Слово Ветра (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 62

— Нана! — в ушах грохочет от ярости и желания размазать по стенке того ублюдка, что сотворил все это с моей девочкой.

Едва не выронив из рук мобильный, срываюсь с места и подлетаю ближе. Губами собираю с ее лица слезы, обещаю, что все будет хорошо, и пытаюсь распутать веревки за ее спиной. Но куда там! Слишком темно, да и узлы тугие, а пальцы, как назло, ни хрена не слушаются.

— Сейчас! Сейчас! Потерпи еще немного! — ладонью приглаживаю спутанные волосы, горячим дыханием пытаюсь согреть заледеневшие пальцы родных рук. Где там Грачев, когда он так нужен?

— Сава, — одними губами, едва уловимо бормочет в ответ Нана и мотает головой. Ее голос осип от бесконечных слез и спертого воздуха. Он дрожит, как и она вся. Срывается. Но Марьяна продолжает бормотать:

— Уходи, Сава! Это ловушка!

Но я не слышу! Скользнув губами по любимой щеке, ощущаю во рту металлический привкус, и окончательно схожу с ума. Плевать на последствия — сейчас я готов убить ублюдка голыми руками!

— Не бойся, милая! Все позади! — пытаюсь успокоить Марьяну, а сам продолжаю распутывать узлы. Чертова веревка медленно, но все же поддается!

— Убирайся, Ветров! — слезно хрипит Нана, отчаянно дергаясь в моих руках. — Он убьет тебя! Пока не поздно! Уходи!

Глупая! Неужели она думает, что я ее брошу? Никогда!

— Еще немного, моя хорошая! — в кровь сдирая пальцы, ослабляю веревочные путы. Но стоит последнему узлу кануть в Лету, как что-то с грохотом бухает неподалеку. Марьяна вздрагивает всем телом, предчувствуя беду, а я списываю шум на неуклюжесть Грачева и помогаю Марьяне встать. Но дойти до выхода из каморки мы не успеваем.

Зловещую темноту разрывает гомерический хохот, а следом на пороге появляется Булатов. Мне никогда не приходилось пересекаться с ним лично, но пока мы с Федей мчали по трассе, я вдоволь успел насмотреться на рожу бывшего губернатора, мысленно выбивая ему один зуб за другим.

— А вот и Ветров, — скалится мужик, своей массивной фигурой перекрывая выход. — Быстро соображаешь, молодец!

Прячу Марьяну за спину, а сам не стесняясь “бегаю” фонариком по обрюзгшей роже Булатова. Старый хрыч, а туда же! Впрочем, жаждущий мести отец Тохи делает то же самое — светит в глаза, с неподдельным интересом изучает меня в ответ, а потом, заслышав рваное дыхание Марьяны, принимается по новой ржать.

— Сава, этот запах… — упираясь носом в мое плечо и беспрестанно покашливая, произносит Нана, а я невольно принюхиваюсь: все та же гарь, плесневелая сырость и что-то еще… знакомое с детства и чрезвычайно опасное… бытовой газ!

— Вкусно пахнет, правда? — с больной ухмылкой на морщинистой роже, Булатов жадно втягивает носом вонючий воздух, а затем выуживает из кармана зажигалку и снова смеется. — Чуете? Так пахнет месть.

— Одумайтесь, пока не поздно! — цежу сквозь зубы, едва сдерживая себя, чтобы не наброситься на мужика с кулаками. И вроде понимаю, что свалить с ног Булатовскую тушку не составит никакого труда, но по довольному взгляду мужика понимаю: он не шутит и с радостью отправится на тот свет вместе с нами.

Между тем воздух в помещении с каждой секундой все сильнее пропитывается неприятным запахом газа, а значит, выбираться отсюда нужно как можно скорее.

— Вы же понимаете, что Антона вам это все равно не вернет? — фонариком целюсь в глаза Булатова.

— Не вернет, — щурится тот от яркого света, а я тем временем снимаю с себя куртку и, с грехом пополам вывернув ее одной рукой подкладкой наружу, отдаю Марьяне, чтобы та прикрыла нос. — Зато я свое слово сдержу!

— Какое еще слово? — во рту пересыхает, а глаза все сильнее начинают слезиться.

— Наказать вас всех! — под испуганный возглас Наны, мужик чиркает зажигалкой, но та не срабатывает.

— За что? — прикидываюсь дураком и тут же нарочито громко кашляю, чтобы отвлечь Булатова.

— А то ты не знаешь? — и снова этот смех отвратный. Он хуже газа отравляет сознание.

Впрочем, пока урод ржет, успеваю засунуть мобильный в руки Марьяне и прошептать на ушко:

— Будь моим светом, ладно?

Нана кивает, с трудом улавливая ход моих мыслей, но не спорит. Перехватывает фонарик в свои руки и продолжает целиться в лицо Булатова.

— Даже не догадываюсь, — отвечаю хрипло обезумевшему подонку и откашливаясь сгибаюсь пополам.

— А ты подумай, Ветров, подумай! — продолжает уворачиваться от яркого света. — Грехи свои вспомни! Покайся, пока не поздно!

— Да по ходу поздно уже, — делаю вид, что задыхаюсь, а сам крохотными шажочками приближаюсь к цели.

— Никогда не поздно признать свою вину! — поучительным тоном цедит Булатов и насмешливо добавляет: — А ты слабак, парень! Не ожидал!

— Сава, — дрожащим голоском пищит за спиной перепуганная Нана, но удушливый кашель вынуждает ее тут же замолчать.

— Что, Марьяна, теперь-то ты хоть понимаешь, как ошиблась с выбором? А ведь все могло быть иначе! — срывается на крик Булатов, продолжая размахивать долбанной зажигалкой. Неужели не понимает, что всего одна искра может стать роковой.

— Сука! — не унимается он. — Не отверни ты тогда своего поганого носа от моего сына, сейчас бы все были бы живы! И Антошка, и папочка твой, и Осин, и даже ты, Свиридова! Слышишь?

Глубоко вдохнув, Булатов и сам начинает кашлять. А я ловлю момент и одним ударом выбиваю зажигалку из его рук, а потом срываюсь: видимо, квасить морды Булатовым — мне на роду написано! Правда, в отличие от своего сына, старик не сдается — бьет в ответ со всей дури.

— Не стой, Нана! — сплевываю кровь из разбитой губы и, пока мужик поднимается на ноги после очередного удара, силой тащу Свиридову к выходу. — Прямо иди. Метров через десять будет лестница. Там, наверху, Федя.

— Я никуда не пойду, — верещит, ладонями цепляясь за мои плечи. — Без тебя не пойду!

— Иди-иди, — рычит за спиной Булатов и ошалело хохочет. — Правда, идти вам, голубчики, некуда! Дверь закрыта, а пароль от кодового замка знаю только я! Вы оба останетесь здесь, со мной и с Антоном навеки, слышите?

— Иди, я сказал! — насильно выпихиваю Нану в коридор. — Я прошу тебя! Федька придумает что-нибудь!

Но дуреха по-прежнему вертит головой и упирается. Так и подмывает схватить ее и, перекинув через плечо, утащить непокорную капризулю к выходу, да только поднявшийся на ноги Булатов вынуждает задержаться.

В кромешной тьме, лишь изредка улавливая в свете фонаря его массивную фигуру взглядом, я пропускаю один удар за другим. Вот только проклятая отрава в воздухе, действует на всех, и Булатов не исключение. Стоит ему закашляться, как я сторицей возвращаю мужику удары. Без жалости. Без оглядки на его протяжные стоны. Знаю: если пожалею его — умру сам. А потому отчаянно выбиваю из Булатова всю дурь! За каждый синяк на теле моей Наны, за каждую ее слезинку и за крохотный шанс выбраться из этого подземелья живыми.

А когда понимаю, что урод едва дышит, хватаю Марьяну за руку и тащу за собой по темному коридору. Мы оба задыхаемся и едва держимся на ногах. Голова разрывается от острой боли, темнота перед глазами расплывается мутными пятнами. Нас зашатывает из стороны в сторону и то и дело скручивает от изнурительного кашля, но мы продолжаем пробираться по узкому коридору к лестнице, а потом через силу — вверх по ступеням. Не размыкая рук. Не позволяя друг другу сдаться.

Но самое поганое нас ждет на финише. Булатов не обманул — дверь заперта. За ней слышатся приглушенные крики Федьки и кого-то еще, наверно Осина. С той стороны дверь пытаются выбить, взломать этот чертов замок, но все впустую.

— Мне страшно, — бормочет Марьяна, прижимаясь к моей груди, пока наобум набираю числовые комбинации на кодовом замке. Знаю, что бесполезно, но просто так опустить руки и сдаться — не имею права. Не сейчас, когда нашел свою Нану. Не тогда, когда до свободы остается всего лишь шаг.

— Ветер! — доносится с той стороны отчаянный вой Грачева. — Попробуй ввести дату рождения Антона. Сейчас. Погоди.

— Сава, слышишь меня? — с трудом различаю голос Осина. — Набирай: один-восемь-один-один…