Слово Ветра (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 19

Я сижу рядом, на пассажирском. Кутаюсь в чёрный плащ с чужого плеча и никак не решаюсь выйти из уютного седана. Вид городского кладбища за окном — сродни точке невозврата: я всё ещё не готова сказать отцу «прощай».

— Я не могу, — хриплю в ответ, а дальше — снова слёзы.

— Маруся без тебя не поедет, — Осин крепче сжимает руль. — Она как чувствует — не верит. Всё ещё боится нас с Мариной.

— Я не могу, — повторяю громче, глядя на серое небо, которое плачет сейчас вместе со мной.

— Ладно, — не настаивает мужчина. — После поговорим.

Мы приехали сюда чуть раньше времени в надежде, что хотя бы сейчас мама меня не прогонит и позволит проститься с отцом.

— Чертòв звонил, — произносит Осин спустя вечность. — Старик утверждает, что ничего не знал о приезде Влада. Как такое возможно?

Отворачиваюсь к окну. Все эти дни Сергей Петрович не оставляет попыток докопаться до истины, а я боюсь правды как огня.

— Марьяна, — спрашивает Осин, — зачем мой сын сорвался в столицу?

— К деду, — вру в сотый раз. Произнести фамилию Савы не поворачивается язык. Я боюсь само́й мысли о причастности Ветрова к нашим бедам.

— Нет, старик не стал бы врать, — мотает головой Осин. — Чертòв ждал вас обоих немногим позже.

Кусаю губы и молчу.

— Я говорил со следователем, — продолжает Сергей Петрович. — Всё было рассчитано до мелочей, понимаешь? Тот, кто стоит за покушением, отлично знал, где и когда мой сын будет находиться. А об этой его внезапной поездке…

— Знала только я, — шепчу вопреки здравому смыслу, выгораживая Ветрова. Да, Савелий изменился. Да, слышал слова отца. Но я никогда не поверю, что он мог опуститься до убийства.

— Ладно, прости, — отчаянно бьёт по рулю Осин, и я разделяю его боль. В конце концов, моя собственная — куда сильнее.

— Возможно, за вами уже давно следили, — прикрыв глаза, мужчина откидывается головой на спинку сидения и тяжело дышит.

Я понимаю его стремление как можно скорее найти виновного и обезопасить единственного сына, но всё, что могу сейчас, — лишь кивнуть. Я не готова смотреть фактам в лицо.

— Чертòв настаивает, чтобы вы с Марусей переехали к нему, — спустя пару минут возвращается к разговору Осин. — Он уверен, что в его доме вы будете в безопасности. Знаешь, Марьян, может быть, он и прав.

— Нет! — вскрикиваю чересчур резко, не в силах совладать с нахлынувшими вмиг эмоциями. — Я не могу… Туда… Никогда…Не хочу… Не сейчас…

— Тише, девочка, тише! — Осин списывает мою истерику на общее состояние и аккуратно касается ладонью моего перевязанного плеча, спрятанного под небрежно накинутой плотной тканью мужского плаща. — Мы ещё вернёмся к этому разговору, но позже. А пока…

Осин ведёт подбородком в сторону подъехавшей к воротам веренице траурных машин.

— Нам пора, — произносит вкрадчиво, сбивая моё израненное сердце с ритма. — Пойдём.

Как же мне хочется проснуться! Открыть глаза и увидеть солнце. Улыбкой смахнуть морок ночного кошмара и день начать заново. Но единственное, что мне остаётся, – это мрачное небо и тяжёлые капли дождя, давно смешавшиеся со слезами на щеках. Моё время остановилось. Мои мысли заволокло непроглядным туманом. Это все происходит не со мной! Не с нами! Это не отец там лежит бездыханный, не мать серее тени едва стоит на ногах. Меня оглушают чужие слова скорби. До тошноты слепит чёрный цвет и гримаса боли на знакомых лицах. Я не чувствую холода и собственного тела. Не замечаю, как Осин то и дело поправляет плащ на моих плечах. Задыхаюсь от боли и до последнего не ухожу.

Когда под дождём остаются только самые близкие, вырываюсь из рук Сергея Петровича и бегу к матери. Знаю, что не услышу ничего нового, но сейчас как никогда я нуждаюсь в ней! На удивление мама молчит. Позволяет себя обнять и уже почти не плачет. Я что-то говорю. Прошу меня простить. Срываюсь в хриплый шёпот. Мама кивает. Холодно. Равнодушно. А потом и вовсе отводит взгляд. Провожает чёрные спины гостей. Сетует на непогоду. А в какой-то момент напрягается всем телом и начинает мотать головой, словно пытается отогнать вселяющий ужас призрак прошлого:

— Тебе-то что здесь нужно? — кричит навзрыд. — Приехал поглумиться над нами? Доволен?

Испуганно смотрю по сторонам, но сквозь мутную пелену слёз почти ничего и никого не вижу.

— Кто там, мама? — встревоженно спрашиваю и отчаянно тру глаза здоровой рукой. — Кто?

— В такой день! Да как он мог? Как наглости хватило? — воет мать, а мой помутневший разум выхватывает среди множества мрачных фигур одну-единственную – с татуировкой на шее.

— Сава? — ком в горле искажает голос.

— Господи, Нана! — мать отталкивает меня от себя, как прокажённую.

Буквально на мгновение я отпускаю образ Ветрова, чтобы не упасть. Подоспевший вовремя Осин помогает устоять на ногах и снова поправляет съехавший на одно плечо плащ.

— Ты даже сейчас не можешь не произносить это поганое имя! — шипит мать, презрительно качая головой, а я не понимаю, что опять сделала не так.

—Все из-за тебя! — с остервенением вбивает гвозди в моё сердце. — Это ты во всём виновата!

— Нам лучше уйти, — вмешивается Сергей Петрович. — Это отголоски горя, Марьяна! Не принимай на свой счёт. Всё пройдёт!

Обняв меня за плечи, Осин тянет за собой. Знаю, нас с мамой рассудит время. Когда-нибудь. Когда боль немного стихнет, а истинный виновник в смерти отца будет найден. А пока…

Киваю Осину и, оставив за спиной рыдающую мать, позволяю себя увести. Ногами путаясь в пожухлой листве, возвращаю взгляд к тому месту, где видела Саву. Но там никого. Жадно верчу головой, чтобы отыскать Ветрова, но всё тщетно. Парень словно испарился, да и был ли он? В моём состоянии привидеться может всё что угодно. И всё же странное, вгоняющее в оцепенение предчувствие неладного дурманит сознание.

Не помню, как возвращаюсь к машине Осина, почти не реагирую на его слова. И пока Сергей Петрович растерянно по карманам ищет ключи от автомобиля, продолжаю среди десятков знакомых и малознакомых лиц выискивать Ветрова. А потом замираю, когда вместо Савы замечаю на обочине тот самый внедорожник с затонированными стёклами и без зеркала с пассажирской стороны. Номер авто забрызган грязью. Лицо шофера бликует в разводах дождя на лобовом. Позабыв про Осина и собственную безопасность, срываюсь с места, но добежать до проклятой тачки не успеваю. Та на бешеной скорости уносится прочь, безжалостно ломая мою хрупкую веру в Ветрова навсегда.

— Марьяна, ты чего? — возмущается Осин и раскрывает над моей головой чёрный зонт. Дождь разыгрался не на шутку.

— Я согласна, — дрожу то ли от сырости, то ли от дикого желания расквитаться с Солом Моррисом раз и навсегда. — Я перееду к Чертòву.

Глава 10. Наследство

Марьяна. Ярко-красными, золотыми, бордовыми и болотно-зелёными красками в лучах осеннего солнца отныне пестрит мой мир. Стоит приоткрыть окно и в просторную комнату на втором этаже беззастенчиво врывается аромат прелой листвы и прохладное дыхание осени. На тонких ветках молодого клёна трепещут пожелтевшие листья, а спелые ягоды рябины так и манят поскорее выбраться из дома в сад.

Отхожу от окна и поправляю одеяло на спящей Русе. За эти дни беспрестанных слёз и горьких сожалений она стала моим маяком, маленькой, но яркой путеводной звёздочкой. И вроде совсем чужая, не моя… но сердцу так спокойно рядом с ней, так радостно, когда на усыпанном веснушками детском личике мелькает улыбка, так тепло, когда хрупкие пальчики крохи сжимают мои.

Уже вторую неделю мы с Русей живём в доме Чертова. Опасаясь, что история с покушением может повториться, сразу после отъезда Влада с матерью в Израиль Сергей Петрович лично отвёз меня и Марусю к Ивану Денисовичу.

На удивление старик встретил нас весьма радушно. И если в общении со мной Чертов всё это время вежливо сдержан и учтив, то при виде правнучки его взгляд мгновенно озаряется теплом, а в каждом его слове и действии отчётливо читается забота и нерастраченная любовь. Для малышки была подготовлена отдельная спальня на втором этаже в аккурат напротив моей. В пастельно-розовых тонах и забавными единорогами на стенах детская волшебным образом напоминает комнату маленькой принцессы из сказки, да и Марусе она пришлась по душе. И пусть спать по ночам одной кроха пока боится, днём её практически невозможно оторвать от игрушек и книг, коими доверху завалена её спальня.