Серебряная корона (ЛП) - Джонсон Джули. Страница 16

— Ты думаешь, я этого не знаю? — Я злобно насмехаюсь. — Ты думаешь, я не понимаю, что единственная причина, по которой я сейчас стою в этом коридоре и разговариваю с тобой, это то, потому что у них буквально нет других вариантов в их распоряжении? — Мой голос подскочил на октаву. — А теперь посмотрите, мы вытащили незаконнорожденное дитя из тени! Они действительно скребли по дну бочки, не так ли!

— Я не это имел в виду.

— Но это правда. — Я качаю головой. — Ты хоть представляешь, каково это — провести всю свою жизнь, желая получить от кого-то одобрение, а потом, наконец, получить его… но совершенно не по тем причинам?

Его выражение лица превращается в гранит.

— Нет. Ни хрена не представляю.

Верно. Я полагаю, он бы не смог — не с Октавией в качестве матери. Она не похожа на человека, который подтверждает свою правоту.

Мой рот открывается, а затем быстро закрывается снова. Нет смысла даже пытаться заставить его взглянуть на вещи с моей точки зрения. Лорд Картер Торн вырос в этой жизни, полной чрезмерного богатства и больших обязанностей. Он не может понять, насколько это странно для такой, как я, — обычной девушки, безропотно брошенной в игру, правила которой никто даже не удосужился объяснить.

Я бросаю взгляд на дверь в комнату, которую Симмс приказал персоналу подготовить для меня. Внутри встроенной таблички прикреплена картонная табличка, на которой наклонным каллиграфическим почерком выгравирован мой нелепый новый титул.

Ее Королевское Высочество Эмилия Виктория Ланкастер.

— Честно говоря, все это спорный вопрос, — говорю я после долгой паузы, резко отвернувшись от двери. — Потому что принц Генрих поправится. Он вернет себе корону, он будет править… а я вернусь к своей жизни.

— Ты действительно так хочешь вернуться к ней? — спрашивает Картер, глядя на меня, как на головоломку, которую он никак не может разгадать. — Большинство девушек были бы на седьмом небе от счастья, если бы кто-то сказал им, что они будут жить в замке и носить корону. Это же мечта, не так ли?

— Не моя мечта. — Я стягиваю полотенце с плеч и складываю его в руках. — У меня есть обязательства в Васгаарде. Я не могу просто отказаться от них, потому что какой-то устаревший деятель щелкнул пальцами и потребовал, чтобы я отказалась от своей жизни, от стажировки, от места в университете. Не говоря уже о том, что есть люди, о которых я забочусь… — Лицо Оуэна мелькает в моем сознании, и чувство вины захлестывает меня. Он, должно быть, сошел с ума от беспокойства. — Я не могу просто оставить его, — тихо заканчиваю я, качая головой.

Глаза Картера становятся острыми, как лезвия, и режут меня с каждым проходом по моему лицу.

— Бедная маленькая принцесса, не может видеться со своим парнем, потому что они сделали ее королевской особой. Пощади меня. Это не настоящая проблема, и ты это знаешь. Ты просто ищешь причины, чтобы уйти от того, что тебя пугает.

Я вздрагиваю от его бездушных слов.

— Я вижу, ты снова стал засранцем.

— Подходит, поскольку ты снова стала прозрачнее пластиковой пленки.

Я смотрю на него.

— Почему тебе вообще есть дело до всего этого? О том, какие решения я принимаю? О том, останусь ли я?

— Мне нет дела.

— Меня ты не сможешь обмануть!

— Значит, ты заблуждаешься больше, чем я думал.

Мы смотрим друг на друга, оба задыхаемся. Я точно не знаю, когда разговор перерос в спор, но я внезапно вспыхнула от гнева. Судя по всему, он тоже. Футовое пространство между нашими лицами практически мерцает от жара, молекулы изгибаются, как воздух вокруг кипящего чайника.

— Если ты действительно так считаешь, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Я потрясена, что ты не оставил меня под дождем замерзать до смерти!

— На этой неделе у меня уже есть одни похороны, — прорычал он, сжимая руки в кулаки по бокам. — Не было настроения включать еще одни в свой социальный календарь.

— Ого. — Я кручу полотенце в руках, чтобы мне было чем заняться, кроме как свернуть ему шею. — Знаешь, я думала, что мы могли бы быть друзьями. Теперь я понимаю, что это была ужасная ошибка.

— А я думал, что ты не окажешься такой же предсказуемой и поверхностной, как все они. Похоже, даже мои инстинкты иногда ошибаются.

— Ох! — Полотенце падает на пол, но я едва замечаю это, поскольку яростно шагаю в его сторону. — Знаешь, из всех ужасных людей, с которыми я столкнулась за этот длинный, несчастный день, я должна сказать тебе — ты самый худший. — Мой голос дрожит от ярости. — И, чтобы было понятно, в твое соревнование входит отец, который бросил меня при рождении, и злобная шлюха, на которой он потом женился!

Глаза Картера ярко горят от гнева, но его тон строго сдержан, когда он, наконец, снова заговорил.

— Я думаю, мы почти покончили с этой неудачной попыткой дружбы. Не так ли, сестренка?

— О, мы больше, чем закончили, — огрызаюсь я. — Мы даже не начинали!

— Отлично.

Отмахнувшись от него, я топаю к своей двери и проталкиваюсь внутрь. Я начинаю захлопывать ее, но совершаю ошибку и сначала бросаю взгляд на коридор. Моя рука замирает, когда я вижу Картера, стоящего в своем дверном проеме, прямо напротив моей — белая костяная хватка на ручке, лицо темное от ярости, когда он смотрит на меня.

Я знаю, что должна закрыть перед ним дверь, прервать этот ядовитый зрительный контакт, пока ситуация не обострилась еще больше, но у меня в горле все еще застревают слова. Я не могу сделать правильный вдох, пока они не пройдут.

— Возможно, ты способен наплевать на всех, кроме себя, но я нет. Я забочусь о людях. Это не делает меня слабой из-за того, что я не хочу оставлять их позади.

Его тон настолько холоден, что его едва можно узнать.

— Что-нибудь еще?

— Нет.

— Хорошо.

Никто из нас не двигается. Я не могу объяснить, почему.

— И я никогда не говорила, что у меня есть парень! — сердито добавляю я, по причинам, которые я решила, что лучше не рассматривать слишком подробно.

— Никогда не спрашивал, принцесса, — отвечает он так же враждебно.

— Отлично!

— Ладно.

Моя дверь захлопывается за секунду до его, с такой силой, что дребезжит рама.

МОКРАЯ И ЗЛАЯ, я брожу по своей тюремной камере.

Ладно, это не тюремная камера. Это спальня. Красивая спальня, на самом деле, оформленная в бледно-голубых тонах, с массивной кроватью с балдахином, старинным шкафом и камином. Дрова прогорели почти до угольков, поэтому я подбрасываю еще одно полено и разжигаю пламя, держу руки у решетки, пока наконец не начинаю чувствовать тепло.

Я ищу в комнате телефон, но ничего не нахожу. На минуту я подумываю о том, чтобы продолжить поиски внизу, но я так устала, что сомневаюсь, что смогу подняться обратно по этой массивной лестнице. К тому же, есть маленький факт, что я не смогу позвонить Оуэну, даже если мне удастся найти телефон: его номер удобно хранится в списке контактов моего мобильного телефона, а не в моей долговременной памяти.

Технология дает, технология отнимает.

В соседней ванной комнате я задыхаюсь, когда вижу свое отражение в зеркале над раковиной на пьедестале. Я выгляжу просто пугающе: тушь размазалась в круги, похожие на енота, половина помады стерта, волосы — мокрый клубок лавандовых волн. Снимая огромные черные каблуки, на которые я больше не хочу смотреть, не говоря уже о том, чтобы ходить в них, я снимаю свой наряд и с грохотом бросаю его на кафельный пол. Через две минуты я погружаюсь в ванну с таким громким стоном, что возможно Картер слышит его в другом конце коридора.

Не то чтобы меня волновало, что он думает.

Засранец.

Я закрываю глаза, погружаюсь под воду и выпускаю крик, который копился во мне последние несколько часов, нарастая, как буря, с того момента, как ведущая новостей в желтой форме произнесла слова: "Король мертв". Всплеск пузырьков устремляется вверх, сужаясь, когда у меня заканчивается воздух. Задыхаясь, я всплываю на поверхность, чувствуя себя лишь незначительно лучше.