Год трёх царей (СИ) - Касаткин Олег Николаевич. Страница 33

И вот тут — в тот самый миг когда генерал-адъютант Александр Константинович Багратион-Имеретинский предавал ему Державу, крепкая рука лейб-кавалериста внезапно дрогнула — присутствующим почудилось — еще миг — и царственный символ упадет. А у старых вельмож помнивших еще коронацию деда Георгия невольно замерло сердце. В памяти их тут же всплыло как стоявший у престола молодого Александра II с Державой старик Горчаков внезапно потеряв сознание, выронил подушку с ней — так что золотой шар увенчанный бриллиантовым крестом зазвенев, покатилась по полу собора — что сочли весьма дурным знаком (и — увы! — не ошиблись).

Но Георгий тут же сомкнул на державе пальцы — отменив зловещее знамение — и церемония продолжилась как ни в чем не бывало.

Он еще раз прочел молитву — особую, что читали лишь венчаемые на царство православные государи: «Боже Отцов и Господи милости, Ты избрал мя еси Царя и Судию людям Твоим». А Исидор продолжил: «Умудри убо и поставь проходити великие к Тебе служения, даруй ему разум и премудрость». Хор грянул «И Тебе Бога хвалим», и началась литургия. Затем был еще чин миропомазания. Торжественная тишина царила в соборе. Но чрез миг её нарушил звучный, сильный гулкий бас протодиакона, возгласившего полный титул государя всероссийского… …Божиею поспешествующею милостью…, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны Повелитель и царь Грузинский, Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских князей и иных наследный Государь и Обладатель; Государь Туркестанский, Герцог Шлезвиг-Голстинский, Сторнмарнский, Дитмарский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая… Замерев в каменной неподвижности на троне Георгий вслушиваясь в названия царств и земель подумал — что этот звучный список который с трудом зубрят новобранцы под мат и зуботычины фельдфебелей, и над которым втихомолку посмеиваются высокоумные разночинцы в своих гостиных — это ведь не просто набор слов. Это по сути итог всей российской истории, рек — а пожалуй что и морей — крови и пота народных, тяжких трудов мужиков и царей. Но в меньшей степени — разума народного. Ибо не мог бы народ варварский и неумный каким чтят русских не только иноземцы но и увы — многие свои — стяжать столь могущественное государство в столь тяжкой борьбе…

А певчие уже исполняли царский псалом:

А снаружи донеслись звуки артиллерийского салюта ровно из ста одного орудия, возвещавшие народу, что коронование свершилось — и отныне у империи опять имеется истинный и законный государь.

Певчие затянули «Тебя Бога хвалим». Протодиакон монотонным басом возгласил полный императорский титул, хор запели «Многая лета», а снаружи донеслись звуки артиллерийского салюта ровно из ста одного орудия, возвещавшие народу, что церемония свершилась — и отныне у империи опять имеется истинный и законный государь увенчанный имперской короной.

Затем монарх удалился во внутренние покои, где в Грановитой палате, помнившей еще Ивана Грозного, состоялся традиционный Высочайший обед. За обедом Придворный струнный оркестр играл лучшие пьесы из опер русских композиторов

.Из высшей российской знати на нем присутствовало чуть больше полутора сотен человек. На горячее подали суп из сливок со спаржей, пироги «гатчинские», форель «по-американски», отбивные из баранины, филе молодой утки, фаршированное свежим горохом, на десерт — персики.

На столах стояли корзины со свежими цветами, на серебряных блюдах разложены конфеты, бисквиты, фрукты и свежая земляника. Рядом, поместили отдельный стол с закусками. Георгий остался верен отцовскому обыкновению — во время пира гостям подавали только русские вина — крымскую мадеру, кавказские — васисубани и кахетинское, и недавно появившееся «Абрау Дюрсо» — отечественное шампанское.

Для дам был приготовлен кофе и горячий шоколад.

Вопреки обыкновению не стали сервировать особые столы для чинов разных классов и для военных и штатских в разных палатах Кремля. Но зато для них был дан торжественный обед в зале Московского Благородного Собрания на три тысячи персон а вечером — бал. Организаторы оригинально украсили зал — расставив цветущие лавровые деревья, пальмы, тропические растения и цветы из московских оранжерей.

А вечером, с последним ударом курантов на Спасской башне «как бы по мановению волшебного жезла» вся колокольня Ивана Великого вспыхнула сверху до низу огнями ярких электрических ламп.

Утра следующего дня в Кремлевском Дворце был принят папский нунций Ванутелли, который вручил свои верительные грамоты. После посла поздравления приносили, военные из свит иностранных послов..

В полдень началась Божественная литургия. По её окончании из Успенского собора царь в порфире и короне под балдахином посетил Архангельский и Благовещенский соборы.

27 августа на Ходынке состоялось народное гулянье, которое посетил и Георгий I.

Гуляния на Ходынском поле, где присутствовало более трехсот тысяч человек прошли на удивление спокойно. Хотя на Ходынку приходили не только со всей столицы, но даже из других уездов Московской губернии.

И тогда же произошло самое массовое угощение и москвичей.

Было роздано примерно полмиллиона подарков. Из множества палаток каждому входившему солдаты подавали узелок: два капустных или рисовых пирога, бумажный кулек с винными ягодами, орехами, изюмом, фунт сластей и пряников, и жестяную эмалированную кружку; на ней был изображен государственный герб, царский вензель, и под ним цифра — «1889».

Народу также выкатили несколько сотен бочек медовухи и пива. Чиновники предлагали налить черни и «беленькой» — но Георгий Александрович немного подумав, не одобрил. Где водка — там буйство и драки — а то и до смертоубийства недалеко — не подходящие события для коронации. Так что получив наполненную пивом кружку, мужички, пользуясь теплой майской погодой, отправлялись на лужайки и садились на землю, поставив перед собой угощение или лукошки с пирогами и сластями и мирно отдыхали и закусывали. Красные праздничные сарафаны принарядившихся молодок и девок, синие косоворотки и картузы мастеровых и мужиков, чистые хотя и ветхие армяки стариков… Все окрестности было сплошь усыпаны этими живописными группами простого народа.

Гуляние оглашалось песнями, всюду кружились хороводы. Народ любовался скоморохами и кукольными театриками с неизменным Петрушкой, толпился у райков, забавлялся лазаньем на мачты за сапогами, жилетками и поддевками.

Публика вовсю веселилась, но при этом чувствовалось, что поддерживается строгий порядок — чему способствовали внушительные фигуры гвардейцев и городовых то тут то там.

Уже расходясь народ довольно гомонил: «Спасибо Батюшке-Царю! И угостили и потешили!»

Коронационные торжества закончились 28 августа высочайшим смотром войск.

В 11 часов утра на место торжества прибыл Император.

У старинной церкви села была разбита палатка, перед палаткой был разложен ковер и поставлены аналои с образами, около которых располагалось духовенство полков и два хора певчих.

Войска были поставлены развернутым фронтом. Перед аналоем стояло восемь знамен. Старым знаменам последний раз была отдана честь. Началось освящение новых знамен.

Командиры полков стали на колени. Во время молебствия была провозглашена вечная память всем государям, начиная с Петра I, а по окончании молебствия — многолетие Императору и всему Царствующему Дому.