Железо и кровь. Франко-германская война - Бодров Андрей. Страница 60

Однако находившийся в Туре Шарль де Фрейсине свидетельствовал, что необходимость ускорить ход вещей, действовать в полном смысле революционно стала очевидна многим в Туре задолго до того, как это осознали в Париже. Окончательно отсеченная от столицы, Делегация теперь была обречена играть более самостоятельную роль и нуждалась в авторитетном лидере. В начале октября в Туре и вовсе разразился правительственный кризис: из-за накопившихся разногласий с коллегами адмирал Фуришон отказался дальше направлять ход военных дел, оставив за собой лишь портфель морского министра.

Ситуация изменилась после того, как 9 октября из столицы в Тур прибыл Леон Гамбетта, совершивший опасный перелет над прусскими позициями на воздушном шаре. Население импровизированной столицы свободной от немцев Франции встретило молодого политика восторженно. Всем казалось, что началась новая эра [545]. Объединив в своих руках посты военного министра и министра внутренних дел и заразив на какое-то время энтузиазмом даже политических противников, новоявленный «диктатор» действительно придал наконец необходимый импульс военным усилиям страны.

Глава 9

Рождение тотальной войны

Пока в Париже разворачивались драматические события, две немецкие армии неторопливо продвигались к французской столице. Казалось, конец войны наступил и у Франции нет иного выхода, кроме как просить мира. Тем не менее, боевые действия еще не были завершены, и 3 сентября Мольтке отдал подробный приказ о наступлении на Париж [546]. 4 сентября германские корпуса пришли в движение. Вскоре стало ясно, что эти меры вовсе не были излишними. Седанская операция завершила первую часть кампании, но война продолжалась. Более того, вскоре она приобрела совершенно иной характер — настолько, что некоторые исследователи предпочитают говорить о двух разных войнах в рамках одного вооруженного конфликта [547].

Однако пока что помешать немецкому наступлению было просто некому. 13-й корпус Винуа, которому посчастливилось не успеть в Седан, был переброшен в Париж для обороны города. Избежать сражения ему удалось лишь с определенным трудом. Судя по всему, значительную роль в этом сыграли утомление и эйфория от одержанной победы с германской стороны. Во всяком случае, преследование 13-го корпуса немцами велось не слишком умело и энергично, хотя VI корпус имел все шансы помешать противнику [548].

В германской главной квартире господствовали оптимистические настроения. Да, 6 сентября Фавр официально заявил, что Франция не готова ни на территориальные уступки, ни даже на снос крепостей. Тем не менее, было непонятно, как долго продержится новая власть и хватит ли у нее сил для того, чтобы придать своим громким фразам реальную основу. «Каждый в большей или меньшей степени чувствует, что поход завершен», — писал Мольтке одному из своих подчиненных [549]. «После Седана повсеместно полагали, что нам нужно просто поспешить в Париж, и там будет продиктован мир», — вспоминал впоследствии Верди [550].

5 сентября германское командование прибыло в Реймс, 14-го — в Шато-Тьерри. Немцы не встречали сопротивления; Верди назвал происходящее «увеселительной прогулкой» [551]. Единственным чрезвычайным происшествием стал взрыв в Лане 9 сентября. Когда цитадель уже капитулировала перед противником, один из солдат подорвал пороховой погреб. Погибло 42 немца, еще 72 получили ранения; число убитых и раненых французов было около 300 [552].

15 сентября увидели свет приказы об окружении Парижа [553]. Маасской армии были назначены позиции на правом, северном берегу Сены, 3-й армии — на левом. Парировать их наступление французам было практически нечем. Генерал Дюкро — один из тех офицеров, которые попали в плен при Седане, но, нарушив данное немцам слово, продолжили воевать — прибыв в столицу, настаивал на том, чтобы дать бой германским авангардам. Однако под его командование был передан только вновь сформированный 14-й корпус, боевая ценность которого вызывала серьезные вопросы.

19 сентября в районе Шатийона к югу от Парижа эти части дали бой передовым частям V и II баварского корпусов. Исход был предсказуем; несмотря на энергию офицеров, добиться какого-либо успеха французам не удалось. Полк зуавов (элитные части, в нормальных условиях формировавшиеся из наиболее опытных солдат), попав под артиллерийский обстрел, попросту бежал с поля сражения. Другие подразделения оказались лишь немногим более стойкими. Баварцам удалось захватить передовое укрепление французов с находившимися на нем восемью тяжелыми орудиями; в германской армии оно получило название «баварского шанца» [554]. Здесь были обнаружены большие запасы продовольствия и военного имущества.

Маасская армия вообще не столкнулась с каким-либо сопротивлением врага. На пути немцев встречались лишь небольшие разрозненные группы солдат и искусственные преграды, созданные местными жителями. Некоторые из них носили довольно комичный характер; Бронзарт в своем дневнике пишет о баррикаде из артишоков [555]. Тем не менее, это были тревожные сигналы усиливающейся партизанской войны.

20 сентября авангарды двух армий встретились к западу от Парижа. Кольцо замкнулось, французская столица была отрезана от внешнего мира силами 150 тысяч немецких солдат. Подводный телеграфный кабель, проходивший по дну Сены, в конце сентября был обнаружен немцами; сперва они подключились к этой линии, но, поняв, что оперативно расшифровывать сообщения не могут, просто перерезали его. Жители осажденной столицы могли поддерживать связь со страной только при помощи почтовых голубей и воздушных шаров. И тех, и других немцы нередко перехватывали.

Мольтке не собирался устраивать штурм Парижа. Впоследствии будет высказываться точка зрения о том, что в сентябре немецкие войска могли бы с ходу ворваться во французскую столицу — ни ее укрепления, ни гарнизон не были в достаточной степени готовы к обороне. Однако германское командование решило не рисковать, имея на то веские причины. В городе находилось не менее 300 тысяч вооруженных людей; по данным А. Хорна, к моменту появления немецких войск в Париже имелось около 60 тысяч линейных солдат, 13 тысяч морских пехотинцев, более 100 тысяч мобильных и около 350 тысяч национальных гвардейцев — практически все взрослое мужское население города [556]. Конечно, подавляющее большинство защитников города составляли необученные и недисциплинированные мобильные и национальные гвардейцы. Они вряд ли смогли бы бросить вызов немцам в открытом бою, однако штурм парижских фортов, а затем уличные бои обернулись бы для атакующих масштабным кровопусканием с неопределенным исходом. Достаточно сказать, что в Париже имелось в общей сложности более двух с половиной тысяч орудий, в том числе тяжелых, у немецких армий — 620 единиц полевой артиллерии [557]. Французская столица являлась одной из сильнейших крепостей в Европе. Город окружала сплошная система укреплений, состоявшая из 93 бастионов, связанных друг с другом куртинами. Перед этой «городской стеной» на расстоянии примерно 2–4 км от нее были построены 16 мощных фортов, задача которых заключалась в том, чтобы удерживать противника на расстоянии. Построенные в 1840-е гг., они уже не вполне отвечали современным требованиям, но их штурм без соответствующей подготовки и осадного парка привел бы к весьма большим потерям.