Няня для сурового папы (СИ) - Довлатова Полина. Страница 27

Маша кивает, делает шаг в сторону, но в какой-то момент спотыкается и заваливается назад, пока задом не напарывается на котёл.

— Маш! — пытаюсь схватить её, но не успеваю.

Она взвизгивает и резко отпрыгивает вперёд прямо ко мне в руки.

— Аяааааяааай!

Ну вот, с задницей в котле я сегодня практически угадал. Как в воду глядел.

Прижимаю кричащую девчонку к себе, чувствуя, как она колотит меня кулаками по плечам.

— Больноооо!

— Тихо ты. Дай посмотрю!

— Нет, мне больно!

— Как так-то, Маш? Ты просто косяк ходячий… На ровном месте споткнулась, — качаю головой, затем тянусь к кранчику с холодной водой, набираю немного в ковш и начинаю лить на Машину задницу, удерживая девчонку одной рукой за поясницу.

— Не дёргайся! Надо остудить ожог.

— Божечки… Как же больно… — хнычет Маша.

— Сейчас намажем противоожоговой мазью. Пару дней и заживёт, — присаживаюсь на корточки и чуть оттягиваю ткань купальника, чтобы оценить характер повреждения. — Не так уж сильно. Чуть покраснело.

— А болит так, словно там кожу расплавило!

— Бедовая ты, Маша…

Дверь парной открывается и внутрь заглядывает Вася.

— Пап, что у вас тут происходит?

— У нас тут беда… В общем, второй заход в парную на сегодня отменяется… *** Примерно через полчаса, уложив девочек в постель, я подхожу к двери Машиной комнаты со специальной мазью в руках. Стучу и слышу в ответ тихое «Войдите!»

Маша лежит на постели, задницей кверху. На ней лёгкая сорочка, одеяло отброшено в сторону. Девчонка недовольно дует губы и бросает на меня хмурый взгляд.

Я тяжело вздыхаю.

— Войти можно? Я принёс волшебное лекарство от горящих задниц, — показываю мазь в руке.

Девчонка сильнее отклячивает нижнюю губу, но всё же кивает.

— Как у тебя так получается, а, Марья Алексевна?

— Не издевайтесь!

— Я не издеваюсь, — усмехаюсь, глядя, как девушка поджимает подушку под грудь. — Ты просто на самом деле косяк на двух ногах. Это же надо было умудриться споткнуться на ровном деревянном полу в бане и задом прямо в котёл угодить. — Вот если бы я не пошла в баню, то ничего бы не случилось. Так что, это вообще вы во всём виноваты! И все эти ваши провокации!

— Ну ладно. Я так я. Тебе баня совсем не понравилась?

— Элемент с котлом однозначно был лишним.

Я ржу.

— Не гунди, бедовая. Давай намажу тебе твою новую рану. Знаешь, а это может войти в привычку, — улыбаюсь, стараясь приободрить девчонку.

— Не надо ничего мазать! Я сама! — качает она головой и неожиданно сильно краснеет.

— Да ладно тебе, что я задниц голых не видел? — сажусь на постель рядом с Машей. Она чуть отодвигается.

— Мою не видели!

— Твою как раз видел, — выгибаю бровь, на что получаю ещё один недовольный взгляд.

— Вы… просто ужасный человек! Самый настоящий хам и наглец!

— Какой есть, — пожимаю плечами. — А если серьезно, то нужно наложить специальную заживляющую повязку. Сама ты это не сделаешь. Я хочу просто помочь.

Показываю Маше повязку с перуанским бальзамом.

Девчонка вздыхает, тянется к одеялу, прикрывает ноги примерно до середины задницы, затем дрожащими пальцами поднимает сорочку.

У меня воздух из лёгких вышибает, когда я понимаю, что на ней нет белья. Хотя это не должно меня удивлять, ведь лишнее трение об ожог — это очень больно. Тем не менее, некоторое время я не могу сделать вдох, обводя глазами верхнюю обожженную часть маленькой аккуратной попы, двух ямочек внизу поясницы и плавного изгиба позвоночника.

— Ну, вы чего там застыли? — мычит Маша, уткнувшись подушкой в лицо. — Не издевайтесь, пожалуйста. Мне и так неловко.

Я откашливаюсь. Открываю упаковку с повязкой, а из тюбика выдавливаю немного депантенола.

Ещё чуть сдвигаю сорочку вверх, начиная плавно промазывать мазью место ожога.

— Ай…

— Прости. Придётся немного потерпеть.

Мягкая. На ощупь совсем не ощущается худой. Кожа нежная, даже пальцы покалывает. Мой взгляд продолжает блуждать по её телу. Я как больной пользуюсь случаем, что Маша пострадала, и теперь я могу без зазрения совести пялиться на её задницу.

Звездец ты докатился, Бурый…

Осторожно накладываю повязку и пластырем заклеиваю по краям.

Взгляд неожиданно цепляется за небольшие шрамы на линии позвоночника. Я ещё отодвигаю сорочку вверх и вижу, что их несколько. Провожу по ним пальцами.

— Вы закончили? — Маша оборачивается через плечо и вопросительно смотрит на меня.

— А.. Да, — аккуратно опускаю сорочку и подтягиваю одеяло вверх, накрыв бёдра девушки. — Это будет ужасная ночь, — кряхтит она, переворачиваясь на бок. — Вряд ли я уснуть смогу.

Кладу мазь, остатки повязки и пластырь на тумбу.

— Давай принесу обезболивающие? Полегче станет.

— Если вам не трудно… Кивнув, иду на кухню, беру из ящика таблетки, наливаю стакан воды и собираюсь возвращаться обратно, но мешкаю. Не хочется эту бедовую одну оставлять. Так и будет там дуться и скулить теперь. Боль от ожогов достаточно долго не проходит.

Цокнув, подхожу к холодильнику и достаю из морозилки ведёрко шоколадного мороженого. Затем возвращаюсь обратно в спальню к Маше.

— Держи, бедовая, пей. Две таблетки.

Маша приподнимается, достаёт две таблетки кеторола и запивает водой.

— Спасибо. А это что? — тыкает пальцем в ведёрко.

— Это чтобы жопа быстрее заживала, — хмыкаю и усаживаюсь на пол рядом с Машиной кроватью. Протягиваю ей одну ложку, затем открываю мороженое.

— У фанатичного ЗОЖника в морозилке мороженое хранится? Вы его по ночам втайне от детей едите?

— Сейчас довыпендриваешься, я его обратно отнесу.

— Нет-нет! Давайте сюда! — хватает ложку и зачерпывает большую порцию мороженого. — Хоть какая-то радость на сегодня.

Довольно улыбается, облизывая ложку.

Я тоже зачерпываю немного, не переставая наблюдать за Машей.

— Слушай, вопрос можно?

— Какой?

— У тебя шрамы на спине. Я видел, когда повязку накладывал. Откуда они?

— Операцию в детстве делали на позвоночник, — пожимает плечами Маша.

— Что за операция?

— Обычная.

— Маша!

— Мы с сестрой в аварию попали, — выдавливает нехотя. — И до шести лет я была прикована к инвалидной коляске. Потом мне сделали сложную операцию на позвоночник. Ещё несколько лет реабилитации после, прежде чем я стала снова ходить. Наверное, я поэтому вся такая иперактивная. Ну, знаете, на месте не сидится, — вертит ложкой. — Я как бы восполняю утраченные активные годы детства.

— Перевосполняешь я бы сказал. Косяки по углам собираешь. Даже там, где нет углов.

— Не начинайте! — она снова тянется к мороженому и зачерпывает ещё.

— Девочкам смотри не скажи, что мы тут мороженое жрали.

— Я — могила, — Маша проводит пальцами у рта, как бы закрывая его на замок.

— В твоём исполнении фразочки про могилу даже как-то страшно звучат.

— А вам лишь бы поржать. — Ну, это святое.

Мой взгляд падает на мягкую игрушку медведя, которая лежит на Машиной подушке.

— Ты что, с игрушкой до сих пор спишь? У меня Тася тоже зайца в кровать тащит.. Ну ё-моё. Марья Алексевна, ты бы хоть предупредила, что настолько маленькая ещё. Я же тебя как взрослую веником в бане жарил.

— Очень смешно, — Маша закатывает глаза и тянется к медведю. — Это, между прочим, мой талисман. Мне его Кирилл перед операцией подарил.

— В смысле, Кирилл подарил? — я вскидываю бровь. — А он что на твоей операции в шесть лет присутствовал?

Девчонка упирает в меня взгляд и слегка сощуривается.

— Дааа… Мы с моим Кириллом вообще целую вечность знакомы, можно сказать… Он один самых важных людей в моей жизни…

— Вот как, — невольно хмурю брови.

Млять. Да этот Кирилл ещё и больной какой-то. Он, получается, её ещё маленькую знал. Она у него на глазах росла, а теперь он с ней спит? Шарахнутый, твою мать, на всю голову!

Мороженого остаётся чуть-чуть на дне. Я зачерпываю последнюю порцию и съедаю.