Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ) - Эристова Анна. Страница 26
– Да, я подумаю над этим.
Чуть наклонила голову, заправила прядь волос за ухо, хотела ещё ногу на ногу положить, но передумала. Хватит с него, мы не Шерон Стоун. Впрочем, Городищев впечатлился. По глазам поняла. В них заиграли брызги шампанского, этот взгляд я прекрасно знала. У всех мужчин он практически одинаковый…
– Как идут дела в вашем новом… заведении? – спросил он. Мне показалось, что хотел спросить что-то другое и в последний момент спохватился. Что ж, можно поиграть и в такую игру.
– Потихонечку, черепашьим шагом, – ответила. – Вы даже представить себе не можете, сколько всего нужно приобрести и сделать… О, раз уж вы здесь! Когда мы можем подойти в полицейский участок, чтобы обменять жёлтые билеты девушек на паспорта?
– Завтра в любое удобное для вас время, Татьяна Ивановна.
Мне показалось, что он мог бы и сегодня наваять всем документ, даже вперёд подался, чтобы встать, но вовремя сдержался. Вместо этого отпил ещё немного вина и кивнул:
– Я сделаю это лично.
– Вы очень любезны, милейший Платон Андреевич! А как продвигается ваше расследование?
Он слегка напрягся, сжал зубы. Я пожалела о своём вопросе, но мне действительно было интересно, кто же убил модистку, а главное – за что? Модистка же, не наркоторговка!
– Видите ли, Татьяна Ивановна, мне несколько странно говорить с вами об убийстве… Это не тот разговор, который можно вести с юной барышней.
Я – юная барышня? О как. Мило. Но в корне не верно. Я улыбнулась и ответила:
– Полагаю, вы хотели сделать мне комплимент. Однако я не так уж и юна, а барышней меня назвать сложно. Если помните, я не упала в обморок при виде мёртвого тела, так что прошу вас, расскажите мне всё. Я обязуюсь хранить молчание!
– Что ж… – он нахмурился. – Если вы настаиваете… Наш доктор подтвердил мои подозрения. Это был оборотень. Слепки зубов, характер раны, понимаете?
Что-то снова царапнуло в душе. Какое-то ускользающее видение. Совершенно точно связанное с трупом модистки Лалы Ивлинской. Я даже глаза закрыла, вызвав образ тела и раны на горле. Клыки, да, там были клыки… Но очень странные следы от очень странных клыков. И ещё что-то. Но я никак не могла понять – что именно? Поэтому пробормотала упрямо:
– Оборотней не существует.
– Они существуют, госпожа Кленовская. Я видел одного из них собственными глазами.
Он вытянул руку, расстегнул запонку белоснежного рукава рубашки и засучил его по локоть. Два глубоких неровных шрама тянулись вдоль предплечья от локтя до запястья, а между них – ещё четыре, менее заметных. Я невольно поёжилась, представив, как это могло случиться. Как будто большая собака собиралась сожрать руку Городищева, но он выдернул её из пасти, оставив там несколько полосок кожи…
– Он почти достал меня, и его глаза светились адским пламенем, – сказал полицейский будничным тоном, раскатывая рукав обратно. – Никогда не забуду этот блеск. И запах… От него пахло гнилью.
– Быть может, это была просто очень большая собака? – с надеждой спросила я, одновременно пытаясь выцарапать из мозга то самое, непонятное нечто, но безрезультатно.
– Когда я убил эту очень большую собаку, она сбросила шерсть и превратилась в голого мужчину.
Я глянула ему в глаза пристальнее, подозревая, что Городищев смеётся надо мной, но он был серьёзен. Ладно, возможно, в этом мире оборотни – самое привычное дело. Однако Лалу Ивлинскую убил не перевёртыш в волка. Я знала это совершенно точно. Только доказать не могла.
– Вы убили человека? – вдруг осознала я, и стало жарко. Городищев улыбнулся слегка снисходительно:
– Не человека, оборотня. Это злобные, бездушные создания, которые могут только убивать. В них нет ничего человеческого, жажда крови и охоты затмевает всё.
Я покачала головой. Перед глазами стоял образ огромного волка, который пытается сожрать руку полицейского… А ведь волки в лесу были большими… И Порфирий сказал, что расплодилось их… Может, тоже оборотни? Ой нет, не хочу об этом! И так в этом мире мне не слишком уютно, а теперь ещё и оборотни…
– Давайте сменим тему, – воскликнула я жизнерадостным тоном. Слишком жизнерадостным, Городищев бог знает что подумает обо мне… – Вы любите музыку? Я приглашаю вас на премьеру музыкального салона! Вы придёте?
– Почту за честь, Татьяна Ивановна. – Он встал, поставив бокал, и склонил голову: – К сожалению, время позднее, мне стоит покинуть вас.
О нет! Нет, останься, Городищев! Ещё не всё вино выпито, ещё не все темы разговора найдены! Так я подумала, а сказала совершенно другое:
– Понимаю. Мне так не хочется вас отпускать! Но ваша репутация…
– Я думаю о вашей репутации, Татьяна Ивановна.
Городищев шагнул ко мне, взял мою кисть обеими руками и склонился, запечатлев на коже долгий поцелуй. Я снова растаяла, чуть было не превратившись в лужицу, проблеяла, собравшись с силами:
– Я была рада, что вы зашли. Мне… приятно быть в вашем обществе.
Выпрямившись, он оказался совсем близко, я взглянула в его тёмные глаза, похожие на безлунное ночное небо, и услышала:
– Вы не такая, как другие женщины, которых я знал. Вы интригуете меня. Позвольте мне заходить иногда, чтобы попытаться разгадать тайну вашего шарма!
О да! Разгадай меня целиком, Городищев! Обними меня, поцелуй, возьми так нежно и страстно, как ты умеешь, и разгадай!
Выдохнув, ответила слабо, не чувствуя ног:
– Заходите, Платон Андреевич. Домой или в салон… Я буду рада вас видеть…
Он снова поклонился и вышел из гостиной. А я выдохнула, ноги подкосились, и кресло жалобно скрипнуло под тяжестью моего тела. О боже, какой мужчина! Ради него я даже осталась бы в этом мире больше, чем на год…
Глава 11. Схожу с ума
3 дня спустя
– Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… О-о-о, мадемуазель Евдокия, не махайте так руками, вы не на ярмарке, а в благородном салоне! Мадемуазель Аглая, слушайте ритм, ведь я не прошу многого!
Я фыркнула, глядя, как мсье Белласти – худощавый, высокий и очень смуглый молодой человек с шапкой кудрявых волос и пронзительными чёрными глазами над орлиным носом – вновь и вновь пытается обучить моих девиц танцевать вальс. Получалось только у Анны, а Настасья если и уступала ей, то ненамного. Авдотья с Аглаей бились над ритмом, а Пелагея постоянно наступала на ноги партнёрше.
Мсье Белласти воздел руки к потолку и взвизгнул:
– Стоп, стоп, стоп!
Музыка стихла, все уставились на учителя танцев. Он схватил свою трость с набалдашником в виде кошачьей головы и постучал ею по полу:
– Медемуазель! Вы ужасны! В пансионе последняя семилетка умеет танцевать вальс лучше, чем вы!
Спохватившись, он поклонился Аннушке:
– Я не говорю о вас, ma chère*, вы великолепно танцуете! А вы, все остальные – бездарные глупые курицы!
* ma chère – (фр) моя дорогая
Я встала с кресла:
– Мсье Белласти, не думаю, что обзывать девушек – это хорошая стратегия. Давайте закончим на сегодня, подумайте над планом обучения.
– Chère госпожа Кленовская! – учитель танцев показался мне оскорблённым. – Какая стратегия?! Мы не на войне! Мы в салоне! Эти курицы своими огромными лапами отдавят ноги всем господам! Вы этого хотите?
– Я хочу, чтобы все девушки прилично танцевали все современные модные танцы, не зацикливайтесь на вальсе. Всё, я должна вас оставить, у меня встреча со сценаристом.
– С кем? – удивился мсье Белласти, но я отмахнулась:
– Не важно. Девушки, когда пообедаете, займитесь шторами. Я вернусь к вечеру и проверю. Ах, да, Аглая! Подойди.
Она приблизилась, виновато глядя в глаза, и пробормотала:
– Ну не умею я танцевать… Уж простите!
– Я не об этом. Сегодня привезут новую вывеску, проследи, чтобы Захар прибил хорошенько!
– А ему нездоровится, – она мотнула головой куда-то вглубь салона. Я встревожилась:
– Что с ним?
– Я не сестра милосердия, – пожала плечами Аглая. – Лихорадит его. Девчонку тоже.