Ворон и ветвь - Арнаутова Дана "Твиллайт". Страница 69

– Отпусти немедленно, – бросает он надменно и невольно ахает, когда нож оказывается ближе, почти касаясь кожи.

Высокородный сидхе. Древняя кровь, столь чистая, что даже близость железа обжигает. О да, к вопросу о преимуществах ублюдков…

– С какой стати? – все так же лениво интересуюсь я. – Ты пришел сам. На мою землю, незваный и не назвавший себя. Кто угодно может прикрыться именем дамы Вереск.

– Королевы Вереск, – шипит он, уже не пытаясь вырваться. – Я ее посланец! Разве не назвал я твое имя?

– Да, прокричал на всю пустошь, как сыч. Я тебе не гремлин и не брауни, мальчик, чтобы терпеть такое.

Нож касается кожи. Недолго, на мгновение. Но этого хватает, чтобы тело в моих объятиях пронзила боль. Теперь он пахнет этой болью и страхом. Горячим, сладким страхом, таким упоительным, что голова кружится, а во рту разливается медный привкус крови. Очень невежливо – произносить вслух полное истинное имя сидхе без его согласия и там, где может услышать кто угодно. Здесь я в своем праве, и оно велико!

– Полукровка! Изгнанник без рода…

– Благодарю, что подсказал, – мурлычу, едва не прихватывая ухо губами. – Я как раз вспоминал, что именно совершил, чтобы заслужить изгнание. И вправду давно я не был в Дивной стране. На ее холмах поднялась молодая поросль, которая не помнит былого.

– Ты не посмеешь…

Луна, на миг скрывшись в тучах, снова выныривает наружу: омытая, блестящая, злая. Что-то странное и дикое шепчет из ночных теней, носится в холодном ветре, пахнущем дурманом растоптанной мандрагоры. От Самайна до Йоля – безвременье. Тьма, холод и смерть караулят землю, ожидая рождения великого древнего бога. Зажгутся огни Йоля – и тьма свернется мягкими теплыми пеленами, обвивая новорожденного, холод засияет на окнах ледяными брызгами ему на забаву, раскрасит деревья и реки, укроет пушистым пледом сонную землю, а смерть покорным псом ляжет у колыбели. Но пока – это их время. И лучше бы маленькому сидхе не искушать судьбу, говоря мне, что именно я не посмею с ним сделать. Может оказаться, что я ушел от высокородного Боярышника не так далеко, как сам думаю.

– Тогда попробуй вырваться, – шепчу я. – Ну же, прошу… Ночь длинна и холодна, я и не рассчитывал на такое развлечение, мой Вьюнок. Неужели тебя послали ко мне, даже не рассказав, за что я был изгнан? Или ты посчитал эту историю страшной сказкой для Самайна?

Мне почти хочется, чтобы он начал вырываться. Или продолжил глупости и оскорбил меня всерьез. Увы, тогда игра может зайти слишком далеко. Дальше, чем стоит поступать с посланцем Вереск. Но о чем думала она, присылая ко мне этот пустоголовый цветочек? Или он ей настолько надоел?

Нож касается нежного горла – не плашмя, самым лезвием, оставляя тоненькую алую полосочку ожога, но и этого хватает, чтобы Вьюнок всхлипнул. Горячий красный туман застилает глаза, бьет молоточком в висках. В паху тянет больно и сладко. Спокойнее, Керен. Ти-ше… Чего бы ни добивалась Вереск, глупо давать ей это. Поживи еще, мальчик… Ты слишком слабый, чтобы с тобой было интересно играть.

Резко дергаю запястье на себя. Вьюнок охает, сгибаясь, подается назад, от ножа, и я легко разворачиваю его, валю спиной на подставленное колено, придерживаю. Наклоняюсь. Дикие, наполненные ужасом глаза совсем рядом с моим лицом. В уголках, между длинных пушистых ресниц, дрожат слезы. У него хватает ума молчать. Или просто от страха онемел? Все-таки похоже, что в Звездных холмах еще рассказывают историю полукровки Кереннаэльвена.

– Ну? – ласково предлагаю я. – Попробуем еще раз? Не хочешь ли сказать мне что-нибудь?

– Извинения, – шепчет он едва слышно. – Мои смиренные извинения, господин Боярышник. Я ничем не хотел оскорбить ваше достойное имя, произнеся его вслух.

А говорят, что не всех можно научить. Глупости. Всех! Вот этот – уже образец хороших манер. Я улыбаюсь. Кажется, зря. Глаза Вьюнка расширяются еще сильнее, в них мелькает паника.

– Посланнику светлой королевы Вереск мое уважение и привет, – отвечаю я. – Чего желает госпожа Звездных холмов?

Лежать на моем колене неудобно, хоть я и поставил ногу на злополучную корзину. Но он действительно гибкий и боится шевельнуться, только косится на нож, который никуда не делся от горла. Хороший мальчик. Послушный. Может, попросить его у Вереск в подарок? Или хоть на время. Верну живым, почти целым и гораздо умнее, чем взял.

– Светлая королева приглашает вас вернуться ко двору, господин мой. Она дарует вам покровительство и защиту от старых врагов, если вы принесете ей клятву верности.

Вереск сошла с ума? Посылать такое предложение с этим… Вьюночком? Нет, здесь что-то другое.

– Светлая госпожа забыла, – говорю я медленно, чтобы до него дошло, – что меня изгнала не только королевская чета, но и совет Старейших. Ветви были сломаны, ствол сожжен и корни иссушены. Звездные холмы закрыты для меня, и дорога туда – смерть либо безумие. Прошлого не вернуть. Да пребудет милость светлой королевы с иными рыцарями.

– Следует ли мне передать королеве отказ? – растерянно спрашивает он.

– Что тебе действительно следует сделать, так это сменить благовония, – советую я, рывком поднимая добычу за шиворот в более пристойное положение. – Королеве же просто передай мои поздравления.

Руки разжимаются, и пошатнувшийся Вьюнок встает на ноги. Жаль отпускать такое горячее, дрожащее, испуганное… В покорности есть своя прелесть, если не заигрываться… Наверное, что-то такое мелькает у меня на лице, потому что он облизывает губы и делает шаг назад, едва не спотыкаясь о собственный меч, суетливо подхватывает его. Где-то совсем рядом снова недовольно ухает ночной сторож лугов – сыч.

– Могу ли я идти, господин мой Боярышник?

– Честью и удовольствием была для меня эта встреча, – церемонно отзываюсь я, незаметно убирая нож в рукав. – Да будет легким и успешным путь ваш, господин мой Вьюнок. Не забудьте передать…

– Поздравления? О, Керен, разве ты не хочешь сделать это сам? – звучит совсем рядом звонко и насмешливо.

Проклятье. Меня переиграли… как я – Вьюночка. Отвели глаза лунным блеском, гламором высоких сидхе и моей собственной самоуверенностью. Но как же хороша!

Мальчишка отпрыгивает назад, а потом еще на два шага, едва не упираясь спиной в конский бок, до того скрытый в тенях. Всадница задорно улыбается, трое ее спутников – ледяные изваяния в темных плащах королевской стражи. Тот, что по левую руку… Эти серебристо-зеленые глаза, холодно сияющие на смуглом лице из-под капюшона, ни с чем не перепутаешь. Какая встреча! А я с одним паршивым ножом.

– Светлая королева…

Связанные в хвост волосы метут по листьям мандрагоры у самой земли. Неторопливо выпрямляюсь. Малый поклон двоим вправо, левому – кивок и улыбка. Можете не отвечать, благородные господа, я и не ждал от вас учтивости. Ну, здравствуй, моя Вереск.

– Ночь озарена вашим блеском, госпожа моя, и луна плачет от зависти…

Трое, не считая Вереск. Но я не настолько глуп, чтобы ее не считать, если дело дойдет до драки. Да еще мальчишка… Впрочем, мне и этих троих за глаза хватит. Вьюнок у королевского стремени ухмыляется нагло, вызывающе. Рановато я его отпустил. Надо будет при случае продолжить обучение.

– Что за церемонии между старыми друзьями, Керен? – укоризненно говорит Вереск. – И зачем ты пугаешь моего посланника? Я пришла с миром…

Как трогательно, не расплакаться бы… У двоих справа – ладони на рукоятях мечей. Они так хорошо меня знают – или так плохо? А Вереск словно только с бала: воздушное светло-лиловое платье пеной кружев закрывает конскую попону. Накидка, обшитая белоснежным мехом, серебро короны в темных кудрях – совсем не та скромная девочка, что я оставил когда-то на пороге кэрна. Приятно посмотреть…

– Видеть вас – великая честь, светлая королева, – соглашаюсь я. – Надеюсь, вы великодушно простите мою дерзость? Не сомневаюсь, у вас были очень веские причины называть мое имя этому… достойному юноше?

Вереск хмурится. Достойный юноша, хоть и не видит этого, заметно тускнеет в улыбке.