Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ) - Эристова Анна. Страница 25

Мы подъехали к дому как раз вовремя. Пани Ядвига расхаживала вдоль забора, яростно подметая юбкой тротуар. Увидев, как я выхожу из коляски, она всплеснула руками:

– Пани Кленовская, это невообразимо! Я ожидаю вас уже богиня знает сколько времени! Ведь я вам не провинциальная швея, представьте себе, я обшивала французскую королеву Маргариту!

– Пани Ядвига, – я заспешила к ней, нацепив на лицо самую приятную улыбку в тридцать два зуба, – простите меня великодушно! Дела в салоне, сами понимаете, за всеми нужен глаз да глаз.

– Понимаю, понимаю, – она процедила эти слова сквозь зубы и сделала знак по направлению к своему экипажу. Оттуда вылезла служанка, но уже без передника, зато с длинной коробкой в руках, и поспешила к нам. А я пошла к двери, которую предусмотрительно открыла Лесси.

– Прошу вас, пани Ядвига, проходите, чувствуйте себя как дома.

– Что вы, что вы, пани Кленовская, это же не светский визит, – отрезала модистка, – я всего лишь привезла вам платье на первую примерку!

Железная женщина, мне бы её уверенность в себе и непоколебимость в делах. Что ж, не светский визит, так не светский, не обязательно предлагать освежительные напитки. Я прошла сразу же в маленькую гостиную с портретом мадам Корнелии и жестом пригласила пани Ядвигу:

– Показывайте же мне скорее платье! Я жажду примерить его!

– О, пани Кленовская, это будет невероятный шкандаль, обещаю вам, – вздохнула модистка, пока девушка распаковывала будущий шкандальный шедевр. А затем скомандовала: – Танька, тащи сюда ширму, поможешь пани Кленовской разоблачиться.

– Я и сама могу, – фыркнула я, но модистка жестом укоротила моё рвение и заметила укоризненно:

– Вы бы, Татьяна Ивановна, не показывали всем, что принадлежите к суфражистскому движению! Мужчины этого не одобряют.

Я снова фыркнула, уже молча, и спряталась за ширмой. Служанка принялась ловко расстёгивать пуговички на спине, потом помогла мне освободиться от платья. Шуршащая золотая материя, как мне показалось, заполонила всю гостиную, и я вздохнула от счастья. Новое платье оказалось именно таким, как я его рисовала в своём воображении – струящимся, облегающим, длинным. У него даже имелся шлейф! Так, надо будет потренироваться ходить с таким чудом… А вот тут надо подшить, слишком широко в бёдрах.

Сказала это модистке, и она закачала головой:

– Шкандаль, шкандаль… Пани Кленовская, может быть, хоть фижмочки вот тут и вот тут приладим?

Голос пани Ядвиги был почти жалобным, но я решила стоять стеной за свой фасон. В конце концов, именно я буду носить это платье, именно я стану центром шкандаля и именно я соберу с него сливки. А пани Ядвига может и в сторонке постоять, если ей стрёмно.

– Никаких фижмочек, никаких кружавчиков и вставочек, никаких вторых юбок и никаких корсетов, пани Ядвига. Понятно?

– Без корсета?! – безмерно удивилась модистка. – Это невозможно! Даже падшие женщины носят корсет, а вы – не она!

– Я не она, – согласилась. – Но, может быть…

Пани Ядвига помахала пальцем перед моим носом:

– Нет, нет и нет! Я в этом не участвую! Только корсет, только корсет, дорогуша!

– Ну ладно… – ответила я ей с сожалением, и пани Ядвига облегчённо вздохнула:

– Ну и слава Богине!

Ага, слава. Отвлекла бедную женщину от фижмочек, и рада. Я усмехнулась так, чтобы модистка не заметила, и тут в гостиной появилась Лесси:

– К барыне пожаловал гость, пущать?

– Какой гость? – насторожилась я.

– Мужчина, важный чин какой-то, – аж присела в книксене Лесси от страха. – Так пущать, барыня, или отказать?

– Пущай, – решила я и поправилась: – Тьфу ты, проси! Пани Ядвига, давайте сворачиваться. Вы все замеры взяли?

– Да-да, не беспокойтесь! Ваше платье будет готово за четыре дня.

– Я помогу вам одеться? – пискнула служанка модистки, но я схватила с ширмы халат, который оставила утром:

– Не стоит, мне до смерти надоело это дурацкое горчичное недоразумение.

– В следующий раз я привезу вам одно из платьев из новой коллекции, – будто между прочим сообщила пани Ядвига. – Вам будет к лицу. И недорого.

– Хорошо, хорошо, – отмахнулась я, запахивая на груди шёлк шлафрока. – Идите уже. Гость… Что за гость такой?

– Всё же вы, пани Кленовская, весьма эксцентричная особа, – заметила модистка перед тем, как удалиться вместе со служанкой и недошитым платьем.

– На том и стоим, – пробормотала я, выходя из-за ширмы. А в гостиной появилась Лесси и своим кристальным голоском объявила:

– Господин Городищев.

– Кто? – удивилась я вслух. А упомянутый господин вошёл вслед за девочкой и протянул ей трость и шляпу. Ответил мне:

– Добрый вечер, госпожа Кленовская. Простите за поздний визит, я не вовремя?

– Добрый вечер, господин Городищев, – ему в тон ответила я. Подумала с секунду и продолжила с улыбкой: – Я даже не знаю, что сказать. Моя модистка была шокирована вашим, как вы изволили выразиться, поздним визитом.

– Но вы меня приняли, – он тоже улыбнулся, заразившись от меня.

– А я эксцентричная особа, – заявила, расправляя складки шлафрока. Городищев пробормотал себе под нос что-то вроде: «Да, вижу». Но я не стала переспрашивать, так ли это. Позвонила в колокольчик – это показалось мне очень уместным в данном случае. Лесси появилась с книксеном, её глазки любопытно блеснули. Я велела: – Принеси нам вина и что-нибудь перекусить. Господин Городищев очень занятой полицейский чин, он наверняка ещё не ужинал.

– Смею надеяться, что вами, Татьяна Ивановна, движет искренняя забота о ближнем.

– Платон Андреевич, а что движет вами?

Обожаю пикироваться с мужчинами! Это так весело! Можно ляпать, дерзить, можно посмеиваться и даже откровенно издеваться, но не слишком. Всё хорошо в меру. К тому же, здесь, в этом мире играть придётся гораздо тоньше, чем как я привыкла. Например, с Городищевым, потому что он воспринимает это не как игру.

Полицейский всё стоял посреди салона, и я спохватилась. Этикет, мать его за ногу… Жестом указала ему на кресло, сказала:

– Прошу вас, садитесь. И расскажите мне о цели вашего визита.

Вежливый до мозга костей Городищев всё же подождал, пока я не займу кресло напротив, и опустился в своё. Расправив полы сюртука, медленно ответил:

– Я пришёл, чтобы извиниться. Не знаю, что на меня нашло в тот день, я был… Груб.

– Да, немного, – сдержанно сказала я, а внутри возликовала. Он извиняется! С ума сойти! Но за что в точности? – Вы обвинили меня в убийстве бедной модистки.

– Я оскорбил вас сравнением с оборотнем.

– Даже не знаю, что страшнее, – улыбнулась я. – Но, думаю, на оборотня я обиделась меньше.

– Могу ли я надеяться на прощение?

Я не успела ответить, как вошла Лесси с подносом. Сервировала вино, бокалы и корзиночку с хлебом и сыром, присела и ушла. А Городищев смотрел на меня вопросительно. Как хорошая хозяйка, я взяла бутылку и наполнила его бокал. Белое сладкое вино, любимый напиток неизвестного мне господина Раковского, масляно обволокло стенки тонкого дымного стекла, Городищев взял его в пальцы, и мне страстно захотелось стать бокалом. Хоть на один вечер, хоть навсегда…

Боже, Татьяна! Держи себя в руках! Не хватало ещё растечься лужицей от созерцания мужчины, пьющего вино! Сколько мужчин я видела в своей жизни? Но, надо признаться, таких, как полицейский, видела очень редко. О-о-очень редко! Были, конечно, среди моих клиентов и глубоко положительные, и полицаи, и мало разговаривающие, но именно такого – почти аристократичного, умного и способного признать свою ошибку – никогда.

– Вы не ответили мне, Татьяна Ивановна, – сказал он голосом, который заворожил меня. Нет, нет! Очнись, детка, не теряй сознания! А что поделать, если всё во мне замирает, когда Городищев говорит со мной… Надо ответить хоть что-нибудь…

– Я не помню вопроса, – призналась, розовея от стыда. Что он спросил?

– Возможно ли надеяться, что вы меня простите? – повторил он с улыбкой и отпил ещё вина. Я ополовинила свой бокал и кивнула: