Русская басня - Степанов Николай Леонидович. Страница 62
ДВЕ СТАРЫЕ КОШКИ
Две Кошки старые смиренно рассуждали
О прежних радостях своих,
Как в старину они живали,
Как все любили их!
«Настали времена, обычаи дурные,—
Одна вполголоса твердила так другой.—
В котах учтивости не видно никакой,
Все стали сорванцы прямые.
Поверишь ли? Сижу по суткам я одна;
Никто не примечает,
Никто не приласкает,
Как будто я чумой заражена».
«Ах, как, сестрица, ты мурлычешь справедливо! —
Седая Кошка ей в ответ.—
Совсем переменился свет!
Учтивость, постоянство — диво!
Бывало, я взгляну, и несколько котов
Вертятся вкруг меня, прыжками забавляют;
Клянусь, что всякий был мне угождать готов.
А нынче все пересмехают.
Неблагодарные, как я любила их!
Они изменой заплатили;
Забудем мы с тобой обманщиков таких,
Забудем, как они забыли!»
«Голубушки мои,— прервал усатый Кот,—
Все чередом своим идет;
Вы были молоды, и вас тогда любили!
Взгляните на себя: вы седы, без зубов;
Какой же ожидать вам ласки от котов?»
ДОГАДЛИВАЯ ЖЕНА
(Сказка)
Муж умирающий так говорил жене:
«Скажи чистосердечно мне;
Вот слишком десять лет, как я живу с тобою,
Была ль ты мне верна? Я от тебя не скрою:
Казалось мне, сосед Фома
Любил тебя, дружочек, без ума.
Скажи всю истину; чего тебе бояться?
Я через час умру, впросак не попадешь!»
«Нет, муженек, не смею я признаться:
Ну, как обманешь — не умрешь!»
БЫЛЬ
(Сказка)
На Лизе молодой богач-старик женился,
И участью своей он недоволен был.
«Что ты задумалась? — жене он говорил.—
Я, право, пищи всей лишился
С тех пор, как бог меня с тобой соединил!
Все ты сидишь в углу; не слышу я ни слова;
А если молвишь что, то вечно вы да вы,
Дружочек, любушка! скажи мне нежно: ты —
И шаль турецкая готова».
При слове «шаль» жена переменила тон:
«Как ты догадлив стал! Поди ж скорее вон!»
КРАСАВИЦА В ШЕСТЬДЕСЯТ ЛЕТ
(Сказка)
Шестидесяти лет Пульхерия-старушка,
Которая в свой век была
Кокетка и вострушка,
Мечтала, что еще пленять она могла
И что амуры вкруг прелестницы резвились;
Но, в зеркале себя увидев невзначай,
Сказала, прослезясь: «Веселие, прощай!
Как зеркала переменились!»
К.Н. Батюшков
ПАСТУХ И СОЛОВЕЙ
Любимец строгой Мельпомены,
Прости усердный стих безвестному певцу!
Не лавры к твоему венцу,
Рукою дерзкою сплетенны,
Я в дар тебе принес. К чему мой фимиам
Творцу «Димитрия», кому бессмертны музы,
Сложив признательности узы,
Открыли славы храм?
А храм сей затворен для всех зоилов строгих,
Богатых завистью, талантами убогих.
Ах, если и теперь они своей рукой
Посмеют к твоему творенью прикасаться,
А ты, наш Эврипид, чтоб позабыть их рой,
Захочешь с музами расстаться
И боле не писать,
Тогда прошу тебя рассказ мой прочитать.
Пастух, задумавшись в ночи безмолвной мая,
С высокого холма вокруг себя смотрел,
Как месяц в тишине великолепно шел,
Лучом серебряным долины освещая,
Как в рощах липовых чуть легким ветерком
Листы колеблемы шептали
И светлые ручьи, почив с природой сном,
Едва меж берегов струей своей мелькали.
Из рощи Соловей
Долины оглашал гармонией своей,
И эхо песнь его холмам передавало.
Всё душу Пастуха задумчиво пленяло,
Как вдруг певец любви на ветвях замолчал.
Напрасно наш Пастух просил о песнях новых.
Печальный Соловей, вздохнув, ему сказал:
«Недолго в рощах сих дубовых
Я радость воспевал!
Пройдет и петь охота,
Когда с соседнего болота
Лягушки кваканьем как бы назло глушат;
Пусть эта тварь поет, а соловьи молчат!»
— «Пой, нежный Соловей,— Пастух сказал Орфею,—
Для них ушей я не имею.
Ты им молчаньем петь охоту придаешь:
Кто будет слушать их, когда ты запоешь?»
СОН МОГОЛЬЦА
Могольцу снилися жилища Елисейски.
Визирь блаженный в них
За добрые дела житейски,
В числе угодников святых,
Покойно спал на лоне гурий.
Но сонный видит ад,
Где, пламенем объят,
Терзаемый бичами Фурий,
Пустынник испускал ужасный вопль и стон.
Моголец в ужасе проснулся,
Не ведая, что значит сон.
Он думал, что Пророк в сих мертвых обманулся
Иль тайну для него скрывал.
Тотчас гадателя призвал,
И тот ему в ответ: «Я не дивлюсь нимало,
Что в снах есть разум, цель и склад.
Нам небо и в мечтах премудрость завещало...
Сей праведник, визирь, оставя двор и град,
Жил честно и всегда любил уединенье;
Пустынник на поклон таскался к визирям».
С гадателем сказав, что значит сновиденье,
Внушил бы я любовь к деревне и полям.
Обитель мирная! в тебе успокоенье
И все дары небес даются щедро нам.
Уединение, источник благ и счастья!
Места любимые! Ужели никогда
Не скроюсь в вашу сень от бури и ненастья?
Блаженству моему настанет ли чреда?
Ах, кто остановит меня под мрачной тенью?
Когда перенесусь в священные леса?
О музы! сельских дней утеха и краса!
Научите ль меня небесных тел теченью?
Светил блистающих несчетны имена
Узнаю ли от вас? Иль, если мне дана
Способность малая и скудно дарованье,
Пускай пленит меня источников журчанье,
И я любовь и мир пустынный воспою!
Пусть Парка не прядет из злата жизнь мою
И я не буду спать под бархатным наметом;
Ужели через то я потеряю сон?
И меньше ль по трудах мне будет сладок он?
Зимой — близ огонька, в тени древесной — летом,
Без страха двери сам для Парки отопру;
Беспечно век прожив, спокойно и умру.