В жены консулу: испорчен прошлым (СИ) - Смирнова Юлия. Страница 3

Эрика, поколебавшись, достаёт конверт с фотографиями, стыдливым жестом выкладывает передо мной. Так и есть… её муж, Эрнст Пенс, и моя жена в последней командировке в Россию полтора месяца назад.

Шесть недель… беременность — шесть недель, если верить той справке. Вот кто отец её ребёнка!

Я был прав — потрахались в командировке. Наши доблестные дипломаты… жена консула и вице-консул. Какой скандал. Сколько боли… и сколько проблем миссиям обеих наших стран, отношения между которыми и без того накалились так, что искры летят, грозя испепелить весь мир.

Лично мой мир — уже превратился в пепел… Не удержавшись на ногах, рухаю в кресло. Эрика, опускаясь в соседнее, вздыхает:

— Обнимаются прямо на улице… у детского дома где-то на окраине — зарулили туда якобы с гуманитарной целью. Скажите, пожалуйста: разве была у той командировки подобная цель? Что-то я не припомню. А вот они выходят из детдома и направляются… видите — совсем рядом? Заходят туда — в какой-то задрипанный мотель в Замкадье!

Да. Какая же мерзость… Ясное дело, для отвода глаз заехали в детский дом — а потом рядом на той же окраине города, оторвавшись от назойливых папарацци, сняли отель. Нахожу в себе силы только спросить:

— Эрика… кто сделал снимки?

Обманутая супруга вице-консула пожимает плечами с немного испуганным видом:

— Не знаю. Пришли по электронной почте час назад.

— Угрозы? Нам ставят какие-то условия?

— Ставят, — вздохнула Эрика. — Письмо пришло на адреса мне и моему мужу. Я видела, что пришло также вам и вашей супруге — нас четверо в списке рассылки. Вы, наверное, не видели, потому что письмо пришло час назад во время совещания. Проверьте почту.

Стараясь не показать, что у меня подрагивают руки, я достал телефон и открыл свой мейл. Так и есть. Аноним требовал отставки вице-консула и моей супруги — с её должности атташе по культуре. В противном случае он грозил обнародовать снимки, а также…

…результаты Оксаниного похода в женскую консультацию.

— Что вы собираетесь предпринимать? — только и нахожу силы спросить у Эрики. Та вскидывает голову с красиво уложенными сверкающими чёрными прядями:

— Я не стану терпеть подобное. Муж всегда от меня погуливал, я терпела, делала вид, что всё хорошо, с этой маской невозмутимости на лице, которая мне уже осточертела… но сейчас, в такой сложный период для всех нас… это больше, чем предательство. Я разведусь. И не потому, что какой-то блюститель нравов этого требует, ставит условия, шантажирует оглаской, — нет, вовсе не в том дело… просто я уже устала, правда. Эта измена — последняя капля.

То, что она говорит, очень отзывается во мне — волной горячего гнева, сочувствия к ней, жалости к себе, к Валентину… всё рухнуло, и сам я, сорвавшись в пропасть, тоже вряд ли когда-нибудь восстановлюсь.

— Вы правы, — железным голосом отрезаю я. — Есть дипломатическое представительство, и есть люди, которые являются его лицом. То, что некоторые из этих «лиц» ударили в грязь — не наша вина. Крайне желательно оградить коллег от скандала — у них и без того забот сейчас полно, учитывая сложившуюся международную обстановку. Я понимаю вас, понимаю, что другого выхода нет — и постараюсь развестись спокойно, без громкого скандала, чтобы не затронуть наше общее дело. Сейчас главное — сохранить Консульство; вот на этом и нужно сосредоточиться.

Теперь мы квиты, Оксана: я знаю, какую боль причинил тебе и Дарье, сумел прочувствовать на собственной шкуре.

Но тебе от этого легче не станет, уж извини.

Глава 4. Истерика изменщицы

Домой я приползаю на совершенно свинцовых ногах: тело меня больше не слушается, будто уже считает себя умершим и похороненным на дне глубокой пропасти, в которую я сорвался. Оксана с беспокойством бросается ко мне:

— Артемий… родной… тяжёлый день?

— Тяжелее некуда, — зло усмехаюсь я. — Ещё один такой — и, пожалуй, откину копыта. Сын спит?

— Недавно лёг, — встревоженно смотрит Оксана. Ищет у меня в глазах ответ: как многое мне уже известно? В каком я настроении? Как восприму её ложь — которая наверняка у неё для меня заготовлена? Что ни говори, а время подготовить какую-нибудь мало-мальски приемлемую легенду у неё было.

Любопытно будет послушать.

— Поговорим, — сквозь зубы предлагаю я и, призывая на помощь всё своё природное самообладание, разворачиваюсь и иду в кабинет. Оксана нервно следует за мной — я прямо-таки спиной чувствую её трепет и страх.

Жена останавливается у шкафа с книгами; я рявкаю:

— Сядь!

Но тут же сбавляю тон — и с наигранным любопытством интересуюсь:

— И как — хорошо было в постели с господином Эрнстом Пенсом? Как ты его называешь в интимные моменты — мистер Пенс, а может быть, мистер… Пенис?

Оксана густо краснеет, как маков цвет.

-Тёма… что ты несёшь? Ты здоров?

Я открываю вложения к письму, швыряю ей телефон. Оксана, посмотрев, бледнеет — вся краска мигом отхлынула от лица. Поняла, голубушка, в какую попала переделку!

— Ну да, мы же были в командировке в Москве… но… с чего ты решил… Господи… Артемий!..

— Причём это уже не первая ваша совместная командировка — так? — зло спросил я. — Захотелось мужчину помоложе? Попробовать ровесника?

— Артемий, пожалуйста… перестань нести бред. Я обижусь. Если это какая-то шутка…

— Шутка, которая шутится уже шесть недель… да, Оксана?

Надо же! Обидится она!

— Какие… шесть недель? — лепечет моя любимейшая супруга. Я отворачиваюсь и цежу слова — с презрением, словно уличной девке, которая пристаёт ко мне:

— Да те самые, которые прошли с момента командировочки и мотеля в Замкадье. Оксана, моё предложение — развестись тихо, без скандала. Валентин остаётся со мной. График встреч обговорим в присутствии адвоката. Пожалуйста, не усложняй всё дело, не доводи до суда: я не хочу втягивать в это коллег, травмировать Валю… ему и так достанется из-за похотливых похождений матушки. Только один вопрос, Оксана: почему вы с мистером Пенисом… прости — Пенсом… не сочли нужным предохраняться? Так невтерпёж было? Так захлестнула похоть, что забыли натянуть кондом? Едва успели до номера добежать, выйдя из детдома? Ишь как не утерпели оба!.. А может быть, так хотелось чувствовать объекта своей страсти всем телом, что презерватив казался помехой?

— Что ты мелешь! — хватается за голову Оксана. — Артемий! Ты… почему всё это пришло тебе в голову, откуда ты это взял? Может быть, ты судишь… по себе, по своему прошлому?

Да, конечно. Это я во всём виноват. Испорчен собственным прошлым — и теперь стал очернителем белизны, готовым оклеветать её, невинную голубку!

— Собирай вещи, Оксана. Разойдёмся на закрытом заседании, по-хорошему. Не чини мне препятствия — аморальной матери сына не отдадут, снимки есть. Сегодня вечером Эрика сказала, что поговорила с мужем — она тоже подаёт на развод, и я её прекрасно понимаю. Он раскаивается, посыпает голову пеплом, вот совсем как ты. Даже готов пойти навстречу в случае необходимости и рассказать о вашей связи и о том, что вы делали в том мотеле.

— Как… о какой… о какой такой связи он готов рассказать?! — кричит, будто смертельно раненая, Оксана. Я, не особенно церемонясь, толкаю её к окну, подальше от двери:

— Заткнись, идиотка. Разбудишь Валю.

— Артемий! Это ложь! Они меня оклеветали! Как это — он «готов рассказать о связи»?! Он же сам меня пригласил в тот детский дом — чтобы посмотреть…

— Как трогательно! А ваши объятия на пороге? Трогательно всплакнула о судьбе несчастных детишек — а он тебя утешил, обнял, поцеловал и продолжил утешать в нумерах в кроватке? Да?

— Какая «кроватка»! Какие «нумера»! — у меня и сейчас перед глазами стоит картинка: Оксана мечется по кабинету, явно не находя слов. — Да пойми ты, что про тот визит в детский дом я тебе не сказала, потому что он…

— Был незапланированным. Я в курсе!

— Да! Потому что я не хотела тебя волновать! Хотела прежде посмотреть, убедиться… Дело в том, что… что… Как же это? Я бы и подумать не могла, что господин Пенс… которого я считала другом… — Оксана задыхается от волнения — но мне её нисколько нее жаль; она меня пожалеть не удосужилась!