Дочь мэра (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 22

Какая же красивая девочка, хоть бы не украли, пока я буду по своим сборам мотаться. Но что-то подсказывает, что Облачко и не такая девушка, которую можно украсть. Либо накрутил уже себя, либо сильно хочу верить в ее честность и порядочность. Такие глаза врать не могут, да и вообще — не видел я таких и все тут, никак нельзя думать о ней плохо, пусть она и невозможно красивая. А красивые обычно пользуются этим.

Кожа под пальцем горит огнем, а затем Кудряшка гордо заявляет:

— Все, я побежала, — хватает грязные бинты, поднос банками и под мой удивленный и немного обиженный взгляд идет к двери. Это что такое? М?

— Эй, а поцелуй на прощание?

— Я еще зайду, Богдаша, не злись, — мне летит улыбка, и я размокаю от нее. Ладушки-оладушки, еще зайдет, это же хорошо, да? Зайдет…В палате оседает прекрасный аромат от воздушной девочки, и мое довольное настроение излучается как радиация у полония во все стороны.

Ну что ж. Будем ждать.

Вот только оставаться с недовольным Младшеньким неудобно, да и вообще сколько можно страдать? Мне бы в душ сходить, а говорят, что пока нежелательно, и чего мне теперь? Вонять, что ли? Принюхиваюсь и лишнего запаха не ощущаю, но все равно чувство грязи не покидает меня.

А я тут девушку хапал. Как можно вообще?

Я чистоплотен от слова «совсем», душ могу принимать и три раза на день, если потел как свиноматка, а здесь уже который день и ничего. Ну пиздец.

Совсем мозг перестает думать рядом с ней, она же цветочек, а я просто какаха коровья. Это исправлять надо немедленно, пока она не принюхалась ко мне окончательно и с воплями не убежала.

Медленно встаю и топаю в ванную, где принимаю душ не принимая его. Обтираюсь мокрым мыльным полотенцем, а затем и стираю таким же влажным. В зеркале вижу поплывшую морду с зеленеющим бланшем на всю левую сторону. Мда уж.

Красавец каких поискать, она на тебя вообще не должна смотреть, чтобы не пугаться, а ты еще в лицо харей лезешь.

Побриться бы, а то все чешется. Опять же — колоть буду, а в планах целовать Облачко долго и много, и надо готовиться. Решаю отправиться на поиск одноразовых бритв и пены — это вообще самое логичное, что приходит ко мне в голову, скажу я вам.

Кое-как натянув майку, штаны бреду в коридор, но не пройдя и трех шагов останавливаюсь как громом пораженный. В палате я, оказывается, не обтекал, так репетиция была. А вот сейчас я обтекаю дерьмом, сжимая руки в кулаки от острой ненависти ко всему на свете. Пульс грохочет где-то в горле, а по вене впрыскивается огненная злость.

Моя Яночка в объятиях мужика стоит прямо напротив. Он ее лапает и целует. Что это, блять, такое?

Глава 17

ЯНА

Выбегаю из палаты как ошпаренная под подозрительные взгляды медсестры, с которой мы, к слову сказать, сразу не сработались. Она меня невзлюбила с самого начала, о чем мне Любовь Ивановна сообщила с порога.

Мол, будь с ней осторожна. Причин мне не понять, но есть догадки, что они могут скрываться за моей фамилией, пусть я и не представлялась ею. Губы пылают и немного пекут, я тут же стираю огонь подушечками пальцев, но это вряд ли поможет.

У меня все тело будто бы наэлектризовано, а еще щеки полыхают, вот почему я бегло прикладываю ледяные ладошки к ним, пытаясь разогнать кровь прочь от лица. Судорожно поправляю кудри, торчащие в разные стороны, и наконец-то заворачиваю за угол, чтобы взглядом упереться в высоченную фигуру в камуфляжной форме.

Вау! Серьезно? Веду взглядом по знакомым коротко-стриженным кудрям, цепляю гордый профиль, и вскоре вижу лицо Миши. Он так возмужал, совершенно другой человек, будто бы мы пару лет не виделись, а тут от силы пару месяцев! Как такое возможно?

Уезжал наглый малец, а приехал настоящий мужчина. Я в шоке! В каком же шоке будет мама, а вот папа точно к этому был готов изначально. Мне кажется, Миша в плечах стал точно раза в полтора шире.

— Эй, так нечестно! — улыбаюсь и быстрее шагаю к брату, чтобы нырнуть в объятия.

— Привет, Ян, — обнимает меня в ответ так крепко, что позвонки хрустят.

— Раздавишь!

Брат отпускает меня и щелкает по носу, а затем смазано целует в лоб, обхватив широкими теплыми ладонями щеки.

— Как я могу?

Все еще стоим в обнимку с Мишей, не способные оторваться друг от друга. Вообще мы больше походим на сиамских близнецов, потому что практически все с самого раннего возраста делали вместе. Мне кажется, наши ссоры с сознательного возраста можно было бы пересчитать на пальцах одной руки.

Если они и были (но я не помню), то стухали моментально. Во-первых, потому что, по словам и наставлению отца, девочкам надо уступать, а во-вторых, потому что, опять же по словам мамы и папы, для девочек только все самое лучшее, а значит Мише приходилось несладко.

Это совсем не значит, что меня любят больше, просто заботы о девочках больше. На брата возлагались большие надежды как на мужчину, способного защитить своих близких.

Следует принять во внимание тот факт, что Миша младше меня, и по идее я должна была бы его опекать, но у нас все иначе. Попробуй его опекать, сразу втык получишь по всем фронтам. «Я мужик, не учи меня, Ян».

Ты по возрасту младше, а по факту старше, с тебя и спроса больше. Так всегда говорил и говорит отец, уверенный в том, что даже если мужчина младше, в любых вариациях он главный. Вот и Миша всегда у нас главный, вечно бдил, чтобы никакая «падла» не прилипала.

Стоит отметить, что в школе я пользовалась популярностью, но ко мне даже подойти боялись, а все из-за брата, коршуном наблюдавшим за мной и за всеми, кто дышал рядом. На все праздники я тащила домой множество пакетов с подарками, там находила жгучие признания в любви, и все они были от инкогнито.

Папа смеялся еще, что вот же как здорово, что мы «с Мишаней» в одной школе, есть кому приглядеть за «его принцессой». К слову сказать, мне никто особо и не нравился, вот почему я не расстраивалась из-за гиперопеки своих близких.

Нет и нет, не очень-то и хотелось. Мальчики в моем классе по большей части были сорвиголовы, плохиши, да и не обделены знаниями, а я получала эстетическое наслаждение от умных мужчин. В конце концов, перед глазами живой пример папы, почему я должна была соглашаться на меньшее?

Однажды мне просто внешне понравился мальчик, и все. И хватит. Потом были детские чувства к другому, но это все…закончилось стремительно и без отношений.

— И почему ты молчал, Штирлиц?

— Сюрприииз, — тянет Миша, обхватив меня за плечо одной рукой. Стою и поверить не могу, что он так изменился. На скуле синяк просвечивается, но явно уже заживающий.

— С кем подраться успел? — веду пальцем по припухлости. — Чего не сказал? Мазь бы тебе посоветовала.

— Ян, ну что ты как с маленьким?

Да уж, эта фраза у нас из года в год звучит бессменно, доказывать хоть что-то «бесполезняк».

Миша лениво улыбается, снисходительно осматривая меня сверху-вниз.

— Простите-извините, больше не буду заботиться о своем любимом брате.

— Да правда ничего серьезного, шрамы мужиков только украшают, как ты можешь знать. А как ты? Почему я никогда не могу до тебя дозвониться?

Это правда мой косяк. Столько пропущенных было за последнее время, что не счесть, мы только по мессенджерам и общались. Он звонит — я на парах, я звоню — он на занятиях или в наряде, и так происходит бесконечно-бесячий круговорот пропущенных звонков.

— Учусь. А ты чего не берешь?

Миша закатывает глаза и дублирует меня:

— Учусь! — даже тон повторяет, и я смеюсь в ответ на этот цирк.

— Идем кофе бахнем? — приобнимая за плечи, братец ведет меня в сторону кафетерия на выходе из больницы.

А у меня работы — хоть попой ешь. Любовь Ивановна меня сегодня еще на вечерний забор крови поставила, обещала со мной быть, а я может без Богдана вообще не смогу это сделать, так что мне не столько Ивановна нужна, сколько Исаев!