Песнь ночи (СИ) - Савен Весна. Страница 35

— Мы поможем.

Не сразу оторвавшись от чтения, Таллэк медленно перевел взгляд на троицу и просил продолжать.

— В сделке не указано, каким образом будут отняты жизни, — выпалил Трюггви. — Поэтому, мы сделаем это! Обратим взор Владыки на себя, а тебе останется переправить души в…

— Ты не понимаешь, — гаркнул жнец. — Существование во грехе — это не выход. Я не позволю стать монстрами. Осквернить душу.

— Но…

— Таллэк, это не обсуждается, — вмешалась Сигне. — Мы так решили. Тебе не удастся нас остановить.

— Я против. Запрещаю!

Родные одномоментно скрестили руки на груди и с вызовом посмотрели на жнеца.

Таллэк знал, что их не переубедить. И что единственным выходом было принять условия и согласиться.

— Ваше право. Через три дня отправляемся на войну, — недовольно буркнул Таллэк и покинул библиотеку.

— Передавайте сестре скорейшего выздоровления, — сжимая в руке послание, желала Лили. — Счастливого пути.

Дождавшись, когда карета виконта скроется из виду, девушка направилась в сад и села под густой кроной. Осторожно распечатала письмо и приступила к чтению:

«Дорогая Лили!

Прошу простить мое внезапное исчезновение и несвязные мысли. Пишу письмо в спешке.

Надеюсь, чувствуете себя намного лучше, и головная боль вас покинула.

За этот короткий миг нам не удалось стать добрыми друзьями. Уверен, вы осуждаете меня и находите поведение недостойным джентльмена.

Я не прошу проникнуться симпатией, а лишь хочу объяснить причину поступков.

Возможно, вы и не знаете, но некоторое время назад мне пришлось пережить сильное горе. Утрату, которая изо дня в день причиняла боль.

Это чуть не погубило меня. Моя душа охладела. Я закрылся от внешнего мира, запер чувства на замок. Нашел утешение в чужих страданиях и плотских утехах.

Наверное, думаете, что я ужасный эгоист. Насмешник над людскими чувствами.

Прошу не осуждать меня, но так и было до момента, пока не встретил вас.

Со дня нашей встречи в лесу я думал только о вас.

Ваша красота, человечность и неиссякаемое желание спасти жизнь впустили свет в мою темницу. Наконец я забыл о боли и решил начать жить. Позволить счастью и любви поселиться в сердце. Но, судьба-злодейка.

То происшествие на берегу, когда морская бездна решила отнять у вас жизнь, напомнило о прошлом.

Простите, но я не в силах испытать эту боль вновь.

Возможно, это выглядит как проявление трусости.

Верно, вы правы.

Я старался бороться с чувствами; вел себя холодно и противоречиво. Но каждое действие все сильнее вгоняло в пучину отчаяния. Осознание невозможности стать счастливым.

Я решил оставить этот чудный край, сбежать и больше не тревожить вас.

Надеюсь, вы простите мою трусость.

Желаю вам счастья.

Доктор Таллэк А. Винцел.

P.S. Посетите мой дом. И умоляю, сохраните браслет».

Прижимая ладонь ко рту и перечитывая письмо снова и снова, Лили ощущала, как на глазах наворачиваются слезы. Едва осознав, что все это время доктор был рядом, оберегал и спасал жизнь, девушка ощутила ноющую боль в груди. Ей хотелось закричать, кинуться к отцу и просить отпустить в Северные земли. Найти доктора Винцела и наконец открыть чувства.

Вспоминая последнюю встречу и поцелуй, девушка мысленно позвала Таллэка по имени. Умоляла вернуться. Вновь обратившись к письму и задержав внимание на последних строках, Лили вскочила на ноги и сразу пошатнулась.

— Сохраните браслет, — повторяла, гадая, откуда доктору известно.

Она не понимала, как умудрилась пропустить его визит; почему никто не сказал. Вернувшись в дом, Лили принялась опрашивать прислугу, маменьку и брата.

Ответом было непонимание и вопросительные взгляды.

— Мама, когда вернется отец? — поинтересовалась дочь.

— К ужину.

Лежа в ванне, Таллэк затуманено глядел на пеструю листву комнатных растений и слушал вой ветра за панорамным окном. Мерно постукивал пальцами по краю. Вспоминал жадные поцелуи возлюбленный, хрупкость ее тела в своих объятиях. Решая уйти с головой под воду, мужчина неожиданно услышал нежный голос и тотчас встрепенулся.

— Лили, — неуверенно позвал он, — Лили, — повторил и огляделся. — Где же ты!

— Вернись, — тянулся шепот из зеркала, — вернись ко мне, Таллэк.

Наскоро покинув ванну, жнец приблизился к предмету людского тщеславия. В отражении возле окна на оттоманке лежала Лили. Девушка прижимала письмо к груди и тихо плакала. Корила себя за упрямство и глупость, проклинала судьбу.

Протянув руку к недосягаемости и врезавшись пальцами в собственное отражение, доктор ощутил ноющую пустоту и ударил кулаком. Хрупкое зеркало тотчас разбилось, гладь покрылась паутиной трещин.

— Дождись меня, — горестно произнес он, — не смей забывать!

Небрежно собрав осколки, облачился в халат и покинул ванную комнату.

— На этот раз все получится, — бормотал он, — все получится.

Направляясь в спальню, жнец встретил на пути Сигне. Тетушка сжимала подмышкой подушку.

— О, Таллэк, а вот и ты. Как раз хотела спросить, какие простыни лучше выбрать для нашей гостьи. Шелк или лен с кружевами?

— Неважно, — безучастно ответил мужчина.

Сигне заметила мелькнувшую тоску во взгляде. Ту самую, которую впервые увидела, когда племянник в возрасте семи лет потерял мать. Она вспомнила, как вместе с покойным мужем забрали мальчишку к себе домой, как окружили заботой и воспитали как родного сына.

— Таллэчек, милый мой, что стряслось?

— Я устроил беспорядок в ванной. Прости меня.

Женщина понимающе кивнула.

Вернувшись в спальню, Таллэк вытащил из сумки манускрипт душ, и внес имена. Отворил прикроватный сундук и принялся искать среди старых вещей и бумаг шкатулку воспоминаний. Желаемое скрывал слой пыли. Затаенно подняв крышку, мужчина обнаружил пожелтевшие письма.

Прошлое безмолвно глядело на владельца.

Так и не дождавшись прихода отца, дочь уснула на оттоманке в гостиной. На этот раз Лили не видела привычный сон. Сейчас она лежала на траве, в объятиях пасмурной прохлады. Наслаждалась раскатами грома и тревожным криком птиц. Разглядывала низко нависающее грозовое небо, ожидала появление Таллэка. Черный ореол волос волнами спускался до живота, в зеленых глазах девушки царил покой. Неподалеку мирно паслось стадо овец, простирались виноградники. Оливковые деревья, тихий звон колокольчиков приятно щекотал уши. Лили чувствовала умиротворение и радость. Благодарила Владыку за подаренный шанс, за возможность, пусть и ненадолго, остаться человеком. Ощущая, как тяжелеют веки, девушка неожиданно сощурилась. По лицу скользнул луч света, пасмурная прохлада сменилась липкой духотой. Резко распахнув глаза и поднявшись на ноги, Лили увидела семерых старцев. Облаченные в белые мантии незнакомцы высокомерно глядели на девушку, обступали вокруг.

— Что это значит? — видя исходящую от старцев светлую ауру, насторожилась Лили. — Что вам нужно?

Сцепившись ладонями и загнав девушку в ловушку, прислужники врага принялись в унисон произносить заклинание, взывать к Владыке Света. Формировать вокруг непроходимый барьер, лишая возможности сбежать. Болезненно врезаясь в невидимую стену и чувствуя, как с каждой попыткой сил становится все меньше, девушка услышала рядом детский голос и обернулась. Рядом стоял невысокий, с глазами цвета солнца, розовощекий мальчуган. Разодетый в яркие шелка и шляпу с пером, словно кукла, беловолосый юнец проницательно глядел на девушку и загадочно улыбался.

— Я давно наблюдаю за тобой, Хранительница Ночи, — обратился он, поправляя кружевные манжеты. — За решениями, что принимаешь. Меня восхищает твоя жестокость и неутолимая жажда кровопролития. Умение так искусно наказывать грешников, вершить самосуд.

Девушка непонимающе глядела на собеседника. Она догадывалась, что перед ней сам Владыка Света, но не понимала, почему выглядит, как десятилетний мальчишка. Почему говорит с ней.

— Что ты хочешь этим сказать? — обратилась Лили, чувствуя слабость. — И попроси своих псов убраться, немедленно! Иначе никакого диалога не выйдет.