Один-единственный (ЛП) - Хиггинс Кристен. Страница 37

Первые несколько недель я просто присматривалась, выполняла свои обязанности, слушала. Никто не спрашивал, замужем ли я, а я не спешила признаваться. Наказывала ли я этим Ника? Естественно. Я почти не видела своего мужа. Он обещал, что как-нибудь вечером заглянет в «Клодию», но проходили недели, а Ник так и не появился.

Я была юной, глупой, неуверенной и одинокой. Иногда после смены, по дороге домой та темная, тянущая штука в моей груди давала о себе знать, и мне хотелось плакать, потому что я ненавидела Ника, до того сильно его любила. Я ощущала себя обманутой и преданной и все ждала, когда он сделает что-нибудь, от чего я почувствую себя так, как прежде, до нашей женитьбы — желанной, любимой, незаменимой. Но Ник тоже был молод и глуп, и пропасть между нами чернела и углублялась.

Мои отношения с родными были не такими, чтобы выплескивать свои невзгоды по телефону. Кроме того, Уилла еще училась в школе и считала наш с Ником случай верхом романтики. Беверли — не вариант. Что касается моего отца, я много лет назад отказалась от попыток говорить ему правду.

Как-то вечером Дар, один из официантов, пригласил меня потусить с остальными после закрытия, и внезапно у меня появилась компания друзей. Пожалуй, до тех пор я не осознавала всей глубины своего одиночества. Мои приятельницы по колледжу отдалились, погруженные в головокружительную карьеру или в напряженную учебу. Но мои сослуживцы… они находились там же, где и я, на том странном этапе, когда работаешь, но не в выбранной тобой сфере, когда «настоящая жизнь» кажется еще впереди. Они напоминали радующих глаз бабочек, которые вольны порхать везде, куда бы не занес их ветерок, и не имели никаких обязательств, кроме своевременного внесения арендной платы.

Понятное дело, никто из моих новых знакомых не состоял в браке. На Манхэттене о семейной жизни начинают задумываться, прожив вместе лет десять, когда возраст подбирается ближе к сорока или даже к пятидесяти. Связать себя в двадцать один год? По собственной воле? Без крайних обстоятельств? Я обещала себе, что обязательно проясню ситуацию… со временем. Когда мы с этой бандой подружимся, я найду прикольный способ рассказать новым друзьям о своих обстоятельствах, обратив в шутку де-факто отсутствующего мужа. Или, может, когда Ник все же зайдет, как он постоянно обещался. Легкие угрызения совести из-за моей скрытности заглохли от облегчения наконец-то быть частью некоей общности.

Вот так мое обручальное кольцо и осталось на правой руке. Муж не заметил… хотя опять же, наш брак теперь состоял из периодических занятий сексом в предрассветные утренние часы и обмена вежливыми фразами, в основном, по голосовой почте. Я так сильно скучала по Нику, что мне буквально пришлось отказаться от своего чувства, затолкать его подальше и не обращать на него внимания. Эй, это я умела.

Новый круг друзей приобретал для меня все большую значимость. Перед работой, примерно в полпятого, мы вместе делили ранний ужин и старались перещеголять друг друга остроумными комментариями и наблюдениями насчет города и его жителей. Мы задерживались в ресторане после закрытия, и я готовила фирменные коктейли: джин-физ с грейпфутом, мартини с медом и миндалем. Как-то мы с Джокастой и Приш не побоялись давки в «Сенчури 21» и купили дешевые дизайнерские туфли, потом ходили на автограф-сессию в Виллидж. Когда наступил День Благодарения, Нику надо было лететь в Лиссабон, в свою первую международную поездку от фирмы (и вообще). Я поздравила мужа, улыбалась, пока он паковал вещи, поцеловала, когда приехало такси отвозить его в аэропорт.

— Точно ничего, что ты остаешься одна? — помедлил Ник на грязном тротуаре.

— Все нормально. Пойду на ужин к Приш. Хорошо тебе провести время. Удачи!

Я помахала Нику вслед, а затем позвонила своим приятелям и сообщила, что свободна для похода на фестиваль анимации в кинотеатре «Анжелика». Мы завалились туда всей компанией и чувствовали себя невероятно искушенными. Мои друзья и впрямь были весьма искушенными. И поверхностными, и немного бессердечными, но все же это лучше, чем никаких. Я старалась не отставать от них, старалась не показывать себя деревенщиной.

Официант по имени Дар (сокращенное от Даррелл, но боже упаси сказать об этом вслух) был очень серьезным парнем: планировал написать следующий из страдальческих, закрученных, мрачных «великих американских романов» и получить степень магистра искусств в каком-то неимоверно крутом университете. Джокаста и Приш обе вздыхали по нему, как и чуть ли не каждая посетительница ресторана. С длинными светлыми волосами и горящими серыми глазами, высокий и худой, он вызывал желание немедленно его накормить. Дар держался очень, очень серьезно, и, представьте, это срабатывало. Он флиртовал со мной… ну, не совсем. Флиртовать было ниже его достоинства. Он просто пристально глазел на меня (между сервировкой блюд, конечно). Я догадывалась, что парень неравнодушен ко мне, но ни в коем случае не поощряла его.

Необходимость рассказать о Нике нарастала, а я все чего-то ждала. Возможно, пока муж вспомнит, что обожает меня и совершит какой-нибудь любящий и незабываемый поступок, который отметет навсегда все мои сомнения, и мы будем жить долго и счастливо. Опять же… я была юной и глупой. А с секретами дело обстоит так — чем дольше их хранить, тем сильнее они укореняются.

К «Вечеру непростительного события» я проработала в ресторане почти три месяца. Стоял декабрь, а Нью-Йорк красивее всего на рождественские праздники, когда ресторанчики и кафе сверкают гирляндами, двери украшены прелестными венками, а в окнах мерцают свечи. На больших универсамах зазывно вспыхивали яркие, многоцветные экраны, и на каждом углу дежурил Санта. Наконец-то я начала влюбляться в этот город.

В тот вечер, идя в «Клодию» сквозь лениво кружившиеся в сумерках снежинки, я остановилась перед одной из витрин. Там красовалась большая модель Бруклинского моста, отлитая в бронзе, представительная и великолепная. Нику наверняка понравится. Отличный подарок ему на Рождество. На мгновение мне почудилось, будто я снова стою на мосту, Ник опускается на одно колено в своих диккенсовских перчатках, и его красивые, счастливые глаза…

В моей груди что-то сдвинулось, как будто с сердца свалился камень. Я люблю своего мужа. Мы преодолеем эти непростые времена. Возможно, я даже уйду из «Клодии», подыщу что-нибудь более совместимое с графиком Ника, чтобы разобраться, как все наладить. Сегодня я расскажу приятелям о своем замужестве, мы немножко похихикаем, ну и пусть.

Этим вечером, в понедельник, когда ресторан не работал, в «Клодии» затевалась рождественская гулянка для персонала. Сотрудников набралось десятка два, включая поваров, и к моему появлению вечеринка находилась в полном разгаре. Приш, захватившая власть над баром, протянула мне приторно сладкий мятный напиток. В ресторане было шумно, ярко, празднично и радостно, сослуживцы уже накатили и встретили меня с воодушевлением. Пожалуй, не стоит прямо сегодня рассказывать им о Нике. Сделаю это в более спокойной обстановке. Так будет лучше.

Приш отвратительно изобретала коктейли, поэтому я смешала парочку фирменных мартини с брусничным соком и водкой «Грей Гуз». Еда была потрясающая: пицца с козьим сыром и вялеными помидорами, крабовые котлетки с соусом ремулад. Бен нацепил шапку с оленьими рогами, Джокаста щеголяла светящимся ожерельем и красной мини-юбкой в блестках.

К десяти вечера мы уселись за стол посередине ресторана. Все уже влили в себя по парочке бокалов (а некоторые и больше), все были довольны и счастливы. В какой-то момент — я не заметила, когда именно — рука Дара легла на спинку моего стула. Очень обыденно. Наша компания стала довольно сплоченной, и дружеские чувства всегда выражались непринужденно. Мы обнимались на прощание, словно кучка восьмиклассников, ребята обменивались рукопожатиями и тычками в плечо, а девушки целовали парней в щечку. Просьба к Дару убрать руку только привлекла бы ненужное внимание, поэтому я не стала поднимать этот вопрос.