют, — имел счастье испытать на себе. Только теперь слабость была вызвана непонятным облегчением, которое злило его. Будто Дарре делали одолжение из жалости к его уродству, а он этому радовался. А еще мужчина. Размазня!

— Но в этом случае я тоже потребую от тебя обещание, — сообщил хозяин, наконец-то перестав читать мысли Дарре, и тот даже нездорово воодушевился, уверенный, что услышанное условие развеет ореол идеальности вокруг этого человека и решение неожиданной проблемы придет само собой.

Да только что тот может захотеть? Много ли с Дарре взять: шкура и та продырявлена. Про драконье золото хозяин явно не меньше него знал. Больше же в голову вообще ничего не приходило.

— Я должен быть уверен, что ты никогда не используешь драконью ипостась для нападения на человека, — вдруг заявил хозяин. — О защите речи не идет: тут ты волен использовать любые средства. Но, принимая тебя в дом, я беру на себя ответственность перед семьей и горожанами, и мне не хотелось бы испытывать их доверие на прочность.

Дарре не выдержал. Откинулся на подушку, отвернулся, подтянул к груди колени и крепко сжал их руками. Так хотелось броситься к хозяину, схватить его за грудки, заставить посмотреть в глаза и потребовать ответа, для чего тот над ним измывается! Разве мог Дарре рассчитывать на нормальное отношение? Разве мог он поверить в то, что его взаправду пустят в семью? Разве мог подумать, что ему предоставят возможность самому решать свою судьбу? После трех лет беспрерывных мучений. После сегодняшнего позора. После того, как хозяин заплатил за него сто пятьдесят рольдингов — целое состояние для простого горожанина! Зачем же он говорит, что Дарре свободен? Или это новая изощренная пытка?..

Дарре спиной почувствовал, как Лил поднялся, а потом услышал шелест бумаги.

— Твои документы, — сказал хозяин и то ли вздохнул, то ли усмехнулся, когда Дарре лихорадочно схватил их и прижал к себе. — Когда будет готов ужин, я позову. Если тебя не будет в комнате, пойму, что ты сделал свой выбор. Осуждать не стану. Но Ариана и Айлин очень расстроятся.

Открылась и закрылась входная дверь, однако замок не щелкнул, и Дарре понял, что Лил держит слово. После этого назвать его хозяином язык не поворачивался даже мысленно. Нет больше у Дарре хозяев, и отданные Лилом документы были тому свидетельством. И напоминали о необходимости решить свою дальнейшую судьбу. А Дарре вдруг почувствовал, что это будет самый сложный выбор в его жизни. Он не колебался, ни задумав покинуть Драконью долину, ни планируя побег от первых хозяев. А сейчас не знал, как поступить. Потому что разум и опыт вопили об одном, а сердце вдруг возжелало другого. Возжелало невозможного. Несбыточного. Но такого… понятного…

Оказалось, что Дарре надо не выбрать, а убедить себя в том, что разум прав. Что его в этом доме не ждет ничего хорошего, даже если хозяева не вспомнят в один прекрасный момент о его происхождении и не захотят использовать в качестве добытчика прибыли. Дарре всегда будет для них цирковым драконом — уродливым и дурным, и обращаться они с ним будут как с отребьем, напоминая о том, кто он есть на самом деле и сколь многим обязан их милости. И Дарре придется вести себя соответственно: заискивать, благодарить, поклоняться — и терпеть за миску с едой и крышу над головой. Терпеть и гадать, надолго ли еще хватит их жалости и щедрости и когда они устанут от такого нахлебника и укажут ему на дверь.

Продать не смогут: Дарре эти бумаги скорее проглотит, чем отдаст в чужие руки. Но жить в ожидании гибели гораздо хуже, чем погибнуть сразу, — это он знал из опыта. Почему же сердце так хотело рискнуть и остаться? Почему опять надеялось на чудо? Разве мало было разочарований?..