Слово Ветра (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 27

— Уезжай! — хладнокровно отдаю указание Марине, а сам безвольной марионеткой ступаю по следам Наны.

С каждым шагом всё отчётливее начинаю понимать, что ни хрена не прошло! Не отпустило! Не ослабло! Не развеялось! И сколько бы я ни травил образ Наны из своего сознания, сколько бы ни выжигал его алкоголем в шумных клубах, ни пытался заменить чужими объятиями, всё коту под хвост! Свиридова — моё проклятье! Моя вечная боль! Мой опиум!

Тёмный коридор. Дубовая дверь. Там, за ней, полумрак и размытые очертания чужого кабинета. Где я? Да какая разница, когда в шаге от меня дрожит Нана!

Тяжёлая дверь за спиной наглухо закрывается, срывая с петель моё безумие. Ураган из ненависти и обид, сумасшедшего желания и нерастраченной нежности, помноженной на годы одиночества, напрочь стирает границы.

— Что же ты со мной делаешь, Нана? — отпускаю вопрос в пустоту, а сам решительно сокращаю расстояние между нами.

— Не подходи! — взволнованно бормочет и отчаянно тыкает пальчиками по цифрам кодового замка на настенном сейфе.

— Не могу, — пожимаю плечами и сужаю пространство между нами до рваного вдоха. — Не проси!

Кончиком носа провожу по её волосам. Мне не хватает легких, чтобы надышаться моментом. Об этом грезил, как слепой о свете.

— Не смей! — Марьяна стонет на выдохе, неосознанно выгибая спину, но никак не оставит тщетных попыток вспомнить правильный код. Неужели сейчас есть что-то важнее нас?

— Поговори со мной! — спускаюсь ниже, к манящей впадинке на шее. — Нана! — шёпотом пробуждаю мурашки ото сна.

— Какой же ты лицемер, Ветров! — Марьяна пытается сопротивляться. Не мне — само́й себе.

— Я? — смешок срывается с моих губ, а желание доказать Нане, что она ошибается, начинает зашкаливать. — Какая прелесть! — ядовито рычу ей на ухо, выставляя вперёд руки. Ладонями упираюсь в шершавую стену, а грудью — в обтянутую нежным шёлком спину Марьяны. Внутри что-то щелкает. Крышу срывает окончательно, а мое желание выходит из-под контроля. Прикрыв глаза, губами выискиваю обнажённые участки кожи и бесстыже опаляю те поцелуями. Влажными. Жадными. Сумасшедшими. Теряю связь с реальностью, как никогда остро нуждаясь в моей Нане. И чувствую: это взаимно!

— Лицемерный подонок! — задыхаясь, шипит Нана, а сама откидывает назад голову, подпуская меня ближе.

— Ничтожество! Трус! — коварной змеёй извиваясь между мной и стеной, пытается ужалить побольнее.

— Ты мне противен! — хлещет словами, утопая в нежности моих поцелуев.

— Лживая дрянь! – сиплю обречённо и с силой прижимаю Марьяну к стене. — Так противен, что ты вся дрожишь в моих руках?

— Тебе показалось!

— А так?

Алчными поцелуями пытаюсь заглушить нестерпимую боль, но чем сильнее начинает трепетать под моим напором Марьяна, тем ощутимее становится жжение в груди.

— Я тебя ненавижу, Ветров!

— А кого любишь? Осина своего? — безрассудная ревность бьёт под дых. Злорадно смеюсь, ничуть не завидуя Владу. — Хороша любовь! Хуже ненависти!

От осознания, что впустил в душу стерву, сгибает пополам. Безвольно свесив руки, отхожу от Марьяны. Закрыв глаза, жду, когда съехавшее с катушек сердце вернётся в строй. Но всё тщетно! Чёрная, прогорклая ревность напрочь отключает мозги, а молчание Наны в ответ лишь подкидывает поленцев в топку обезумевшего сознания.

— От такой любви кони дохнут! — ехидно замечаю. — Даже жалко Осина!

— Не-на-ви-жу, — проговаривает по слогам Марьяна и наконец оборачивается. Её лицо блестит от слёз, а руки неестественно отведены за спину. Мне даже не нужно снова приближаться к Нане, чтобы увидеть, как её всю знобит. Чуть левее на стене зияет убогой пустотой маленький сейф, который стремилась всё это время открыть Свиридова. Но самое страшное — её взгляд. Ещё недавно пропитанный медовой сладостью и теплом, сейчас он кажется безжизненным и безжалостным.

Глава 13. Курок

Марьяна.

Стоит дверям закрыться за спиной Ветрова, как мой наспех придуманный план летит ко всем чертям. Подобно астматику в разгар приступа жадно хватаю ртом воздух, но того катастрофически не хватает. Огромный кабинет Чертова мгновенно сужается до кроличьей клетки. Становится нестерпимо тесно и душно. Пальцы дрожат, отчаянно нажимая не те цифры, да и дата рождения Влада бессовестно растворяется в голове, когда моей шеи касается томное дыхание Савы.

Я что-то бормочу. Из последних сил держу оборону. Заставляю себя вспомнить, зачем заманила Ветрова к сейфу, но чёртова память беспомощно тает в лабиринтах запретного блаженства. Клянусь, что ещё немного и точно возьму себя в руки, а сама с каждой секундой всё ближе подбираюсь к точке невозврата.

Я ненавижу своё тело безвольное! Свою душу продажную, готовую за крохи шёпота на ушко простить Саве всё. Только разве такое прощают?

Слёзы отчаяния застят глаза, но им вопреки из груди сочится сладкий стон. Ноги слабеют, в ушах звенит, а тем временем Ветров продолжает выжигать поцелуями клеймо со своими инициалами на моём обезумевшем сердце.

— Ничтожество! Трус! — пытаюсь ухватиться за свою ненависть, но та лишь сильнее распаляет мучительный жар внизу живота. Порочный. Неконтролируемый. Запретный.

— Ты мне противен!

Господи, да я сама себе противна!

— Лживая дрянь! — видит меня насквозь Ветров и с каким-то глухим отчаянием мощным толчком впечатывает моё покорное тело в стену. — Так противен, что вся дрожишь в моих руках?

— Тебе показалось! — слёзы дерут горло, пока лечу в про́пасть. Ещё никогда я не ощущала себя настолько грязной и слабой!

— А так?

Исступлёнными поцелуями Сава снова доказывает обратное: моему падению предела нет!

— Я тебя ненавижу, Ветров!

Из последних сил стараюсь сконцентрироваться на главном, но туман в моём сознании становится всё более густым и опасным.

— А кого любишь? Осина своего? — взрывается Сава и, сам того не понимая, помогает моим мыслям обрести былую ясность. Осин, папа, Маруська… Их лица перед глазами лучше всякого льда остужают позорный пыл.

— Хороша любовь! Хуже ненависти! — учит жизни Ветров, видимо, совершенно позабыв про Марину. Лицемерный подлец! Меня так и подмывает уколоть его в ответ, но внезапно Ветров меня отпускает и отходит.

— От такой любви кони дохнут! — даже на расстоянии плюётся ядом. Впрочем, неважно! Прикрыв глаза, пытаюсь собрать себя по кусочкам и вспомнить, зачем вообще сюда пришла.

— Даже жалко Осина! – разрядом в двести двадцать Ветров окончательно проясняет моё сознание. Влад! Я цепляюсь за имя парня, как утопающий за соломинку, и начинаю по новой набирать заветный шифр.

— Не-на-ви-жу, — цежу сквозь зубы и вздрагиваю, когда пальцев касается холодный металл. Тяжёлый. Безжизненный. Опасный.

Я с трудом удерживаю в дрожащих ладонях массивный кольт. Прячу тот за спину и под агрессивное биение собственного сердца, так откровенно вопящего о моём безрассудстве, разворачиваюсь к Ветрову.

— Нана! — теребя короткие волосы на макушке, произносит Сава, а меня колотить начинает не по-детски. От взгляда его дотошного, пробирающего до костей. От правды, что сейчас, как никогда, близко. Но больше всего — от страха! Это только в мыслях наставить оружие на живого человека легко, на самом деле — практически невозможно!

— Доволен? — нервно смеюсь, убеждая себя, что иного способа вывести Саву на чистую воду нет. Но видит Бог, как непросто даётся мне этот шаг. — Добился своего?

— Нана, — повторяет Ветров, не переставая разрывать безжалостным взглядом мою трусливую душу в клочья.

— Не смей меня так называть, — срываюсь на крик. Правда, тот хрипит и всё больше напоминает беспомощный стон.

— Никогда не смей! — повторяю ещё тише.

Я слабая! Трусливая! Никчёмная! Я ищу в себе силы, чтобы заставить Ветрова говорить, хотя тот без зазрения совести пустил пулю в сердце Влада и отомстил моему отцу!

— Что с нами стало? — мотая головой, Сава делает шаг навстречу! Глупец! Неужели думает, что куплюсь?