Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ) - Эристова Анна. Страница 27
– А ну, пошли, – я развернулась и потопала по лестнице наверх, где Захару с дочкой выделили комнату. На втором этаже заведения было сумрачно и всё ещё сыровато, хотя я распорядилась открывать все окна и двери днём. Мы выбросили потёртые ярко-алые половики, сняли плюш с дверей, Захар даже ободрал старую краску и заново покрасил всё дерево галереи. Стало лучше, но работы было ещё много.
В маленьком закутке у лестницы пахло неожиданно и странно. Мокрой псиной. Захар был плох – он метался на постели, то и дело рыча. Его лицо блестело от пота. Катя лежала рядом, зарывшись в лоскутное одеяло, и дрожала от озноба. Стук её зубов показался мне чем-то ирреальным. Но только на секунду. В следующий момент я уже крикнула Аглае:
– За врачом, быстро!
– Дорого врача-то… – начала было она, но я рявкнула:
– Плевать!
– Не надо врача… – слабо простонал Захар. Я присела рядом, приложила ладонь к его лбу. Пылает! Не меньше сорока температура!
– Как не надо? Ты же болен, тебя нужно лечить. И дочь твоя тоже заразилась…
– Кто здесь? – спросил Захар, окинув невидящими глазами комнату. Я оглянулась:
– Никого, только я.
– Закрой дверь.
Странный он какой-то… Зачем? Но поднялась и дверь притворила. Вернулась к Захару и взяла его за руку:
– Мы дождёмся врача, и он выпишет тебе лекарства. Ты скоро выздоровеешь…
– Нет! Это не лечится лекарствами… Я…
– Что?
– Я… И Катенька… Мы…
– Да говори же!
– Вы не сдадите меня в полицию, барыня? – вдруг жалобно спросил он, глянув осмысленно. Я нахмурилась:
– С чего бы? Ты что-то сделал… нехорошее?
– Нет! Клянусь, нет! Всем самым дорогим клянусь… Дочкой клянусь!
– Не клянись ребёнком, – остановила я его. – Лучше говори всё, как на духу.
– Полнолуние, барыня… Ночью полнолуние. Кровь кипит… А обращаться нельзя… Никак нельзя!
– К кому обращаться? – не поняла я, а лицо Захара вдруг расплылось, собралось снова в лицо. Я протерла глаза, не веря им, и увидела, как щетина на его щеках растёт. Растёт! И превращается в шерсть…
Обращаться не к кому, а в кого!
– Ты оборотень? – глупо спросила я.
– Один из последних… – рыкнул он и напрягся. Щетина медленно втянулась в кожу. Катя застонала рядом, и я обернулась к ней. Бледное личико её вытянулось и стало каким-то звериным… Никогда такого не видела! Бедный ребёнок! Как Захар мог сделать такое с собственной дочерью?
– Как? Как? – только и могла спросить я, растерянно хлопая глазами.
– Никому не говорите, барыня… Нас убьют, как убивали наших… Оборотень повинен смерти на месте!
Я вскочила с кровати, попятилась к стене. Оборотень! Значит, Городищев был прав, и Лалу Ивлински убил оборотень? Быть может, даже Захар… Но зачем Захару убивать модистку? А зачем оборотни убивают? Зачем убивают маньяки? Можно ли оборотня сравнивать с маньяком?
О чём я думаю?!
– Мамочки… – пробормотала я, глядя, как щетина то появляется, то исчезает. Захар явно боролся с «болезнью», но она, похоже, брала верх. – Что делать-то?
– Верёв-вку… – прорычал Захар. – Свяжите меня!
– Связать?
– Да! Крепко!
– А Катю тоже? – я боязливо глянула на девочку, но она лежала с закрытыми глазами и стиснутыми зубами, колотясь в ознобе. Захар помотал головой:
– Нет, зов луны еще не властен над ней, как надо мной… Бегите за верёвкой да побыстрее! Я в полнолуние за себя не отвечаю!
Где найти верёвку? Я заполошно бросилась из комнатки, наткнулась на Данилку и схватила его за руку:
– Мне нужна длинная крепкая верёвка!
– Да где ж я…
– Быстро!
– Лады, щас найду, – озадаченно буркнул парнишка и побежал вниз по лестнице.
А я вздохнула несколько раз, чтобы немного успокоиться, и вернулась к Захару.
Интересно, он способен нас всех убить?
Верёвку Данилка притащил быстро. Освоился парнишка в заведении, привязался к девушкам, но больше всего – к Захару. Видимо, его отец-угольщик не уделял мальчику внимания. Поэтому вместе с верёвкой Данилка просочился в комнату и, увидев шерсть на лице Захара, зажал вскрик ладонью, спросил невнятно:
– Что это с ним такое?
– Он болен, – коротко ответила я и взяла крепкую бечёвку, тронула охранника за плечо: – Захар, я свяжу тебе руки, хорошо?
– И ноги, – прорычал он. – Примотайте меня к кровати. Дайте что-нибудь прикусить, чтобы я не выл.
– Я сделаю всё, что в моих силах.
Верёвка оказалась достаточно длинной, чтобы я смогла сделать из большого мужчины хорошо обмотанную сосиску. Оглядевшись, я взяла со стола салфетку, туго свернула её в рульку и сунула в рот оборотню. Захар вцепился в ткань вмиг отросшими клыками и глухо застонал. Стон перешёл в вой, но салфетка заглушила его. Катя смотрела на отца с ужасом, в глазах её стояли слёзы. Я не знала, как утешить её, поэтому сказала неловко:
– Всё будет хорошо, Катюша, не бойся.
– Со мной всё так же произойдёт? – спросила она дрожащим голосом. Я присела рядом с ней, обняла горячее тело в ознобе и просто закачала, ничего не ответив. А что я могла сказать маленькой девочке, единственное родное существо которой мучится от того, что оно есть по своей сути?
В комнату заглянула Аглая, зыркнула на Захара, бросила мне:
– Порфирий вас дожидается, грит – ехать пора.
– Да, но я не могу оставить их, – растерянно ответила я.
– Я присмотрю, – взгляд Аглаи стал тяжёлым, странным. Я нахмурилась:
– Ты не знаешь, что с ним.
– Знаю. Видала в детстве.
– Да?
– Идите, мадам, я справлюсь.
Она даже рукой махнула, прогоняя меня. Я взглядом спросила у Кати разрешения, и она кивнула. Что ж, раз так…
– Никому ни слова о том, что здесь происходит! – веско сказала я обоим. Данилка закивал, прячась за Аглаю. Девушка отвела взгляд. Ох, не к добру это, не к добру! Но не ехать к Лябинскому я не могла! Я уже договорилась, что он будет писать сценарий моего сериала, и сегодня мы должны работать над пилотной серией. Пилотная – самая важная! Нельзя промахнуться ни с героями, ни с событиями!
– Аглая, – повторила я с нажимом. Она кивнула, сдаваясь:
– Да не скажу я, не скажу. Жалко их…
– Всё, я уехала.
Порфирий ждал меня в коляске. Кобыла с гордым именем Звезда обречённо отмахивалась хвостом от мух и слепней, трясла головой. Мой кучер о чём-то тихонько с ней беседовал, а лошадь прядала ушами, ловя его слова. Я села в коляску, не дожидаясь, пока он мне поможет, и велела:
– К Лябинскому.
– Как прикажете, барыня.
Но до литератора мы не доехали.
Когда лошадь ступила на булыжник площади перед церковью, прямо под её копыта с диким мявом бросилась откуда-то большая чёрная кошка. Звезда заржала, как дурная, прижала уши и взяла в галоп, не обращая внимания на ругань Порфирия. Коляска подскочила на камне, моего кучера выбросило на мостовую, а я, вцепившись в поручень, заорала от ужаса, видя перед собой вместо широкой спины круп кобылы с болтающимися по сиденью поводьями. Звезда несла нас, не разбирая дороги, и я невольно зажмурилась. Умирать страшно и так не хочется!
Мамочки!
Резкий рывок, испуганное ржание лошади, и коляска стоит. А я… Я открыла глаза и увидела, что Звезду схватил под уздцы всадник на прекрасном коне – белом с длинной гривой. А мужчина, не выпуская повод моей лошади, приблизил коня ко мне и спросил взволнованно:
– Вы в порядке, сударыня?
– Д-да, б-благодарю вас, – запинаясь, сказала я. Дыхание сбилось, корсет давил на грудь, и я поняла, почему барышни часто падали в обморок. Как тут не упадёшь, если такой красивый мужчина спас тебе жизнь и теперь смотрит участливо своими шикарными серыми глазищами! А как одет, как одет! Костюм-тройка приятного тёмно-синего цвета, цилиндр в тон, перчатки, бежевый шейный платок… Явно богач! Даже всколыхнулось нечто в душе – ох, я бы с ним покутила где-нибудь…
Но к коляске уже бежал Порфирий, ахая и причитая, кланяясь моему спасителю, маша руками на кобылу. Подскочив ко мне, упал в ноги: