Сандра (СИ) - Резко Ксения. Страница 32

Увидев, как пронзительно заблестели глаза Сандры, Ален нанес последний, сокрушительный удар:

— Черный цвет вам к лицу, и, не сочтите за дерзость, но я лично считаю, что замуж можно выйти и во второй, и в третий раз, а такое состояние, какое оставил вам ваш супруг, — действительно хорошая находка… Так что не отчаивайтесь!

Сандра побледнела. Она не знала, что ответить на эти бездушные слова! Ален Лабаз без обиняков обвинил ее в корысти, а она даже не могла себя защитить. Казалось, стоит девушке произнести хоть слово в свое оправдание, как этот пронырливый лис нагло рассмеется ей в лицо.

Наступило тягостное молчание. Миля и Ники замерли и посмотрели на Сандру, но та молчала.

— Что ж, мы простим госпожу Мильгрей за ее немногословие. Она еще не оправилась после утраты, — вызывающе произнес Ален, повернувшись к сестрам, а весь его вид говорил: «Что взять с этой невежи? К чему тратить на нее свое время?»

Те улыбнулись, хотя и не очень уверенно. Атмосфера веселья была упущена без возврата — с появлением Сандры перед сестрами приоткрылась завеса в реальный мир, и они, пристыженные, с опущенными взорами, сидели между тем, кто всеми силами старался увлечь их неопытные натуры в круг порочного веселья, и той, которая одним своим печальным видом взывала к их заснувшей совести. Девочки оказались перед выбором. Перед ними открылось два пути — стать кокетками, не признающими ни благодарности, ни чувства сострадания, продавшись обществу Алена Лабаза, — или же вырваться, стряхнуть с себя этот одурманивающий сон. И они сделали свой выбор.

Нерешительно и робко, превозмогая угрызения, Милретт обратилась к Сандре с наигранным сочувствием:

— Что-то ты сегодня бледна, не лучше ли тебе полежать?..

Поняв намек, та кивнула и неслышно покинула яркую гостиную, а за ней тут же грянули раскаты возобновленного смеха.

— Все вдовушки слишком зациклены на своем прошлом, — заявил Лабаз и, наклонившись к уху Милретт, прошептал ей что-то, что возбудило немалое любопытство младшей сестры.

— Что, что он тебе сказал, Миля?! — требовала девочка, дергая сестру за рукав, но та лишь краснела и хихикала.

Обернувшись через плечо, Сандра еще раз посмотрела на общество, из которого ее вежливо изгнали. Бедняжки были слишком одурманены первым в своей жизни кавалером. Как бы расстроился Лаэрт, увидя все это! Он хотел, чтобы Сандра служила его воспитанницам примером, но она, будучи ненамного старше Милретт и обладая покладистым характером, не могла явиться для сестер авторитетом. Без строгого надзора Лукреции они совсем отбились от рук, и в том Сандра чувствовала свою вину. Ох, во что она впуталась? И где искать выход?

29

Вереницей нескончаемого однообразия тянулись дни. Под конец бабьего лета погода радовала горожан медовым теплом, словно вознаграждая их терпение за время долгих дождей. Солнечные блики сверкали в окнах домов, обволакивали крыши и печные трубы, скакали озорными зайчиками по тротуарам по-прежнему тенистых, но уже несколько поредевших аллей. Листва начала проблескивать желтизной, но дыхание тепла еще было сильно; своими заключительными аккордами оно завершало праздник лета.

И люди будто почувствовали это, спеша насладиться последними жаркими деньками. На набережной процветали массовые гулянья, скамейки пестрели разноцветными красками одежд, а море казалось безмятежно-спокойной декорацией. В безоблачной бледно-голубой вышине стаи потревоженных толпой птиц делали обширные круги, прежде чем всем до одной осесть на крыше близстоящего дома.

Глядя на безмятежность окружающего мира, вдыхая медовый воздух, в котором угадывались едва заметные оттенки приближающейся осени, ощущая на своем лице мимолетное прикосновение паутины, — трудно было поверить, что скоро, совсем скоро наступят холода, набережная опустеет, покроется тонкой корочкой льда, и все замрет в оцепенении на долгие месяцы.

А в особняке Мильгреев царила суета. Слуги гремели на кухне посудой; велись последние приготовления к приему гостей — близился намеченный Вечер памяти, посвященный одновременно отцу, погибшему несколько лет назад в горах, и сыну, который, как думали все, разделил его участь годами позже в тщетных попытках разыскать останки пропавшей экспедиции. Мильгрей-старший и Дуглас Арбаль (отец Мили и Ники) пользовались уважением среди пожилой аристократии, поэтому на Вечер памяти должны были явиться почтенные мужи общества.

В главной зале, где уже покрыли скатертью длинные банкетные столы, на застеленной алым бархатом тумбе мрачно возвышались два портрета, перетянутых черной лентой в правом углу. На них были изображены пожилой господин с требовательным взглядом утомленных глаз и белокурый юноша — его сын. При беглом осмотре между ними нельзя было обнаружить и тени сходства — Лаэрт внешностью пошел в мать, — лишь в глазах у обоих застыло до боли похожее выражение утомления и грусти.

Сандра разглядывала портреты, вслушиваясь в приглушенный смех прислуги, что эхом доносился из коридора. Им тоже не было дела до того скорбного мероприятия, для которого они с таким усердием вылизывали дом: приготовить еду, накрыть столы — вот, какова была их задача, чтобы в итоге получить деньги. Каждый думал лишь о себе. Вот и сегодня вечером сюда пожалует много богатых, расфранченных господ, которые, отдавая дань приличию, пробубнят за столом речь, восхваляющую усопших, и тут же погрузятся в обсуждение последних сплетен.

«Что я знаю об этих людях? — думала Сандра, разглядывая портреты. — Ровным счетом ничего, но мне кажется, что лишь я одна понимаю грусть в их глазах. Другие ее не заметят. «Они оба умерли. Что докапываться до проблем, терзавших их при жизни!» — скажут они. Мне кажется, что я смогла бы все объяснить. И отец, и сын любили недостойных женщин, и эта сердечная привязанность лишила их жизнелюбия. Я одна вникла в неразделенное ими чувство, поэтому меня не покидает ощущение, будто я знакома с этой семьей много лет».

Приближался траурный вечер, все было готово и дожидалось прихода гостей, только вот Сандра почему-то начала испытывать все возрастающее волнение. Напрасно она заставляла себя глубоко вздыхать, чтобы прогнать давящее чувство тревоги; ее колени дрожали, а по телу прокатывалась ледяная волна страха. Сюда придут чужие люди… Они будут спрашивать ее, удивляться, сожалеть… А что же делать ей? Она единственная, кому известна истинная причина гибели Лаэрта, и эта тайна терзала ей душу. Конечно, никому и в голову не придет, что всему виной какой-то шофер: господа ведь часто недооценивают свою прислугу. Но почему именно Сандра должна расплачиваться за чужие ошибки, за чужие преступления? Она не могла справиться с собой, ей хотелось убежать, закрыться в своей спальне, — только бы не присутствовать на этих поминках.

Эхом раздался звон колокольчика, возвещая приход первого гостя. Сандра неловко оправила на себе платье из черного бархата и оглянулась на стоящих за ее спиной сестер Арбаль. Обязательный строгий наряд, кажется, присмирил их; бледные, с высоко уложенными прическами, они выглядели не по-детски серьезно, и теперь будто раскаивались за свое прошлое поведение. Кивнув, Миля молча вышла в холл, чтобы встретить первых пожаловавших «на огонек».

В начищенную до блеска залу воровато закрался полумрак, лишь от мерцающих по углам ночников падали легкие тени. Тишину нарушал бой часов, да отдаленное шарканье ног, снующих в последних приготовлениях. Все замерло в ожидании первого возгласа, первого проблеска жизни, который даст толчок оживленной беседе. На всех предметах, даже на богато сервированном столе лежал отпечаток чего-то безвозвратно утраченного, невосполнимого.

Сейчас начнется. Сандра в волнении стиснула руки и обернулась на часы: начало восьмого. Где-то за дверью, в соседней комнате, раздались приближающиеся шаги, и сердце девушки тревожно забилось. Что она скажет? Как сможет объяснить всем свое присутствие?

Ники была спокойна. На ее юном, хорошеньком личике залегли отпечатки одолевающей скуки: девочка, должно быть, с тоской предвкушала вечер в кругу взрослых, но Сандра, в отличие от нее, не помышляла скучать — волнение и беспричинный страх сковали ее.