Девочка Давида (СИ) - Асхадова Амина. Страница 41

Даже будучи опьяненным, он был невероятно силен. Как Давид выпил его яд? Его связали, принудив насильно? Он ведь одиночка, ему сложнее без подкупных псов.

— Ты глупая девчонка, Жас. Сегодня ты хочешь одно, завтра — другое. Я лучше знаю твои желания.

Доменико коснулся меня. Волос, шеи.

Боже.

Я глазах на миг помутнело: он никогда не касался меня. он любил свою жену — я до сих пор помнила вкус его пощечины в том домике в лесу. Он отдавал меня учителям-женщинам, чтобы не касаться самому.

Я ведь всегда была противна ему.

Он не любил и не хотел меня.

А теперь ласкал. Склонился близко, обвел губы пальцем, шею. Мне кажется, меня повело.

Получить желаемые касания от некогда любимого мужчины… это как наркотик. Запоздалый.

— Не трогай.

— Ты же всегда хотела этого. Чтобы я трогал. А не он.

Доменико кивнул в сторону — где-то там корчился Давид.

Я покачала головой со слезами на глазах. Хотела, потому что любила. Но после Давида чужой мужчина был как табу.

Давид меня заклеймил. Наверное. Закодировал, чтобы от касаний другого мужчины меня тошнило. Выворачивало наизнанку и хотелось бежать.

И я побежала. Оттолкнула своего учителя — он омерзителен теперь. После Давида все будут… не теми. Я заклеймена. Порабощена.

Но спасать своего мучителя я тоже не собиралась.

Я выбежала из ВИП-ложи, а там меня схватили под локоть. Я сумела вырваться, сунулась в карман пальто, но искомого не нашла — Доменико своровал мое оружие.

Без защиты меня быстро подперли к стенке люди Доменико, сам он подошел чуть позже.

— Не трогай меня! — прорычала тихо.

Он тронул.

Ублюдок распахнул пальто и поверх свитера сжал грудь. Я закричала.

— Я тебя убью!

Его люди продолжали удерживать меня. Доменико ухмыльнулся и прошептал на ухо:

— Ты перепутала слово. Раньше ты говорила мне: «Я тебя люблю».

Я плюнула ему в лицо.

Кажется.

Еще меня тошнило… от его близости скручивало живот. Настолько омерзительна была его близость.

Он вытер мой плевок и посмотрел прямо в глаза. Я застыла в ужасе, готовясь к пощечине.

Но его слова были куда страшнее:

— Придет время, и я тебя трахну. Ты еще будешь молить о пощаде, шлюха.

Он сделал знак, и меня увели.

Прямо в соседнюю комнату.

Времени обдумать его слова не было — меня швырнули на пол. Рядом корчился Давид. Зрелище было страшным — из его рта, кажется, шла пена. Я задышала тяжело, когда встретила его взгляд… он еще был осознанным.

Каждая стадия отравления была мне знакома. Я знала этот яд, но у меня не было противоядия. Его не достать за те минуты, что остались у Давида.

— Давид, — выдохнула тихо.

Я не испытывала к этому мужчине сладких чувств. Я не плакала и не билась в конвульсиях. Я знала, что его уже не спасти, а себя вот еще можно.

— Прости. Прости.

Глупости несусветные.

В его метаниях вся ярость ко мне. Мог бы — убил меня.

— Осталось всего несколько минут, Давид. Две минуты, и твои страдания кончатся, — я пыталась облегчить его страдания.

Больше ничего я сделать не могла.

На мою голову опустилась рука. Тяжелая. Я повернулась, увидев Доменико. Мне стало противно от его близости.

— Как тебе месть на вкус, Жасмин?

Я сцепила челюсти.

Это не я.

Я его не травила.

Но Давид считает иначе, и мне его уже не спасти. И оправдываться перед человеком, которому осталась минута, не имело смысла.

— Вставай, Жасмин. Пошли.

Меня подняли с колен и вывели из ложи.

— Я не убийца. Я не убийца…

— Да. Ты просто шлюха.

— Заткнись…

— Я сказал раздвинуть ноги, и ты раздвинула. Увидимся.

Доменико вышвырнул меня из клуба. Оставил жить и заставил поверить в то, что я убила Давида.

А дальше — смерть Давида, которой не было. Новости, которые отравляли мою жизнь воспоминаниями. Побег в Волгоград к Эмину, к которому меня словно толкнули. Нарочно.

Одно лишь оставалось непонятным.

Почему Доменико пришел в мою квартиру той ночью, если в клубе сам отпустил меня.

Я открыла глаза.

Яркий свет ослепил меня. Палату освещало солнце. Я была одна и не имела представления, живы ли мои дети и где находится Давид, желающий отравить мою жизнь за то, что восемь месяцев назад я отравила его.

В слух врезались мужские голоса. Распаленные, злые. Они говорили на повышенных тонах.

Я поднялась на койке, выдернув все иглы из своей кожи. К черту.

Я должна все узнать… я же стала мамой. Стала ведь? С моими детьми все хорошо?

— Никакими деньгами ты не откупишься, пока она не сделает то, что должна!

— Она стала матерью. Угомонится. Забудет.

— Забудет?! Как ты должен был грохнуть ее папашу?

Я замерла, тяжело дыша. Мой папа. Давид должен был убить его, но не убил?

К черту.

Что с моими детьми?

— Она тебя погубит, придурок.

— Завали, Рустам. Без тебя разберусь.

— Ну, уж нет. Теперь дело касается семьи, ты понял? Она родила двоих детей. Это наши наследники. Басмановы. Теперь дело касается всех нас.

Они живы. Двое. Я стала мамой…

С этой мыслью я решительно распахнула дверь палаты. За ней стояли братья Басмановы — они синхронно повернулись в мою сторону.

Не стесняясь выражений, они считали моих детей — своей династией. Они все решили за меня, но не учли одного — я жива и готова бороться.

Глава 24

— Где мои дети?

Я оперлась на дверной косяк, потому что ноги стали ватными.

Давид тут же двинулся на меня с нехорошим настроем — его глаза вмиг потемнели. Рустам еле заметно мне кивнул, но не более. Не будь я женщиной Давида, он бы даже не взглянул на меня. Теперь еще и наследники, да. Я была чем-то вроде важного объекта для их династии.

— Вернись в палату, — велел Давид.

— Где они? — я упрямо сцепила челюсти.

— Я сказал, зайди в палату. Или я собственноручно привяжу тебя к койке.

Я сразу поняла: я больше не в Волгограде. И Рустам явно кого-то здесь ждал. Неужели тут соберется вся семейка?

— Мы в Москве?

Давид схватил меня за локоть и затащил внутрь, захлопывая за нами дверь.

— Именно. Поэтому не время проявлять характер.

Я отошла от Давида на безопасное расстояние. Почти сразу в палату пришла медсестра, она вернула меня в горизонтальное положение и отчитала за то, что я поднялась. Это было запрещено.

— А где мои дети? — спросила я у нее, — я хочу их увидеть.

Медсестра, конечно же, мне не ответила. Давид вскинул руку, одним жестом отсылая ее прочь.

Давид сидел на кресле напротив и сверлил меня тяжелым взглядом. От этого мужчины хотелось прятаться. Всегда. Я не хотела его внимания — я его периодически боялась. Басманов будто был бессмертным. Каждый раз выбирался из огня нетронутым!

А еще Давид знал, что происходило в последние дни, пока я была в отключке. Последним я помнила лишь детский плач и свой облегченный вздох, когда я все-таки смогла родить. Пусть даже ценой своей жизни.

— Панина мертва.

— Что? — я не поняла.

— Это к сведению. С нашими детьми все хорошо. Меня интересует, как себя чувствуешь ты?

— Не знаю, с чем сравнивать. Я мало, что помню, — призналась заторможенно.

Давид кивнул. Он помнил. Он знал, что было со мной.

— Ты почти умерла. Твою жизнь поставили выше жизни детей.

Давид не сводил с меня пристального взгляда. Этот мужчина отслеживал мою реакцию — каждую мою эмоцию.

Я поняла, что Давид ждал благодарности. Значит, благодаря ему я выжила после родов, даже когда мои настоящие шансы близились к нулю.

Давид ждал удивления, но его не было:

— И что?

— Не понял.

— Я все знаю. Спасать детей, а не меня было моим решением.

Давид подскочил с кресла… разъяренный.

Правда медленно доходила до него. Реалии жизни, с которыми он был не согласен.

— Таков был уговор с Эмином. Мы заключили сделку. Эмин договорился с Паниной. Я не числилась ни как клиент, ни как пациент, чтобы ни у кого не было проблем.