Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ) - Эристова Анна. Страница 35

– Приехали, барыня!

Очнувшись от мыслей о прекрасном теле Платона, я увидела крыльцо пани Ядвиги и её вывеску. В душе родилось чувство, приятное всякой женщине – новое платьишко, новые знакомства, бал, шампанское и танцы.

Танцы!

Ёлки-моталки, а что я умею танцевать? Медляки, стриптиз и немного вальс, но нет уверенности, что я не оттопчу партнёру ноги!

Стриптиз с медляками отпадает в полуфинале. Что у нас танцуют на балу в этом мире? В нашем, помнится из каких-то прочитанных книг, танцевали мазурку, полонез, что-то ещё… Как научиться всему этому за три часа? Я не знаю, честно. Стоять же в углу не вариант, мне нужно познакомиться с как можно большим количеством людей!

Выскочив из коляски, я бросилась к двери. Ворвалась в ателье, как бешеная фурия, и едва не сбила с ног служанку – уже новую. Извинилась и зачастила:

– Мне срочно нужно видеть пани Ядвигу! Она шила мне платье, и ещё у меня к ней личное дело, не терпящее отлагательств!

– Прошу вас, проходите, сударыня, – мило пригласила меня служанка, а я словила ощущение, что она собиралась покрутить пальцем у виска. Ну, что поделать, вот такая я сумасшедшая клиентка!

– Пани Ядвига! Мне нужна ваша помощь!

– Как, ещё? – с намёком спросила модистка, обернувшись от платья, которое заканчивала. Я сразу же зацепилась за него взглядом. Оно было великолепным. Даже ещё прекраснее, чем то, которое было на мне.

Блин, как описать эту красоту? Роскошный яркий алый атлас, матовый, но очень глубокий. Кипенно-белое, в голубизну, кружево – вокруг круглого щедрого выреза, по подолу, по юбке каскадами, на манжетах рукавов по локоть – длинное и витиеватое. И больше ничего. Никаких розочек, никаких финтифлюшек, никаких фестончиков. Просто и со вкусом.

– Пани Кленовская, вам очень идёт голубой цвет, – с чувством глубокого удовлетворения отметила пани Ядвига. – Но, держу пари, что красный оживит и украсит вас. На балу у Потоцкой вы сделаете фурор! Но без шкандаля!

– Никакого фурора не будет, – вздохнула я. – Пани Ядвига, я совершенно не умею танцевать.

– Милочка! Пренебрегите, вальсируйте!

Она широко улыбнулась и протянула мне руку:

– Вы вальсируете?

– С трудом, – ответила я.

– Должна вам признаться, что я тоже. Но главное в вальсе – полностью довериться партнёру. Ни за какие коврижки не смотреть на ноги! Смотреть только в глаза кавалеру, вы слышите?

– Понимаю вас.

Понимать-то я понимала, но всей задницей чувствовала приближающийся провал. Я опозорюсь, меня предадут всеобщему презрению, никто и никогда больше не позовёт меня ни на какие ассамблеи, а главное – никто не придёт на премьеру моего музыкального салона!

– А остальные танцы? – с отчаяньем выпалила я.

– Остальные танцы, милая моя, вам придётся пропустить, – жёстко сказала пани Ядвига. – Ибо, если вас не научили им в детстве, любая оплошность может стоить вам доброго имени в обществе!

– Чёрт, – пробормотала я. Как быть-то?

– У вас, у русских, – протянула задумчиво модистка, – всё и всегда идёт через чертей. Скажет такая: ну и чёрт с ним! И всё получается у неё… А Богиню не вспоминает.

Она глянула на меня с поднятыми бровями и продолжила наставительным тоном:

– Молиться надо, Татьяна Ивановна. Молиться.

– Ага.

Молиться мне никогда особо не помогало. Но попробую, чё уж там. Сколько у меня осталось времени до позора? Часа три?

– Я отправлю платье к вам домой, пани Кленовская, – воскликнула модистка. – А вы пока, если желаете, поезжайте в церковь. Богиня всем даёт то, что у неё просят.

Даёт? Ну, раз даёт, можно и попросить. Кивнула, сказала с улыбкой:

– Ладно, схожу в церковь, хоть посмотрю, как оно у вас тут.

Замолчала, сообразив, что ляпнула, но пани Ядвига не обратила внимания на мою оговорку. Только рукой махнула:

– Идите, идите! Всё привезут на дом, идите!

Я вышла из дома, села в коляску и вяло сказала Порфирию:

– В церковь.

Он удивился несказанно, но ничего не ответил, тронул круп лошади поводьями и чмокнул на неё. И мы потряслись к церкви. Богиня эта… Как ей молиться? Я-то крещёная – в детстве мама крестила, но никогда особо по храмам не расхаживала. А уж после того, как в профессию вошла, совсем забыла о религии. Некогда, да и не за чем.

У церкви Порфирий остановился в сени отцветающих вишен, соскочил с передка, чтобы подать мне руку, а я сказала ему:

– Ты со мной иди, а то я не знаю, где что.

– Нам в господскую церковь заказано, – с достоинством ответил кучер. – Али вы, барыня, идите, купите дар и Богине поднесите.

– И свечку поставить?

– Отчего ж нет, можно и свечку.

Но до церкви я не дошла – как будто меня кто от неё отводил. Со ступенек спустилась Аглая. При виде меня она вздрогнула и сделала движение, словно хотела сбежать обратно в церковь и спрятаться. Но всё же подошла, присела в книксене, сказала:

– Добрый день, мадам. А я тут…

– Ты же должна за Захаром приглядывать! – зашипела я, хватая её за локоть и утаскивая с паперти. – А вдруг он сумел развязаться и сбежать?!

– Спит он, – оглянувшись, прошептала Аглая. – Спит, а я пока вот сбегала сюда, чтобы помолиться. За него помолиться!

– За него не молиться надо, а следить, чтобы ничего не случилось, – проворчала я. Впрочем, Захар всё равно не виновен в убийствах. Когда уже полнолуние закончится? Нам же репетировать нужно будет! Я отвела Захару роль противного графа…

– Возвращаюся я, мадам, – покладисто сказала Аглая. – Тама как раз господин Белласти приехали, вальс будем повторять снова.

– О! – воскликнула я, сражённая наповал. Какая же я дура! Как я могла забыть о мсье?! Ведь он может научить меня танцевать! – Быстро в коляску! Поедем вместе!

– Да как же, мадам…

– У меня очень мало времени, Аглая! Бегом!

Порфирий довёз нас до заведения почти галопом – так я напугала его цейтнотом. Я сразу услышала музыку, как только открыла дверь, и точно так же сразу услышала мсье Белласти, который ругался на девушек:

– Коровы безмозглые! Кто вам показывал эти движения?! Разве это мазурка?! Это не мазурка, медемуазель! Это слоновьи игрища на водопое!

На последних словах его голос сорвался на визг, и я поспешила в салон, чтобы мсье не умер от инсульта. Растолкала девушек и схватила учителя танцев за локоть:

– Дорогой мой мсье Белласти! Вы мне очень срочно нужны для важного и конфиденциального дела!

– О-о-о, с удовольствием, госпожа Кленовская, – откликнулся он и позволил увлечь себя в кабинетец. – Конечно же, вы мне платите за обучение этих… этих! Бездарностей, но мои нервы, мои бедные нервы не выдерживают подобного светопреставления!

– Будет, будет. Мсье Белласти, прошу вас, научите танцевать меня!

– Вас?! – изумился молодой человек. – Но я был уверен, что вы получили прекрасное образование, Татьяна Ивановна… И не умеете танцевать?

– Оставим пока в стороне вопрос о моём образовании, – фыркнула я. – Научите меня мазурке, полонезу, что там ещё танцуют на балу? Через три часа мне ехать к княжне Потоцкой, а я только вальс умею, да и то – как Настасья!

– Три часа! – мсье Белласти схватился за голову и забегал по кабинету. – Да вы не понимаете саму природу танцев! Мне за две недели не обучить вас всем тонкостям! Да и движения… Нет, конечно, у вас есть природная грация, но её недостаточно для бала! Я взялся за ваших девушек только потому, что им не выходить в свет, а для музыкального салона будет впору.

– Я уверена, что существует какой-нибудь камень… – пробормотала я в растерянности. – Ведь камни есть для всего на свете! Значит, и для танцев тоже…

Он остановился как вкопанный, глянул на меня диким взглядом. Потом с истинно французским размахом хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

– Chère madame! Вы абсолютно правы! Как же я мог забыть!

Он ринулся вон из кабинета, притащил свой изящный кожаный саквояж и с торжеством раскрыл его:

– Вот! Прошу обратить ваше внимание на этот великолепный экземпляр!