Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ) - Эристова Анна. Страница 31

– Татьяна Ивановна я, – ответила тем же тоном, что и «Марфа Васильевна». Похоже, я попала на смотрящего – авторитетного бандита… Что ж, пока не знаю, повезло мне или не очень, но горячий ужин для Городищева я получу. Это уже хорошо. За столик с Дмитрием я присела. Нам тотчас подсунули рюмки с графинчиком, тарелку обалденно пахнувшей квашеной капусты и пресных лепёшек. Я ухватила пальцами горстку капусты и предупредила бандита: – Пить не буду, уж простите.

– Это отчего это? Брезгуете, Татьяна Ивановна? – прищурился он.

– Нельзя на понижение, – фыркнула. Самогон уже играл внутри, мне стало весело и почти не страшно. – Градус надо повышать, а не то завтра будет день горьких воспоминаний.

Несколько секунд Дмитрий молчал, пристально разглядывая меня, и это были самые долгие несколько секунд в моей жизни. Потом он обернулся к остальным, притихшим, и громко довольно заявил:

– Наш человек!

Налил в рюмку водки, махнул её в рот и закусил капусткой. Спросил великосветским тоном:

– А что же вы, драгоценная Татьяна Ивановна, забыли в нашей глуши? Заблудились? Аль по делу?

– Больного друга навещала, – с достоинством ответила я. – Ужин для него вот хотела купить, а меня так неласково встретили.

– Друга-а-а, – протянул Дмитрий. – Вот как, у вас и милый друг имеется…

– Ну извините, – кокетливо улыбнулась я. – Так уж случилось.

– Ладно, я не сержусь, – он даже откинулся на спинку стула, великодушно прощая мне неизвестно что.

Дверь хлопнула, закрывшись за вошедшим в трактир человеком в чёрном с красивой тростью в руке. На его голове неловко сидел тёмный потрёпанный цилиндр, а усы порыжели от табака. Человек поднял повыше кожаный саквояж и кивком спросил что-то своё у Дмитрия. Тот кивком же указал на стойку, за которой пил уже третий стакан обезболивающего хозяин. Так же молча, без единого звука, доктор прошёл туда, одним ловким движением вправил локоть, вызвав вопль боли у старого хрыча, и поклонился, придержав цилиндр на башке.

– Какой хороший врач, – с ехидцей умилилась я. – И быстро пришёл… Дмитрий, могу ли я просить вас одолжить сего господина, чтобы он полечил моего друга?

– Татьяна Ивановна, – смотрящий растянул губы в улыбке, а глаза остались цепко-серьёзными, – да разве я могу в чём-то отказать женщине, которая сумела окоротить старого волка Демида?! Матвей Антоныч, сокол мой, сходишь с вот этой леди туда, куда она скажет, и вылечишь человека, на которого она укажет, понял ли ты меня?

Доктор снова поклонился, светлыми рыбьими глазами ощупав мою фигуру с ног до головы. Стало неуютно, но всего лишь на миг. Взглядом не убивают, взглядом не калечат, от взглядов мне ничего не будет. А сделать со мной этот странный врач ничего не посмеет. Не пойдёт против смотрящего…

Наверное.

Расторопный половой притащил глубокий поднос с жестяными кастрюльками, с хлебушком и чайником, из носика которого вился пар. Я поднялась с милой улыбкой:

– Благодарю вас за угощение, Дмитрий, мне пора. Сколько я должна за ужин?

– Оставьте, это от заведения, – смотрящий медленно поднялся, склонив голову. Но я решительно достала из сумочки мелкий билет, положила на стол:

– Этого будет достаточно?

– Более чем, – Гринька стрельнул взглядом на Дмитрия, тот стрельнул бровями, и половой мгновенно смёл бумажку со стола в карман передника. А смотрящий ввинтил свои зрачки в мои глаза и сказал с лёгкой улыбкой:

– Что ж, Татьяна Ивановна, встретимся ещё. Приятно было. Гринька, отнеси поднос до места!

Я вышла из трактира с эскортом. Доктор постукивал о булыжники мостовой своей тросточкой, а половой мурлыкал под нос простенькую мелодию. Оглянувшись на трактир, я вдруг ощутила могильный холод. Осознала, чего избежала каким-то чудом. Меня могли избить, изнасиловать, убить… Если бы не симпатия (странная и подозрительная) смотрящего с весёлыми хитрыми глазами. Но эта история точно не закончена.

Мой опыт подсказывал мне, что за услугу меня обязательно попросят что-то сделать.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Пока нужно подлечить Городищева, накормить и убраться в его берлоге.

Втроём мы поднялись по лестнице, а консьержка проводила нас весьма неодобрительным взглядом. Половой решительно отказался отдать мне поднос, бурча:

– Велено до места, значицца до места.

Доктор молчал.

Он заговорил только тогда, когда вошёл и увидел пациента. Половой поставил ужин на стол и испарился, прикрыв за собой дверь. А Матвей Антоныч снял цилиндр и вежливо поклонился, сказал:

– Ну, вот и встретились, Платон Андреич.

– Какими судьбами, Баронов? – выдохнул Городищев, приподнявшись на локте, и снова закашлялся от усилия.

– Лечить вас пришёл, – коротко ответил доктор и поставил саквояж на стул. – Симптомы? Кашель сам вижу, горло?

– Болит.

– Оголите грудь, мне нужно послушать дыхание.

Городищев выразительно посмотрел на меня и сказал смущённо:

– Татьяна Ивановна, мне бы не хотелось… Быть может, вы… Баронов, подвиньте ширму!

Мне стало смешно. Фыркнула:

– Господин Городищев, я вас умоляю, чего я там не видела! Доктор, не слушайте его, приступайте.

Доктор пожал плечами и приступил. Вид голой груди – мускулистой и слегка волосатой, чуть-чуть, лёгким тёмным пушком – отчего-то взволновал меня до глубины души. Я поняла, что сегодня ночью останусь здесь, буду поправлять больному одеялко и поить его чайком, чтобы словно невзначай касаться его кожи и вдыхать её запах. Мой, сегодня он только мой…

– Итак, что мы имеем, – сказал доктор задумчиво. – Ярко выраженная двусторонняя пневмония. Платон Андреич, вам бы в больничку… Или вас полечить камнями?

– Камни, конечно, краденые! И вы предлагаете мне, полицейскому, пользоваться криминально добытыми артефактами! – скривился Городищев.

– Я не поняла, Платон Андреевич, – вмешалась, вспомнив, как мадам Корнелия избавила меня от головной боли и тошноты. – Пневмония – это не шутки! Камни вас вылечат? Отлично. Доктор, давайте камни.

– Вы не понимаете, Татьяна Ивановна, – упрямо повторил Городищев. – Я не имею права…

Долгий тягучий кашель прервал его на полуслове. Я воспользовалась заминкой и махнула доктору, чтобы вытаскивал свой ассортимент лекарств, присела к Платону Андреевичу, взяла его за руку:

– Послушайте меня. Иногда надо оставить в стороне свои принципы, и сейчас именно такой момент. Краденые, не краденые – для меня никакой разницы.

– Для меня есть!

– Для меня важнее ваше здоровье. И не спорьте, иначе придётся вас связать и вылечить насильно.

Он пробормотал, сдаваясь:

– Когда я вас встретил впервые, понял – вы можете и связать, и вылечить насильно… И даже насильно осчастливить.

– Вот и хорошо, – жизнерадостно ответила я, вставая. – Доктор, прошу, больной готов.

Колдунство с камнями оказалось простым до невозможности. А мне удалось подсмотреть, какой у Городищева прекрасный натренированный торс – почти с кубиками пресса! Доктор положил несколько невыразительных тусклых голышей туда, где под мышцами скрывались лёгкие, прижал их ладонью раз, другой, постучал по каждому, внимательно прислушиваясь к звуку. Потом обернулся:

– Соблаговолите подать мне чистую салфетку.

Соблаговолить-то я соблаговолю, а где мне её взять? Салфетку! Ещё и чистую… Два шага к шкафу, и я распахнула створки. Брюки, рубашки, сорочки, нижнее, о боже господи, бельё… А вот и полотенца. Немного, штуки три. Мда, а жених-то без приданого!

Я подала одно из полотенец доктору и застыла, глядя ему через плечо. Накрыв камни тканью, Баронов отступил, нахлобучил на голову свой дурацкий цилиндр и сказал:

– Вот и всё. Через пару часов больному станет легче. Моя работа закончена.

– Сколько я вам должна? – спросила тихо, но доктор качнул головой:

– За всё уплочено. Прощайте.

Когда он ушёл неслышными шагами, я присела на край кровати и улыбнулась Городищеву:

– Ну вот, Платон Андреевич, пора выздоравливать.