В жены консулу: испорчен прошлым (СИ) - Смирнова Юлия. Страница 5

— Уходи, Артемий. Сейчас же. Я вызываю полицию, — голос бывшей звучал на удивление спокойно.

— Вызовешь — и я подам в суд на пересмотр режима ваших с Валентином встреч! Заодно покажу присяжным статейку, которую наверняка состряпала ты из мести мне — с помощью твоих связей в медиа! Судье будет небезынтересно узнать о шоке, который испытал Валя, посетив любимую маму в эти выходные. Не составит труда доказать при всех вводных данных, что общение с тобой ребёнку не на пользу, — и ты будешь встречаться с ним только в присутствии работников отдела соцзащиты, в лучшем случае раз в квартал!

Спустя несколько секунд дверь открылась. Я вихрем влетел на территорию жилого комплекса и, вломившись в двухэтажную квартиру Оксаны так, что чуть не выломал дверь, проорал:

— Не хочешь пересмотра дела — сейчас же объяснишь, как и с кем ты тут забавляешься, что ребёнок от тебя в слезах приезжает!

— Тихо, — одёрнула Оксана. — Он сейчас прилёг.

— У тебя что — Пенс-«Пенис» твой любимый прикорнул отдохнуть после трудов праведных… точнее, неправедных — постельных? — наступал я. — Говори сейчас же, дрянь: что за новая семья, что за ребёнок у тебя? Какой такой сын?

Оксана скривила ещё недавно самые родные на свете губы в так хорошо знакомой мне уничтожающей ухмылке.

— Я пыталась объяснить тебе… предупреждала, что тебя подставили, дурак ты, Завельский. Но ты меня даже слушать не стал. Был ослеплён ревностью, окончательно и бесповоротно испорчен собственным прошлым… причём не в том ключе, в каком я опасалась.

— Может, это не своим прошлым — а устроенным тобой настоящим я оказался испорчен? — язвительно спросил я. — Мало тебе, что ты разрушила мою жизнь, жизнь Валентина — тебе ещё надо мою карьеру похерить нахуй?

Оксана покачала головой, глядя на меня, как на безумца — с жалостью и отвращением.

— Напрасно я тебе доверилась. И ведь знала, что этим всё кончится. Слышала, мисс Эрику повысили до вице-консула — продвинули до твоей ближайшей помощницы на место уволенного супруга? Удивлюсь, если вы ещё не проснулись однажды в твоей койке. Если тебя уже настолько окрутили, что ты пал жертвой самых пошлых интриг и не желаешь видеть правды — такой человек безнадёжен, и скоро снимут с должности и тебя. Эта публикация в “The Sun” — первый звоночек.

Дверь в Оксанин кабинет открылась; на пороге показался Валя — как так, я же оставил его дома? Но, присмотревшись, я понял, что всё-таки никакой это не Валентин: мальчик был худее, бледнее, хотя и поразительно похож на моего сына. Спросонья он потирал симпатичное растерянное личико; голосок, которым он забормотал, тоже был тихий и бледный — такой же, как и его обладатель:

— Оксана… мама… а это что — папа пришёл? Ты же сказала, он не может пока к нам приходить? А почему Валя убежал — ты же сегодня хотела нас познакомить? Он что — не хочет знакомиться? Может быть, он… меня испугался? Папа тоже боится — тоже может убежать сейчас, да?

Глава 6. Незадачливый папаша

Оксана торопливо уводит малыша, бросив мне:

— Подожди — уложу его. Он неважно спит: постоянно просыпается и нащупывает свои вещи… Там у него всё отбирали.

Прежде, чем за ними закрывается дверь кабинета, улавливаю взглядом небольшой животик Оксаны — и понимаю, что голова у меня идёт кругом. На каком-то неведомом аппарате штампует она, что ли, этих детей?

Когда бывшая возвращается, я настроен уже не столь воинственно; если бы все дипломатические шаги, которым нас обучают, состояли в давлении и угрозах, наши страны находились бы в перманентном состоянии острого вооружённого конфликта.

— Оксана… пожалуйста, умоляю: скажи, откуда он, этот мальчик? Ты мне мстишь ведь — да?

— А зачем? С тем, чтобы изгадить собственную жизнь, ты всегда отлично справлялся без посторонней помощи, Артемий. Ты дружишь с теми, кто плетёт против тебя интриги; а с теми, кто искренне любит тебя и всегда на твоей стороне, — не желаешь знаться. Стоит ли удивляться, что скоро тебя попрут из Консульства? И хорошо, если конторку не прикроют; а ещё лучше — возьмут бывшую супругу Пенса на твоё место — в то время как серым кардиналом будет он, потому что развод у них — только фиктивный, тщательно разыгранный спектакль!

— Откуда тебе это известно?

— Ниоткуда. У меня нет никаких доказательств. Может быть, закончим всё-таки этот ни к чему не ведущий диалог?

Усаживаю её в кресло, сажусь напротив и приступаю к переговорам:

— Оксана, я хочу понять… что это за публикация в газетёнке? Откуда она взялась?

Оксана тяжело вздыхает.

— Да не знаю я, Артемий. Знаю только, что Пенс несколько месяцев назад показал мне компромат, который прислали на тебя в Консульство анонимные «доброжелатели»: оказывается, у тебя есть сын. Сделал ребёночка какой-то Ольге Карельской — почти одновременно со мной, незадолго до болезни. Да, Завельский? Будешь отрицать — не знал такую? А может, искренне не помнишь?

Нет… я помнил. Ту короткую интрижку после возвращения из Магнитогорска. Обвинения измученной моей неверностью жены Дарьи, надежды и влюблённость ранимой девственницы Оксаны… Я нашёл недолгое утешение от всех этих любовных похождений в объятиях третьей женщины — которая недавно развелась и была в полном раздрае, как я — с обманутыми мною юной любовницей и женой. Но думал я сейчас о том себе как о ком-то постороннем… чужом, давно умершем. Словно это не я обманывал Дарью; не я спал с Ольгой — да и со всеми подряд; не я почти год провалялся в больнице, откуда вышел другим человеком.

— Завельский и Карельская — красиво звучит… удивительно, что ты предпочёл меня ей. А ведь она забеременела почти одновременно со мной, разница между Мироном и Валентином всего в пару месяцев, Артемий. Она не сказала тебе — видимо, в отличие от меня была в курсе, что ты женат и на что она идёт; видела в этом ребёнке возможность забыться после многолетних проблем в личной жизни, насколько я поняла.

Да… скорее всего, Оксана права. Припоминаю, как в тумане, Ольгины жалобы на бывшего мужа-выпивоху. И я, наученный опытом с Оксанкой, уже не скрывал от неё — да и вообще решил не скрывать ни от каких любовниц — что женат; Ольга знала, что рассчитывать ей не на что.

Оксана тем временем продолжает:

— Пенс сказал, что не будет давать ход этим фотографиям и документам, потому что не уверен в их подлинности. Я была так ему благодарна — словами не передать! Возможно, в этом заключалась моя первая ошибка — мой наивный просчёт… следовало рассказать всё тебе. Но тогда, видишь ли, у меня случилась задержка… я пришла в ужас, в неизъяснимую панику: как так — беременна от бесплодного мужа! Ты, с твоим прошлым, да с твоей бешеной ревностью — я знала, что ты никогда мне не поверишь. И что девять месяцев до теста я проведу в кошмаре…. Что, собственно, и случилось. Как в воду глядела! Чёрт, Завельский, я даже рассказала своей приятельнице Юлии Смирновой о жизни с тобой — пусть рассказишко чиркнёт, будет хоть кому-нибудь в назидание.

— Ты что! — ужасаюсь я. — Гадюке Смирновой — этой известной собирательнице сплетен в Шерман Оукс? Да у неё же тёпленькая водичка не держится, согласно русской пословице!

— Не горюй, она обещала заменить фамилии, имена и должности. Ты и без неё по уши в дерьме сейчас.

— Так, может, это она и опубликовала статейку в “The Sun”?

— Нет. Подозреваю, что с самого начала никакого тайного «доброжелателя» не было… это Пенсы кропотливо собирали — и собрали! — на тебя компроматец: что совсем несложно, учитывая твоё бурное до-посольское и до-консульское прошлое, дорогой мой бывший муж…

— И что же?

Оксана исподлобья взглядывает на меня.

— Ну и… я согласилась в ту поездку посетить детский дом, где оказался Мирон после гибели Ольги. Убило её неисправной проводкой — бытовая смерть; а пьющим родственникам ребёнка не отдали — поместили в детский дом. Я как увидела Мирона — сразу поняла, что он твой сын, такого совпадения не бывает. За последние два года Валя стал очень походить на тебя, хотя в детстве черты твоей внешности в нём почти не проявлялись. Сейчас они стали ярче… так вот Мирон — вылитый Валентин. И… вылитый ты. Сам успел разглядеть — небось не слепой…