Сандра (СИ) - Резко Ксения. Страница 58

Наверное, она бы так и сидела на холодных ступенях, рискуя снова заболеть, если бы под утро не явился Герберт Лабаз. Не говоря ни слова, он поднял ее на ноги и повел к своей машине. Сандра не сопротивлялась и не плакала. Прижавшись к своему отцу, она тихо что-то прошептала, и слова эти было трудно разобрать, однако он все понял.

— Помогите найти его. Очень вас прошу. Помогите найти Лаэрта.

60

— Тебе нужно развеяться, мой друг, — со своей обыкновенной ласковостью проговорил Герберт Лабаз, когда они усаживались в автомобиль, чтобы ехать во Дворец торжеств. Сегодня там давали бал-маскарад, посвященный какой-то важной дате, только вот Сандра не вникала в подробности. Ей не было дела ни до этого праздника, ни до роскошного наряда из нежнейшего розового шелка, в который облачили ее стройное тело, — все потеряло для нее смысл. Они ехали веселиться, а она ни разу не улыбнулась с тех пор, как исчез Лаэрт — внезапно и без следа.

— Трогай! — бросил Герберт своему шоферу, после чего сочувствующе обернулся на застывшую, словно мраморное изваяние, девушку, казавшуюся теперь красивой сверкающей игрушкой. Лабаз коснулся ее плеча, но Сандра даже не вздрогнула, даже не повернула головы, а все также сидела не шелохнувшись.

— Постарайся расслабиться, — не выдержал Герберт. — Я не могу видеть, как ты чахнешь от грусти в четырех стенах, поэтому и приехал за тобой. Сегодняшний вечер — прекрасная возможность забыться, вести себя непринужденно, ведь никто не будет видеть твоего лица, а значит, и не сможет перемыть тебе косточки. Подумай только! — с еще большим пылом продолжил Лабаз, видя, что его слова не произвели на Сандру никакого впечатления. — Прошло уже около месяца, а ты…

Около месяца… Да. Уже почти месяц не поступало никаких вестей от Лаэрта. Сандра прожила это время как во сне, и события, дни, сама жизнь — проходили мимо… Письмо — единственное, что у нее осталось.

— Мы сделали все, что могли, — промолвил Герберт, виновато опустив глаза. — Подумай: разве мы не искали его? Разве не оббегали весь город? Если бы…

— Если бы Лаэрт был жив, то непременно дал о себе знать — вы это хотите сказать?! — вскричала девушка, сбрасывая со своего плеча его руку.

— Ну, не именно это… Просто нужно успокоиться, набраться терпения… Увидишь, он объявится!

Сандра была благодарна этому человеку, который, следуя данному обещанию, теперь помогал ей во всем, но в его словах уже не чувствовалось былой уверенности — в них сквозило лишь утешение…

Со временем они перестали стесняться друг друга, в их отношения даже вернулось прежнее радушие — Герберт называл Сандру «мой друг», а она обращалась к нему как к «господину Лабазу», только между ними уже не наблюдалось той искры азарта, с какой мужчина добивается женщину. Теперь они стали «чисто» друзьями. Герберт вернулся в семью и даже смог «наладить контакт» с женой и сыном, которые одни из первых заметили разящую перемену в пожилом ловеласе — Лабаз начал вживаться в столь ненавистный им домашний быт, стал спокойным и рассудительным. Однако, чтобы не компрометировать ни себя, ни свою внебрачную дочь, он часто тайно наведывался в снятый им дом на окраине Сальдаггара, где проживала Сандра, и вместе они часами разговаривали, поддерживая друг друга…

— Если Лаэрт по-настоящему любит тебя, то вскоре объявится, — повторил Герберт. — А за то недолгое время, пока я имел честь общаться с ним, он показался мне весьма положительным молодым человеком. Я даже попросил у него прощения за ту позорную драку в вестибюле отеля… Да, Мильгрей — славный парень, как и его покойный отец, но им обоим свойственны свои странности: они будто не знают, чего хотят на самом деле… Видно, это у них в роду.

— Господин Лабаз, — Сандра доверчиво взглянула на него из темного угла автомобиля, и Герберт с удовлетворением заметил в ее глазах прежний блеск, — вы правда думаете, что Лаэрт жив? Что он…

— …ничего не сотворил с собой? — насмешливо досказал за нее Лабаз и, дождавшись ее поспешного кивка, сказал твердым, уверенным голосом, не допускающим никаких возражений: — Будь спокойна, девочка. Этот парень не дурак, чтоб поступить столь безрассудно… Если его слова не обычный бред легкомысленности, то он не только объявится в городе, но еще и сам будет разыскивать тебя!

— А что, если… — Сандра всхлипнула и отвернулась к окну, — что если он… действительно меня не любит?

Герберт рассмеялся тихим грудным смехом, походящим на мурчание кота.

— Чему вы смеетесь? — не поняла девушка.

Он еще долго посмеивался, кряхтел, вздыхал, после чего неожиданно повернулся и сказал самым что ни на есть обыденным тоном:

— Если ты ему веришь, если чувствуешь, что готова прожить с ним жизнь, то ни в коем случае — слышишь? — ни в коем случае не подвергай все это сомнению. Вот все, чем я могу успокоить тебя, мой друг… Не мне поучать тебя — в жизни я не любил никого той преданной любовью, какой любишь ты… Я любил себя и любил сладкие плоды удовольствий. Но за все нужно платить — верно?

Она смотрела в его понимающие серые глаза и в который раз не могла поверить в то, что этот человек ее отец; в то, что он рядом и отнюдь не выглядит тем злодеем, каким всегда представлялся ей. Это был спокойный, дружелюбный, чуткий человек, на которого трудно долго держать обиду. Наверное поэтому Августа столь быстро простила его…

Герберт Лабаз был одной из тех загадочных личностей, что часто ставят окружающих в легкое замешательство — их нельзя причислить ни к заклятым врагам, ни к близким товарищам. Они открыты, но в то же время всегда остаются на расстоянии. Они находятся в гуще народа, но всегда одиноки, потому что любят все мимолетное, не способное ни к чему обязать, подвергнув угрозе их независимость.

Сандра не обижалась на Герберта, хотя порой удивлялась самой себе, не подозревая о том, что тот редкий дар, каким обладает она, бесценен. Многих проблем можно было бы избежать, если бы все обладали такой до глупости простой на первый взгляд способностью: умению не хранить обид.

***

Автомобиль въехал на подъездную аллею, усаженную липами, и вскоре остановился у мраморных ступенек величественного дома с высокими колоннами. С несвойственной его возрасту легкостью Герберт Лабаз ступил на сырую после дождей дорожку и, оббежав вокруг машины, распахнул дверцу перед Сандрой.

— Кажется, мы опоздали к началу, — сказал Лабаз, привычным жестом вынимая черную полумаску. — Нам лучше войти по отдельности. Я не хочу, чтобы из наших отношений кто-то делал новый роман — меня уже начинает мутить от всего этого.

Сандра покорно кивнула.

— Что же ты стоишь? Иди вперед — не видишь разве, что терзаешь мне душу?! — с привычной иронией усмехнулся он.

Но девушка лишь слегка улыбнулась и не опустила своего проникновенного, доброго взгляда. Они стояли у автомобиля: статный седовласый господин и хрупкая, стройная девушка, приходящаяся ему по плечо, в длинном нежном платье цвета розовых лепестков, с распущенными по плечам темными волосами, — и долго молча смотрели друг другу в глаза. Этот благодарный с обеих сторон взгляд объяснял все лучше слов.

Лабаз смотрел на дочь и не верил, что эти руки могли когда-то прикасаться к ней с непристойными намерениями, что эти глаза могли когда-то видеть в ней объект вожделений. Герберт хотел объясниться, попросить прощения, но слова застряли в горле — и свойственное ему красноречие исчерпало в тот миг свои ресурсы.

— Иди веселись, мой друг, — выдавил он наконец, слегка пожимая ее руки, — не переживай, не думай, не страдай… Веди себя как считаешь нужным, не угождай людям, оставайся такой, какая ты есть… И знай, что я всегда рядом.

Сандра, просияв, улыбнулась впервые за весь последний месяц.

— Спасибо… Мне вовсе не хочется идти на этот праздник, но вы правы. Я должна отвлечься. Благодарю вас, отец…

Девушка не сразу сообразила, что за слова сорвались у нее с языка, и только увидев, как переменилось лицо Герберта, осознала, что сказала. Не в силах больше сдержаться, задыхаясь, он стремительно заключил ее в крепкие родительские объятья, и Сандра ощутила, что его плечи сотрясаются от рыданий.