Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ) - Эристова Анна. Страница 38
– Что вы, что вы, ваш вальс с господином Городищевым был гвоздём бала.
– С такой партнёршей любой танец – жемчужина и чистое наслаждение, – ответил Платон, поднимаясь. Он достал с подноса бокал кремана и предложил его княжне. Она пригубила с благодарностью, потом вспомнила:
– Я же принесла вам маленький подарок!
И она протянула мне веер, который был, казалось, сделан именно под моё платье – алый, обрамлённый белым кружевом, с вышитыми на нём белыми силуэтами птиц. Я приняла подарок и сказала именно то, что нужно было сказать:
– Не стоило так беспокоиться, Елизавета Кирилловна, но это очень мило с вашей стороны! Он великолепен!
– И подходит вам сегодня, – улыбнулась она. – Сохраните его в знак моей благодарности.
– А за что же княжна Потоцкая может благодарить госпожу Кленовскую? – спросил подошедший к нам граф Черемсинов. Вот что за человек такой?! Неужели он не умеет не вмешиваться в разговоры других людей? Елизавета Кирилловна смешалась, я ясно увидела, что ей не хотелось бы озвучивать причину. А на балу не принято спорить и ссориться, зато уместно радоваться жизни. И я ответила Черемсинову с жизнерадостной улыбкой:
– О, всего лишь за совет в выборе напитков!
– Вы и в напитках разбираетесь, сударыня? Быть может, подскажете мне, чем пополнить запасы моего винного погреба?
Он предложил мне руку для танца, и я не отказалась, памятуя об обещании второго полонеза. Его как раз объявили, и пары уже принялись собираться в конце зала. Мы с Черемсиновым пристроились за последней парой, за нами встал толстый господин в роскошном смокинге цвета космического неба и с кружевным жабо а ля Франс под руку с толстой же дамой, плотно утянутой в корсет под атласным тёмно-голубым платьем со множеством всяческих финтифлюшек на подоле. Грянула музыка, пары двинулись.
И мне в ухо прилетел вопрос:
– Татьяна Ивановна, смею ли я надеяться, что сегодня вечером мы с вами поедем в номера?
Первые секунд пять я не могла сообразить, о чём он мне толкует. И правда, я была готова к любой теме беседы, но не к такой! Почему в номера? Он, как и Трубин, принял меня за проститутку? Или узнал откуда-то, бог знает откуда, что я ночевала у Городищева? Или я выдала себя чем-то? Но чем?
Перебрав в памяти нашу с ним единственную беседу, решила, что ничем. Или, может быть, не стоило идти с ним в ресторан? Вдруг тут у них это приравнивается к согласию провести с мужчиной ночь… Спросить не у кого, ладно, буду делать квадратное лицо и круглые глаза.
– Простите, Сергей Павлович, не понимаю вас, – сказала сдержанно и отвлечённо, не забывая улыбаться.
– Всё вы понимаете, милая моя Татьяна Ивановна, – тихонько мурлыкнул он. – И я всё прекрасно понимаю, даже если об этом не говорится вслух. Так как же насчёт моего предложения?
– Для меня оно оскорбительно, но я, пожалуй, сделаю вид, что не слышала его. Даю вам второй шанс начать разговор.
– Ну-ну, не упрямьтесь, прелестница. Мы с вами прекрасно знаем, чем вы занимаетесь.
– Как это? Чем же я занимаюсь? Открываю музыкальный салон.
– Ах-ах, музыкальный салон! Ну да, в старом борделе! И девочки все старые, которые знают делать только одно – соблазнять мужчин!
– Вот только не надо этих грязных намёков, граф! Девочки больше не будут никого соблазнять, каждая из них имеет право на новую жизнь.
– Моя вы лапушка, дорогая Татьяна Ивановна!
Черемсинов рассмеялся, старательно ведя меня за парой впереди, потом чуть ближе наклонился к уху и добавил:
– Все имеют право на новую жизнь, и вы тоже. Но эта жизнь может быть очень разной, понимаете меня? Ведь я могу вам составить большую протекцию, Татьяна Ивановна, а могу и полностью уничтожить вашу репутацию! Так что хорошенько подумайте, прежде чем отказывать мне, милая моя. Уверен, вы примете правильное решение до конца бала.
Приму.
Как не принять?! Я его укокошу, этого дурака! Нет, что он о себе возомнил?
До самого конца полонеза, который длился, наверное, целых полгода, я злилась на Черемсинова, на себя, на танец и на мадам Корнелию, которая подставила меня. и ещё на княжну, за то, что пригласила меня на идиотский бал. А я просто выскочка, мне не место среди всех этих знатных господ, которые считают себя выше остальных. Мне место в заведении, среди девчонок. Там я чувствую себя, как рыба в воде, а тут… Приходится делать приятное лицо, приходится улыбаться, потому что по этикету на балу нельзя ссориться и показывать, что тебе скучно, грустно, больно или как-то иначе, нежели весело.
После полонеза граф проводил меня к столикам и учтивым тоном предложил:
– Желаете освежиться, Татьяна Ивановна? Шампанского?
– Благодарю вас, – сухо ответила я. – Не желаю.
– Тогда попробуйте эти чудные канапе с красной рыбой.
Я против воли взяла тартинку и сунула её в рот. С отвращением проглотила. Господи, пусть уже свалит куда-нибудь к другой даме, как предписывают правила! А мне нужен Городищев… Я хочу просто увидеть его, заглянуть в его глаза и ещё раз убедиться в его любви.
Черемсинов улыбнулся и сказал мне тихо:
– Оставляю вас, госпожа Кленовская. Жду вас в холле, когда часы пробьют ровно десять.
Ждите, граф, ждите.
Может, чего-нибудь и дождётесь.
Когда он отошёл, я схватила бокал шампанского с подноса и огляделась. Городищева нигде не было видно. Музыканты играли что-то лёгкое, гости переговаривались – каждый потихоньку, но вместе это напоминало гул осиного роя. Мне было не по себе, и это чувство я не могла игнорировать. Всякий раз оно оказывалось предвиденьем проблем.
У меня будут проблемы.
И с губернатором я так и не познакомилась.
Всё плохо и неясно.
– Татьяна Ивановна, я видела, что вы разговаривали с графом Черемсиновым!
Голосок княжны заставил меня вздрогнуть. Я обернулась к ней с улыбкой на лице. Постаралась, чтобы она не была слишком вымученной. Ответила на незаданный вопрос:
– Да, Елизавета Кирилловна, мы впервые встретились буквально вчера!
– Вот как… – пробормотала она, отпивая глоток шампанского. – Вы очень мило беседовали, как мне показалось.
– Граф умеет делать комплименты.
Княжна прикусила губу, и я вдруг поняла: Черемсинов ей нравится. Очень сильно! Она ревнует его к каждой женщине, которая с ним разговаривает! Ох ты ж боже мой… Было бы кого, серьёзно!
Но расстраивать Елизавету Кирилловну не хотелось. При всей своей наивности она была моим единственным другом в этом мире. Да и не только в этом… Она была милой, неглупой и очень доброй для своего положения. Да что скрывать – она нравилась мне больше, чем можно было бы предположить. Поэтому я пошла в атаку: шагнула к ней, взяла за руку и сказала проникновенно:
– Елизавета Кирилловна, поверьте мне, я никаких видов на графа не имею.
– Я не… Разве могу я что-то вам запретить, – попробовала она обратить всё в шутку, но получилось плохо. Как доверчивая собачка, княжна заглянула мне в глаза и добавила: – Равно как и графу Черемсинову!
– Я люблю другого человека, – сказала ей вдруг. Зачем? Не знаю. Просто, чтобы доказать, что граф мне нафиг не нужен. Княжна подняла брови и оглянулась. Я проследила за её взглядом, увидела Городищева. Он беседовал с тем самым толстым господином в тёмно-синем смокинге, но заметил, что мы смотрим, поклонился нам. А я улыбнулась ему. Никакой Черемсинов меня не сломит, пока Платон смотрит так нежно и пылко.
– Понимаю вас, – тихо сказала княжна. – Понимаю прекрасно. Мне кажется, господина Городищева можно или любить, или люто ненавидеть.
– Его можно только любить, – так же тихо ответила ей я.
– Да, да, вы абсолютно правы! – княжна рассмеялась и немного нервно оглянулась. – Есть люди, которые излучают нечто… Такое…
– Если вы о графе Черемсиновом, – сказала я нерешительно, – то, наверное… Мне кажется… Это, конечно, только моё мнение, но вам не стоит обращать на него ваше драгоценное внимание.
– О чём это вы, Татьяна Ивановна? – княжна постаралась сделать максимально нейтральное лицо, но я-то видела, по ком сохнет её сердечко. Ну вот почему так? Почему такие милые, нежные, одухотворённые девушки всегда влюбляются в плохих парней? И не просто в плохишей, которые хулиганят из принципа и внутреннего протеста, а в настоящих уродов… В том, что Черемсинов моральный урод, я не сомневалась.