100 грамм смерти (СИ) - Слуницкая Мария. Страница 9
В то же мгновение оказываюсь свободна — Фолк отступает на шаг и поворачивается ко мне спиной.
— Пронесло… — бормочет он и шагает туда, откуда ещё совсем недавно появились незнакомцы. Я спешу следом, радуясь его молчанию, точно произошедшее сейчас между нами — игра воображения. Только губы до сих пор покалывает и душа пребывает в смятении.
Помимо воли в памяти всплывает совсем иной поцелуй… Дин. Губы Дина другие — нежные и мягкие, словно дуновение лёгкого весеннего ветерка в жаркий полуденный зной. Поцелуй Фолка жалит огнём, будто ненавистное мне клеймо…
Лестница за дверью совершенно пуста. Мы спускаемся вниз на два пролёта и попадаем в коридор со множеством дверей. И на каждой — табличка.
— Нам сюда… — Фолк останавливается возле двери с табличкой «директор». — Ничего не говори. Я сам…
Коротко постучав, он толкает дверь, не дождавшись ответа. Кабинет директора… чудовищен. Ядовито розовые стены, обшитый кружевными рюшами диван и хозяйка в шёлковом розовом халатике в придачу.
Мадам Нюк оказывается женщиной средних лет с идеально уложенными светлыми волосами до плеч, завитыми снизу. Черты лица хоть и увядающие, но вполне приятные — тонкий нос и крупный рот с пухлыми губами, которые делают её моложе. Впечатление портят глаза… Точнее — правый — он немного косит, отчего мадам Нюк выглядит устрашающе и даже свирепо.
— Ты не говорил, что из-за тебя ко мне пожалует проверка! — она выходит из-за стола и я с удивлением обнаруживаю, что обута директор в пушистые тапочки с кошачьими мордочками.
Несмотря на столь игривый образ, Мадам Нюк явно никому не даёт спуску.
— Прости. Сам не думал, что они к тебе явятся.
— Не думал он… — ворчит та в ответ. — Я не для того столько вкалывала, чтобы вот так всё потерять. Ты ведь знаешь, что в нашем мире пробиться наверх не так-то просто. Ну ладно. Оставим лирику. Чего тебе нужно?
— Ну не кипятись… Лучше дай нам какую-нибудь каюту подальше от посторонних глаз. Завтра, как только стемнеет, мы двинемся дальше.
— Каюту… Подальше от посторонних глаз… Дай подумать. — она потирает указательными пальцами виски. — Наверное, лучше поселить вас в моей второй спальне… Я иногда принимаю там особых гостей, которым ни к чему афишировать свои пристрастия. Обстановка простая, но пересидеть — самое то. Пойдём, провожу.
Стараюсь не думать о тех самых гостях и их пристрастиях, пока мы шагаем дальше по коридору за мадам Нюк. Та виляет бёдрами так, точно проходит полосу препятствий.
— Кстати, где ты её раскопал? — обернувшись, она смотрит на меня. — Если есть желание, могу предложить ей работу. За неё будут хорошо платить — смазливая мордашка, печальные глаза…
— Ёпта, даже не думай!
— Так это из-за неё сыр-бор? Её разыскивают?
— Простите, но я тоже здесь присутствую… И даже то, что вы нам помогаете, не даёт вам права говорить обо мне так, будто я какая-то вещь…
— Ну… Я бы сказала, что ты очень ценная вещь. — Поправляет меня Мадам. — Ну вот мы и пришли… Дальше сами справитесь? — она отворяет дверь, воспользовавшись ключом в форме сердечка. — Ужин принести? Я распоряжусь…
— Ты голодна? — Фолк смотрит на меня вопросительно.
Стыдно признаться, но я ужасно хочу есть. Снова. Прошло всего пару часов с нашей последней трапезы, а ощущение, что пара дней. Наверное, последствия недоедания в Кульпе. У меня и сейчас в кармане припрятан кусок хлеба. Покраснев, согласно киваю.
— Я сам наведаюсь на кухню, — заметив моё смущение, отвечает Фолк. — Спасибо тебе… Дальше мы сами…
— Хорошо. Желаю приятно провести время, — заговорщически подмигнув, мадам Нюк наконец-то покидает нас.
***
Комната, или точнее — каюта, куда нас поселила мадам Нюк, совсем крошечная, так что массивная кровать выступает этаким гротеском, а над ней, устрашающим символом, торчат железные крюки. Даже думать не хочу, для чего они тут.
И ни диванчика тебе, ни кресла.
«Сюда приходят не в кресле посидеть», — напоминаю себе.
— Значит, ты здесь частый гость, раз даже знаешь, где находится кухня? — стараюсь не думать о том, насколько часто Фолк пользовался прямыми услугами Бухты.
— Бухта — сейчас единственный способ перебраться через канал без приключений. Я ж говорил, Нору раскрыли.
— А на той стороне что будет?
— В обычные дни там немного попроще. В первую очередь стерегут Олимп, хотя после твоего побега и на Бугре, и в Яме наверняка полно Полиции, если уж они и до Бухты добрались… Но не переживай… Переплывём на ту сторону, а там главное дотянуть до новой Норы.
— Ладно… А теперь расскажи мне, откуда ты так хорошо знаешь мадам Нюк?
Выглянув ещё раз за дверь и убедившись, что там тихо, Фолк оборачивается ко мне. Раздумывает секунду, а потом всё-таки отвечает:
— Она была подругой моей матери. И… скажем так, осталась ей должна, а я этим без зазрения совести пользуюсь.
— Твоей матери?.. — переспрашиваю удивлённо. — А разве она не из Диких земель?
О матери Фолка мне известно немного, всего пара фактов: Магнус, повстречав её в Диких землях с ребёнком на руках, принял их обоих в ряды свободных, а спустя несколько лет она умерла. Кажется, болезнь лёгких.
— Нет… Но это совсем другая история. Длинная и скучная…
«Расспрашивать бесполезно… — понимаю я. — Фолк тщательно охраняет границы своей души и никого в неё не пускает…»
— А мой побег прошлым летом? Ты ведь настаивал, чтобы мы пробирались через Бухту, но Бублик настоял на Арке… — припоминаю я. — Магнус был против.
— Магнус никогда не хотел никому быть должным. А мадам Нюк на дух не переносил. Я расстелю постель, а ты пока поройся в шкафу, найди себе что-нибудь для сна.
Смена темы. Фолк как Хранилище N — без ключа и соваться не стоит — расшибёшься в кровь, но ничего не узнаешь.
Подхожу к шкафу и распахиваю дверцу и на меня обрушивается град каких-то предметов, причём один летит прямо в руки. Кручу штуковину, силясь понять, что это, а когда до меня всё-таки доходит, с визгом отбрасываю её прочь.
— Что там?! — Фолк, стоявший ко мне спиной, бросается на помощь, но увидев меня стоящей среди всех этих штук, начинает улыбаться.
— Решила развлечься?
Щёки опаляет огнём.
— Пожалуй, я потом найду что-нибудь из вещей…
Глядя на разбросанные вокруг плётки, наручники и резиновые хм… приспособления, мечтаю провалиться сквозь землю.
— Да ладно тебе… — Фолк уже вовсю забавляется ситуацией.
— Не смешно.
— Но забавно. Ладно, давай помогу… — наклонившись, он начинает подбирать эти вещи, что ещё хуже.
— Нет, давай я сама! А ты… ты сходи пока за едой…
Фолк удивлённо сводит брови, но откладывает цепи с кожаными ремешками в сторону, встаёт и покорно выходит из каюты. Вот вечно я влипаю в какие-то истории… Вздохнув, сажусь на пол и сгребаю это всё добро в шкаф, решив использовать нижнюю полку, чтобы больше подобного конфуза не повторилось.
Из дневника Эйрика Халле. Разделяй и властвуй
Спустя несколько десятилетий после Войны мир достиг точки невозврата. Когда человека загоняют в рамки, лишают свободы, у него только два пути: один — вперёд, туда, где цифры на весах выводят статус на ладони, и второй — повернуть назад, пролить кровь, но выбраться из этой западни, куда люди добровольно угодили.
И снова народ выбрал меньшее из двух зол, не подозревая или не желая замечать, что зло всегда остаётся злом — как его ни называй и какими высокими целями ни прикрывайся.
А если зло не искоренить, оно расползается, точно смертельная зараза, пожирая всё вокруг.
Так случилось и с нами.
А потом заупрямилась и природа, не желая продолжать род человеческий. И её можно было понять — люди натворили таких бед, что не мешало бы их хорошенько проучить. Но тысячи лет эволюции не прошли даром. Человечество научилось не только разрушать, но и созидать.
Так возник Центр Жизни.
Символично, что расположился он в бывшем здании родильного дома. Люди пленили саму жизнь, подчинили её себе, научившись выращивать в пробирке.