Времена не выбирают (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 12

Рывок за воротник, и я валюсь навзничь. Успеваю чудом извернуться в воздухе, выкрутиться из захвата и упасть на бок, а не на спину, перекатиться через голову и вскочить на ноги. Ух, ты!

Пляшет перед лицом жало чужого меча, полированное железо колет глаза солнечными зайчиками, слепит, заставляет щуриться. Сливаются в одну сплошную белую полосу лица выстроившихся плотным кругом дружинников.

И что?! Никто здесь не собирается меня убивать! Это я точно знаю! Чувствую! И красоваться мне не нужно, как моему противнику! У него это просто очередная игра с зелёным новичком, а у меня единственный шанс на достойную жизнь!

Поэтому и умудряюсь отбить встречный ленивый удар в сторону и вверх, и тут же вытягиваюсь в стремительной ответной атаке, наношу быстрый прямой удар!

Это мне казалось, что быстрый, но противник успевает отреагировать и развернуться боком! Даже не отступает, не отшатывается, а просто разворачивается корпусом! И мой меч проходит в считанных миллиметрах от закованного в плетёное железо живота соперника! Взвизгивает жалобно кольчужное полотно, это я проваливаюсь в выпаде, но в возвратном движении руки всё-таки умудряюсь легонько черкануть лезвием по корпусу!

Маркел пропускает мой клинок и резко бьёт по предплечью яблоком рукояти в попытке лишить меня оружия.

Гад! Я же без доспеха! Так можно руку на раз сломать!

Сильный и болезненный удар заставляет просесть в коленях, споткнуться…

Но меч не выпускаю! Вцепился так крепко, что его теперь только вместе с кистью можно у меня отобрать!

А по пояснице обидно шлёпает чужое железо…

Хорошо хоть не по заднице! Спасибо Маркелу, пощадил остатки боярского достоинства! Но руку я тебе не забуду! Удар был сильным и очень болезненным.

И всё это действо происходит в полной тишине. Слышен только скрип песка под ногами, моё громкое пыхтенье и свистящий лязг скользящего металла. Ну и завершающий стычку шлепок в этой тишине явно все расслышали… И увидели…

Опять проиграл! Пусть и зацепил его немного. Но обиды нет, есть только сожаление о такой своей неумелости.

Мальчишки в отдалении поглядывали с любопытством, даже погомонили чуток, явно обсуждая между собой мою первую оплошку в бою, пока кто-то из дружинников старших на них не рыкнул. Тогда у всех сразу дело нашлось, и больше в мою сторону ни одного любопытного взгляда с той стороны я не заметил.

— Закончили! — остановил избиение младенца сотник.

Наградой мне были одобрительная улыбка Маркела и пара фраз на прощанье:

— А ты хорошо держался, даже умудрился меня зацепить. Меч так и не выпустил из руки. Ты первый, кому это удалось после такого удара. И зла на меня не держи, вижу же, что морщишься. Бил бы в полную силу, так кости бы тебе переломал…

Так что не всё оказалось настолько плохо. А постыдный провал в воинских умениях списали на ранение головы и последующую за ним потерю памяти. Как сказал мне тот же сотник при подведении итогов проверки:

— Сколько раз убеждаюсь, что башку под чужой топор лучше не подставлять… Топор, он в отличие от головы, железный! У тебя руки отдельно от головы существуют! Кое-какие приёмы вроде бы как и знаешь, пыжишься вспомнить и провести, а выполнить не можешь. Не хватает ни силы, ни ловкости. Но ничего, было бы желание, а воинские навыки и без памяти можно восстановить!

Посмотрел на меня сотник и тяжело вздохнул. Задумался на секунду, ещё разок вздохнул тяжко и шумно, почесал затылок и выдал:

— Вот только возраст у тебя для этого немного неподходящий…

А возраст мой тут причём? Наоборот, как я понимаю, в дружину только взрослых берут? Или нет?

Оказалось — не только взрослых…

Потому что сотник тут же и объяснил доходчиво, что с такими умениями мне в данный момент самое место побыть какое-то время в отроках, в «детях». В детской части дружины, то есть. Пока не вспомню, с какой стороны нужно за меч хвататься. Вон оно как…

Там бы всему и обучили, с «ноля», так сказать. А теперь? Во взрослом теле? Кто меня туда определит в таком-то возрасте? Кто на себя такую ответственность возьмёт?

Слушаю и малость одуреваю. Где я, а где дети! Смотрю туда, где эти дети занимаются под руководством старшего наставника, и что-то точно недопонимаю. Хоть они все ребята на первый взгляд вроде бы как и здоровые, и обучаются ратному труду с малых лет, но всё-таки мои габариты и нынешний вес явно и близко несопоставимы с ребячьими. Я же и зашибить нечаянно кого-нибудь из них на тренировке могу. Пусть умения у меня напрочь в данный момент отсутствуют, но силушка никуда не делась! И ударить могу, как я уже успел убедиться, очень сильно! Так что случись что, никакие наработанные воинские навыки никого из этих отроков не спасут!

А ещё после такого в городе можно вообще не появляться! Так что все разговоры про младшую дружину нужно сразу и окончательно выбросить из головы! И как тогда быть?

Похоже, сотник думает точно так же, иначе не вздыхал бы столь тяжко и не косился на меня с явным сомнением во взгляде. По всему так выходит, что и в «детях» мне, переростку, делать нечего. И сотник эту мою мысль тут же подтверждает:

— Сам посуди. В старшую дружину тебя принять не могу с такими навыками, не поймут меня воины. — решил поделиться со мной возможными вариантами трудоустройства сотник. — Сам в бою сгинешь и товарищей за собой утащишь! Да и тебе будет стыдно своё неумение напоказ выставлять. Это в старшей! В младшей же постоянно от насмешек придётся отбиваться, это же отроки! Чему-то уже научились, а в разум ещё не вошли. Ум короткий! А ты теперь боярин, невместно боярской чести будет, когда над тобой потешаться станут. Мало ли, не сдержишься?

Стою, слушаю. Слушаю и молчу. А сотник паузу тянет, ждёт моей реакции на свои слова. Он что, думает, что обиду выкажу? Не выкажу! И хорохориться не буду. Он всё правильно сейчас говорит. А раз говорит, значит точно что-то толковое подсказать может. Иначе бы просто молчал.

— Тебе бы для начала выздороветь окончательно. Голова болит?

— Бывает, — соглашаюсь, поскольку не соглашаться было бы полной глупостью.

— Во-от, — тянет сотник. — Жаль, Стефа тебе уже ничем после всего случившегося не поможет… Другой такой сильной травницы в городе нет! А ты к Алёне сходи! Она хоть и не столь сильная знахарка, как боярыня, а тоже многое умеет.

Молчу, советы на ус мотаю.

— Подлечишься, затем наставника наймёшь на первое время, — в конце концов присоветовал сотник, явно довольный моим молчанием. — Восстановишь воинские навыки и уже тогда приходи…

— Да что я, не понимаю, что ли! — согласился со всеми доводами. — Вот только где его взять, такого наставника? Опять же ему сколько-то платить за науку нужно, а у меня нечем…

— Да слышал я, что у тебя из дома всё выгребли. И вообще всего род лишили. Что, совсем нечем платить?

— Совсем. Наверное.

— Это как так?

— А так, — вздохнул. — Не разобрался ещё с наследством. Хотя, что там разбираться, если кроме дома ничего не осталось!

— Зато сам живой остался! — подбодрил меня сотник.

— Это точно! — вздохнул. — Давай лучше решать, что со мной дальше делать будешь!

— А за нас с тобой давно князь всё решил! Сказано принять в дружину, значит, принять! Другого мнения быть не может. Да и ты, как я понимаю, согласие своё уже дал. Так?

— Так.

— Тогда и разговаривать не о чем. Считай, что зачислили тебя уже. Пошли обустраиваться.

— Куда обустраиваться? Я что, здесь же и жить буду? А как же Алёна? Наставника как искать?

— А ты думал, дома ночевать станешь? Нет, теперь у тебя начнётся настоящая жизнь, воинская! И на Алёну время тебе выделим, и на занятия с наставником. Если, конечно, с кем-нибудь сговоришься…

Вот обрадовали так обрадовали… Выходит, у меня снова курс молодого бойца намечается? Нет, тогда буду проводить его на собственных условиях! Боярин я или так, погулять вышел?

— Погоди! — остановил развернувшегося в сторону казарм сотника.

Казармы это на самом деле или не казармы, меня мало волнует. Как привык, так и буду их называть. Про себя.