Один-единственный (ЛП) - Хиггинс Кристен. Страница 35
А затем настала моя очередь говорить.
— Я, Харпер, беру тебя, Ник… — неожиданно у меня выступили слезы, голос охрип, и мне всем сердцем захотелось, чтобы сказанное исполнилось. Чтобы с этого дня быть с ним вместе, быть единым целым… У нас получится. Мы сможем стать парой старичков, которые на закате по-прежнему нежно держатся за руки. — …До конца моей жизни. — Тут я заглянула в цыганские глаза Ника и поверила.
После свадьбы мы провели несколько дней в Эдгартауне, в одном из огромных капитанских особняков на Норт-Уотер-стрит. Как и все подобные дома, этот принадлежал одному из баснословно богатых сезонных жителей острова, для которого мой отец иногда выполнял кое-какую работу. Хозяин великодушно предоставил свое жилище для нашего коротенького медового месяца, поскольку не появлялся на Мартас-Винъярд раньше Дня Независимости. Там мы с Ником пять дней играли в семью, так же как играли во взрослых: пили вино на огромной задней террасе, планировали нашу поездку на следующее лето — в наш настоящий медовый месяц, как мы это называли. Занимались любовью в комнате с видом на маяк, обнимались и смотрели фильмы. В эти пять дней я верила в «долго и счастливо». В эти пять дней казалось очень даже возможным, почти неизбежным, что у нас с Ником будет дом, дети, жизнь и старость вместе. В эти пять дней я думала, что прежде ошибалась, когда так… сомневалась.
Нет, не ошибалась.
На шестой день после свадьбы мы переехали на Манхэттен, в крохотную квартирку в захолустной части квартала Трайбека, и все изменилось. Ник вернулся в офис. Его рабочий день длился допоздна. Его одержимость делом впечатляла. Его амбиции не знали границ. Его жена осталась одна.
Разумеется, я понимала, что мужу нужно стараться, чтобы произвести впечатление на свое начальство и выделиться из толпы молодых и голодных архитекторов. Дело было не в задержках на работе — хотя они тоже не помогали. У Ника имелся план, и этот план выглядел так: закончить учебу с лучшими результатами в группе (выполнено), устроиться на работу в солидную фирму (выполнено), жениться на Харпер (выполнено). И как только в квадратике рядом с моим именем появилась галочка, Ник словно… забросил меня.
Поскольку я пропустила сроки поступления в школы права в Нью-Йорке, у меня непредвиденно образовался свободный год. В наши планы — на самом деле, в планы Ника — входило, чтобы я подала документы в Фордхемский, Колумбийский и Нью-Йоркский университеты, превратила наше съемное жилье в уютный дом и полюбила огромный город. Мне незачем было работать: муж получал достаточно, чтобы оплачивать счета. К сожалению, наша тесная, обшарпанная квартирка в здании без лифта находилась в квартале Трайбека, который в те дни напоминал город-призрак. Место, где в выходные было почти невозможно купить газету, где, похоже, не селились семейные люди, где шум Вестсайдского скоростного шоссе казался несмолкаемым, а скрежет поездов метро будил меня посреди ночи.
Я пыталась одомашнить наше жилище, но, если честно, так и не влилась в отряд убежденных последовательниц Марты Стюарт. Красить ванную, оттирать с отбеливателем швы между плитками, подбирать подушки на наш футоновый диван — все это не доставляло мне обещанного в телепередачах удовлетворения. Хотя поначалу я каждый вечер готовила ужин, как можно прилежнее экономя наши доллары, Ник редко возвращался домой раньше восьми… или девяти… или десяти.
Все старания, с которыми он ухаживал за мной, добивался меня, потому что да, я была еще тем колючим дикобразом… все приятные мелочи, которыми Ник давал мне почувствовать себя желанной и защищенной — все это закончилось, как только мы попали в «Большое яблоко». Я обнаружила себя замужем за человеком, почти все время проводившим где угодно, но не со мной.
Я оказалась одна в городе, которого не знала и, сказать по правде, не любила. Там было шумно, жарко и душно. Вечером мне приходилось дважды умываться и протирать кожу тоником, чтобы очистить ее как следует. В нашей квартире воняло вареной капустой из-за Ивана, угрюмого русского, который жил этажом ниже, редко выходил из дома, на максимальной громкости смотрел мыльные оперы и постоянно выныривал без рубашки на свой порог, когда я спускалась по лестнице. В четыре часа утра по улице с лязгом и грохотом проносились мусоровозы, а у кого-то ночь напролет лаяла собака. До Центрального парка приходилось зубодробительно долго добираться на метро, а в Бэттери-парке, расположенном гораздо ближе, тогда было грязно и полно наркодилеров и спящих на скамейках бомжей — зрелище, от которого меня не переставало выворачивать.
В Нью-Йорке жили две мои приятельницы по Амхерсту — одна училась в школе права, вторая работала в издательстве, и обе упивались гламуром и насыщенностью своей жизни. Мое замужество озадачивало их. «На что это похоже?» — спрашивали они, и мои ответы звучали расплывчато любезно. По правде, семейная жизнь меня пока что только разочаровывала.
Ник вскакивал в шесть утра и уходил на работу минут через двадцать. Если он возвращался домой до десяти вечера, то общался со мной в лучшем случае минут пятнадцать, прежде чем с извиняющейся улыбкой уткнуться в монитор компьютера. Но обычно муж являлся не раньше одиннадцати, я к тому времени засыпала, и только когда, дремотно ворочаясь, натыкалась на его сонное тело, понимала, что он дома. За пять месяцев нашего брака Ник ни разу не отгулял полный выходной на уикенд, вместо этого проводя в офисе все субботы и большинство воскресений.
Он быстро сделался незаменимым на работе. Его расторопность и ревностное отношение к делу пришлись по душе его боссу, Брюсу Макмиллану по прозвищу «Биг-Мак», поэтому Ника продвинули в кормильно-поильную команду, где он очаровывал клиентов, обзаводился связями со старшими архитекторами, учился у них, наводил к ним мосты, пристраивался к их проектам. Таким довольным я еще никогда его видела.
Я старалась быть хорошей женой, старалась не вести себя эгоистично и обиженно. Мне хватало ума понимать — это инвестиции в будущее. Только это было будущее Ника, такое, как он всегда себе представлял, где не предусматривалось места для еще одного равноправного человека… во всяком случае, так все выглядело с моей точки зрения. Мне не удавалось стать осмысленной частью его мира; ему не требовались мои советы, как обращаться с людьми или как делать свою работу. Я отчаянно желала чувствовать свою приобщенность, но проходили недели, и мне все больше и больше казалось, будто на самом деле мы с мужем в этой новой жизни не вместе. Будто я для Ника сбоку припеку. Харпер — намечено и выполнено. Переходим к следующему пункту жизненного плана.
Я старалась, честно. Разведывала окрестности, пыталась разобраться в запутанной схеме метро. Собирала разные байки в расчете поделиться ими с Ником, затем начала обижаться, что его никогда не бывает дома, чтобы послушать их. Околачивалась в местной библиотеке, записалась в волонтеры по ликвидации безграмотности, но это занимало всего несколько часов в неделю. Нью-Йорк пугал меня. Люди в нем были такими… уверенными. Четко представлявшими себе, кто они и к чему стремятся. Когда однажды утром, пока муж торопливо брился, я выразила свои ощущения вслух, Ник пришел в замешательство.
— Ну, не знаю, милая. Просто хорошо проводи время, не зацикливайся на своих непонятках. Это же прекраснейший город на планете. Выберись погулять, развейся. О, черт, уже так поздно? Извини, солнышко, мне надо бежать. Встреча с представителями из Лондона.
Я стала выбираться в город, лишь бы сделать приятно родившемуся в Бруклине мужу. Но Ник знал все окрестности досконально, как настоящий эксперт (и зануда), так что мои прогулочные рассказы (когда мне все же выпадал шанс поделиться ими), похоже, наводили для него скуку.
— На самом деле, ты попала на Бруклин-Хайтс, дорогая. Коббл-Хилл находится немного дальше. Само собой, я посещал Губернаторский остров. Я точно представляю себе, где ты была. Ну конечно, я поднимался на Эмпайр-стейт-билдинг. Миллион раз. — Муж одаривал меня терпеливой улыбкой и утыкался обратно в свой компьютер.