Зимняя бухта - Валь Матс. Страница 12
12
О, братья и сестры, я расскажу вам о любви! Как я любил воскресные утра! Мама лежала в кровати, а я прижимался к ее теплому телу. Оно было почти горячим, под одеялом таился особый запах.
Я обожал ее тепло и боготворил ее запах. О, сестры и братья, такова была моя любовь.
А потом в мою жизнь пришел Навозник.
Школа была новая, перед ней раскинулся газон. В вестибюле стояли трое парней в бейсболках — по виду на год-другой старше меня. На самом крупном — серая футболка с сообщением: I’m the Bull [10].
— Привет, — поздоровался я. — Не знаете, где тут первая театральная группа?
— Первая ненормальная? — переспросил «Бык». — Без понятия.
— Дрессированных обезьян обычно загоняют в подвал, — добавил другой.
— А где это? — спросил я.
Но быки не ответили, и я отправился с этим вопросом к окошечку дежурного. У того было такое серое лицо, словно он все лето просидел дома.
Дежурный заглянул в какую-то папку.
— Первый этаж. Вверх по лестнице. Аудитория 114. Я нечасто нервничал, но тут что-то пробрало. Наверное, из-за запаха. Запах такой же, как когда я в семь лет в первый раз пришел в школу.
В школах полы моют чем-то таким особенным.
Возле сто четырнадцатой стояла группка мальчиков и девочек моего возраста. Одного было видно издалека. Длинный, как звезда баскетбола, с зелеными прядями в волосах. На ногах великанские ботинки, а шнурки он не завязал, и они лежали вдоль подошв, как полоски лакрицы. Верзила разговаривал с невысокой толстушкой, стриженной ежиком и в трех юбках, надетых одна на другую.
Я остановился, кивнул им. Толстушка мне улыбнулась.
— Это первая театральная? — спросил я, только чтобы что-нибудь сказать.
— Да, — ответил верзила и продолжил рассказывать девушке о каком-то концерте.
Я заглянул в класс. Кабинет был почти полон. Сразу ясно: в этом классе народ особенный, не похожий на мальчиков и девочек, что толклись на первом этаже. Одежда почти на всех висела свободно, колыхалась, у некоторых девочек выбелены лица. Вид уже вполне театральный, а ведь семестр только начинается.
Появился мужчина с седой щеткой волос, в круглых очках и с острым пронзительным взглядом. В руках он держал потертый портфель. Мужчина кивнул мне и другим, что стояли у двери, и мы все вместе зашли в класс. Он вошел следом и закрыл дверь.
Я посмотрел, куда бы сесть. Оставалось всего три свободных места. Я устроился на стуле подальше от кафедры, но все равно оказался прямо в поле зрения мужчины.
Тот откашлялся. Скрежет стульев по полу, шарканье ног — все замерло, воцарилась тишина.
— Меня зовут Янне Хольм, — начал мужчина. — Я классный руководитель первой театральной группы и буду преподавать вам шведский язык и историю театра.
Он сделал паузу и посмотрел на нас, будто изучая одного за другим. Времени на это дело он не жалел. Я встретился с ним взглядом.
— Все вы, чтобы поступить на этот курс, прошли ряд нелегких испытаний. Триста сорок кандидатов на двадцать четыре места. Вы — те, кто прошел конкурс. Я с некоторым опозданием поздравляю вас и надеюсь, что образование, которое вы здесь получите, пойдет вам на пользу.
Он снова посмотрел на нас, задерживаясь взглядом на каждом ученике.
— Сейчас я попрошу вас представиться. — Янне Хольм достал из портфеля какую-то бумагу и начал перекличку.
Двоих не было. Нас двадцать два человека. Верзиле что-то попало в горло, его не отпускал кашель, пришлось выйти выпить воды. Верзилу звали Стаф-фан.
Когда он вернулся на место, перекличка уже закончилась и Янне спрятал бумагу в портфель.
Он окинул класс взглядом. Стало тихо — так, что слышно было, как муха разгуливает по кафедре. Янне открыл рот.
— Стиль, — начал он. — Без стиля нет контролируемого высказывания. Без контролируемого высказывания нет вообще никакого высказывания, есть лишь недостаток контроля. Предпосылка всякого высказывания — стиль. Это касается текста, это касается театра, касается кино и музыки, танца, изобразительного искусства. Стиль есть контролируемое и осуществленное высказывание. Стиль определяет содержание высказывания. Измените стиль — и изменится высказывание. Без формы невозможно контролировать содержание. Неважно, что скажет человек, если он не знает, как он это скажет.
Янне протянул руку в пустоту и сказал: «Здравствуйте». Он произнес это «здравствуйте» тонким писклявым голосом, едва слышно, ссутулив спину и опустив голову. Но вот Янне выпрямился, повернулся к нам, вперил в нас взор, протянул руку, сжал воображаемую ладонь и прорычал: «Здравствуйте!»
И продолжил:
— Итак, стиль. Все, что вы два года будете изучать в нашей школе, так или иначе будет связано с понятием стиля. Иногда стиль осознаётся. Иногда нет. За два года вы научитесь определять разные виды высказываний, осознавать их настолько, что заметите и поймете: стиль в контексте искусства — это вопрос выбора. Творцы — художник, писатель, актер, музыкант, кинорежиссер, хореограф — выбирают стиль. Выбор стиля есть основа основ.
Он снова замолк и оглядел нас.
— Творец — это тот, кто овладел своими выразительными средствами. Любитель же бездумно пользуется теми выразительными средствами, которые оказываются под рукой. Быть художником означает владеть выразительными средствами и выбирать то или иное средство осознанно.
Снова пауза. Янне Хольм указал на дальнюю стену, где стоял стеллаж.
— Возьмите какую-нибудь книгу с верхней полки. Откройте наугад и прочитайте, что окажется на странице. Попробуйте понять стилистическую природу прочитанного. А потом напишите текст сами — что угодно, только не слишком личное. Содержание — не главное. Ваша задача — воспроизвести стиль текста из книги. Задание понятно? У вас тридцать минут. Приступайте.
Янне Хольм уселся на стул за кафедрой и сунул в рот жевательную резинку. Некоторые уже стояли у стеллажа, и когда подошел я, на верхней полке оставалось всего три книги. Я взял одну, старую, затрепанную, и сел. Открыл, прочитал:
Перечитав эти строки несколько раз, я написал:
О, братья и сестры, знаете ли вы нашу Зимнюю бухту? Знакомы ли вам эти воды, эти волны между Аспудденом и Броммой?
Слыхали ли вы их плеск, братья и сестры, удары прибоя о берег, шелест прибрежной гальки, шум ветерка в камышах и хлопанье паруса знойным летним днем?
Когда я пишу, то почему-то покрываюсь гусиной кожей — сам не знаю почему, но всегда так. Вот и теперь я покрылся гусиной кожей, а в какие-то моменты у меня даже волоски на шее вставали дыбом.
И тут дверь открылась.
На пороге стояла девушка в черных джинсах и помидорно-красной блузке. Сандалии были надеты на босу ногу, в руке она держала солнечные очки. Это же та красотка из Броммы!
— Это первая театральная группа? — спросила она. Янне Хольм кивнул. Девушка зашла и остановилась перед кафедрой.
— Меня зовут Элисабет Асплунд, — представилась она. — Я из резерва. Извините за опоздание…
Она оглядела класс и встретилась взглядом со мной; едва меня увидела, как на ее лице расцвела широкая улыбка: