Приручить Сатану (СИ) - Бекас Софья. Страница 68

Саваоф Теодорович стоял на пороге своего дома и с какой-то алчностью в глазах провожал взглядом удаляющуюся фигуру со светлыми волосами. Вся его поза выражала некоторую вальяжность: сложенные на груди в позу Наполеона руки, лёгкий прищур, невесомые усмешки в жидкие чёрные усы — всё это говорило о том, что хозяин дома пребывает в настроении, близком к тому, что чувствует выигравший спор.

— Куда это она? — тихо спросил Бесовцев, подозрительно глянув на мелькающую между деревьев Еву.

— Тшшш, — приложил палец к губам Саваоф Теодорович. — Она прощается.

***

Ева выбежала на небольшой пригорок, желтеющий сотнями одуванчиков, с какой-то особой, обречённой надеждой во взгляде обвела берег небольшого озера и, заметив у самой кромки знакомую фигуру, быстро спустилась вниз. Молодой человек стоял по щиколотки в воде и пускал по гладкой поверхности озера плоские камешки, так называемые «блинчики», а те, в свою очередь, оставляли за собой ровные большие круги.

— О, это Вы, Ева, — увидев девушку, Кристиан широко улыбнулся и оторвался от своего занятия. — Я уж и не чаял Вас увидеть.

— А зря, — Ева остановилась у самой воды, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не намочить туфли. — Вы что, снова отрастили бороду?

— Ничего не поделаешь — жалкая привычка сердца!* — Кристиан замахнулся и со всей силы кинул плоский круглый камешек далеко в озеро. Раз, два, три, четыре, пять — бултых!

— Всё ещё не удалось побить рекорд?

— Нет, куда там — пять раз максимум, — Кристиан оглянулся вокруг в поисках новых камешков, но все они благодаря его меткой руке уже отправились на дно. — Я думал, что Вы забыли про это озеро. Раньше Вы часто гуляли в парке и проходили мимо него… Я всё надеялся, что Вы вдруг свернёте на боковую дорожку и, немного поплутав в лабиринте дубов, выйдете к берегу, ко мне, к озеру… Я часто тут бываю; как только появляется свободная минутка, сразу бегу сюда. Тут неподалёку манеж, я там работаю: учу детишек ездить на лошадях… Знаете, Вы много раз мерещились мне, в толпе или среди деревьев, а поймать Вас получилось всего пару. Нет, всё не то… — Кристиан поднял глаза на небо от безысходности, и снова они были, как в первый раз: серые-серые, стальные, почти белые, как туман на рассвете или как небо на осенней заре. — Я не хочу Вас пугать. Мне поговорить хочется, понимаете? А не с кем. И тут появляетесь Вы. Что Вы забыли на земле, когда Вам место в раю, скажите? Разве что по ошибке Вас занесло сюда, да, определённо по ошибке, причём очень грубой и непростительной. Не бойтесь меня, умоляю, не бойтесь, если я покажусь Вам странным. Удивительно, да? Нам всем известна безответная любовь, но мало кому знакома безответная дружба. А кто-то живёт в ней постоянно… Простите, если я смешон или скучен, простите. Я много чего испытал на себе, много перетерпел, а к отчуждённости и одиночеству привыкнуть не могу. Простите.

— Не извиняйтесь, — сказала наконец Ева. — Это я должна извиниться перед Вами за то, что не могу дать Вам ответной дружбы. По крайней мере, в ближайшее время.

— Почему?

— Я уезжаю.

— Куда?

— Туда, откуда, быть может, никогда и не вернусь, и туда, где, надеюсь, найду свой покой.

— Неужели?.. Так быстро?.. — лицо Кристиана побледнело, он уронил камешек, лежащий у него в ладони, и тот тяжело упал в воду, спугнув мальков на мелководье.

— М? — переспросила Ева, не поняв, что имеет в виду Кристиан. — Я уезжаю в Ялту.

Молодой человек незаметно облегчённо выдохнул, а на лицо вернулась краска.

— Переезжаете, или какая-то другая причина?

Ева грустно усмехнулась и подала Кристиану найденный ею плоский камешек.

— Думаю, Вы поймёте меня. В окрестностях Ялты находится психиатрическая больница Николая Чудотворца, специализирующаяся на тяжёлых душевных заболеваниях, на шизофрении в том числе; восемь лет назад я уже была там.

— И, если я правильно понял, Вы хотите найти в ней покой?

— Да, — беспечно ответила Ева, ласково опустив руку в хрустальную воду озера, будто погладив котёнка. — Неопределённость — вот что мучит меня даже больше бреда. Знаете ли, ужасно раздражает это состояние «ни два ни полтора». Ни то ни сё. Ни рыба ни мясо. Когда вроде и спишь, а вроде и нет, когда ещё остались какие-то обязанности, а выполнить их не можешь, и доказывай потом, как сам знаешь, что у тебя галлюцинации!

— То есть… Раз уж быть сумасшедшим, то быть до конца?.. — с тихим ужасом в голосе спросил Кристиан, слегка прищурившись.

— Можно и так сказать, — кивнула в ответ Ева. — Заметьте, я не говорю, что получаю от этого удовольствие. Но неопределённость хуже. В моём случае лучше знать, что ты сумасшедший, чем не знать, кто ты, в принципе.

— Что ж, в этом есть определённый смысл… Не мне судить, ведь я не был на Вашем месте. Единственное, чего я Вам искренне желаю — это обрести покой, а каким он будет, это уж Вы решайте сами, главное, чтобы он был.

— Спасибо Вам, Кристиан… — Ева внимательно посмотрела на Кристиана и с горечью заметила, что, как бы ни старалась она сейчас запомнить его светлый и особо красивый образ, со временем он сотрётся в памяти и станет как выцветшая плёнка, а потом она будет рада его каждому случайному появлению в своих галлюцинациях и снах, которые заменят собой реальный мир. — Знаете, мне кажется, что мы с Вами похожи: мне тоже хочется поговорить, а не с кем, не с кем поделиться своими страхами и слабостями; точнее, раньше не было… С появлением в моей жизни Саваофа Теодоровича появились и те, кого я могу назвать друзьями — я говорю так осторожно, потому что не знаю, каково это — дружить по несколько лет, дружить крепко, как говорится, «не разлей вода», — появилось что-то похожее на… Жизнь? Чувства? Не знаю. Вот видите: мне не с кем посоветоваться, хотя бы ради сравнения. У меня как-то так сложилось, что я никогда не знала долгих отношений: все, спустя максимум год, в силу разных обстоятельств прекращали своё существование. Да взять даже вас: Саваоф Теодорович, Мария, Бесовцев, Вы, в конце концов — вы все появились в моей жизни на два месяца, и вот я снова вынуждена оставить тех, с кем едва сдружилась. И кто знает, что ждёт меня в Ялте? Новые знакомства? — вспомнив о своём прошлом пребывании в больнице Николая Чудотворца, Ева растерянно замолкла.

— Не всегда глубина отношений соотносится с их длительностью, — заметил Кристиан, дождавшись паузы. — Бывают такие случаи, когда людям хватает одного дня, чтобы провести следующие десятилетия, ни на миг не забывая друг о друге. Или Вы не верите в любовь с первого взгляда?

Ева отвела глаза.

— Не верю.

— Сказала та, что на себе её испытала. Я прав?

Ева ничего не ответила.

— И Вы уверены, что у Вас не было дружбы, длящейся больше года? Разве в больнице Николая Чудотворца не было ни одного человека, с которым бы Вы сошлись?

— Дуня… — прошептала Ева, и это имя почему-то больно отозвалось где-то в глубине сердца.

— Вот, — Кристиан довольно улыбнулся и пустил ещё один камень скакать по водной глади. — Вижу, Вы начинаете вспоминать. А как же пациенты? Неужели Вы ни с кем не были дружны?

«Писатель… Шут… Амнезис…» — подумала Ева, но не решилась сказать это вслух. Кристиан тем временем искал среди золотого песка плоские круглые камешки.

— Мой Вам совет на будущее, Ева — не стоит с такой лёгкостью отказываться от тех, с кем мы общались пусть даже не очень много, иначе Вам никогда не найти друзей. Не спорю, люди могут оказаться не теми, кем казались сначала, но ведь это может быть сказано как в отрицательном, так и в положительном ключе.

В его тоне слишком отчётливо слышался укор за забытых друзей и недовольство Евой. Девушка никак не отреагировала: ей было стыдно, и было за что. Она забыла их — не в прямом смысле слова, потому что она достаточно часто вспоминала то немногое, что осталось у неё в голове, и пыталась восстановить хронологическую ленту. Она забыла то, что они для неё сделали: забыла то, с каким трудом Писатель старался отвлечь Еву от её страшных иллюзий своими стихами и с каким чувством он читал ей свою «Поэму», видя в ней искреннего слушателя; забыла то, как Шут успокаивал её, когда она тряслась от страха во время панической атаки, или как он переживал, когда она вместо того, чтобы засмеяться над его шутками, вдруг заплакала, потому что узнала, что у него синдром Туретта; забыла Ева и то, как ей изливал свою душу Амнезис, для которого девушка стала, как он сам выражался, «солнечным зайчиком на стене в летний день»; в конце концов, Ева забыла Дуню… Ту, благодаря которой, по сути, она смогла вырваться из больницы, словно птичка из клетки. Что ж, она действительно вылетела оттуда, как птица на волю: стремительно, без оглядки, легко отказавшись от тех, кто был единственной отдушиной в её монотонном существовании без начала и конца; она оставила их как оковы, с которыми у неё больше не было ничего общего, а не как тех, кто помог ей от оков избавиться.