Мастера острых сюжетов - Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Страница 92

Комиссар покачал головой.

— Что-нибудь из увиденного в комнате, о чем вы мне не сказали, поразило вас?

Мередит ничего не ответил, но Лексман понял, что того одолевали сомнения.

— Мы нашли в спальне две свечи — одну посреди комнаты, вторую под кроватью, — наконец признался он. — Первая — из тех, которыми украшают рождественские елки, а вторая — обычная, грубо обрезанная. Очевидно, ее обрезали прямо в комнате, потому что восковые стружки валялись на ковре. Оплавленный воск мы обнаружили и на каминной решетке — стружки, наверное, швырнули туда.

Лексман внимательно слушал.

— Что-нибудь еще?

— Свеча поменьше была скручена, как штопор.

— Ключ к разгадке — скрученная свеча, — пробормотал писатель, — Прекрасное название для романа. Тем более, что Кара ненавидел свечи.

— Почему?

Лексман снова откинулся на спинку стула, достал серебряный портсигар и вытащил сигарету.

— Я очень много путешествовал и бывал в довольно странных местах. Как-то посетил страну, название которой вы, возможно, никогда и не слышали. Даже пишущие путешественники — редкие гости в этой стране. Там, на склонах гор, разбросаны мелкие деревушки, где живут племена, не признающие ни царей, ни правительств. У них нет письменности, законы, по которым они живут, передаются от отца к сыну. Нарушителей законов наказывают жестоко, я бы сказал, бесчеловечно. Я видел, как выкололи глаза вору, как забили камнями женщину, уличенную в нарушении супружеской верности — в лучших библейских традициях.

Мередита бросило в дрожь.

— За лжесвидетельство виновному вырвали язык прямо на базаре. Иногда турки посылают туда двух-трех жандармов для наведения порядка. Обычно они не возвращаются, а племя, целиком состоящее из убийц, единогласно клянется, что чужеземцы либо совершили массовый акт самоубийства, либо сбежали с чужими женами в горы.

В некоторых племенах свечам отводится особая роль. Правда, это не обычные свечи, а отлитые из бараньего жира. Представьте себе, вам вставляют три свечи между пальцами, закрепляют руку в обойме из двух дощечек и поджигают свечи. Каково? Или другое — от горящей свечи насыпают дорожку из пороха к политой маслом куче опилок и закапывают в них ваши ноги. Свечу можно прилепить на обритую наголо голову — у них существуют сотни вариантов наказания, в которых главную роль играет свеча. Не знаю, какой именно был применен к Каре, но знаю, что не единожды он сам поджигал эти свечи.

— Неужели? — изумился комиссар.

Джон Лексман рассмеялся, а потом почти холодно отрезал:

— Вы ничего не знаете о нем, мой друг…

В конце обеда официант принес Мередиту записку, переданную из офиса.

Комиссар застонал.

— Если бы я догадался посетить банк сегодня утром, я бы непременно ее увидел, — сказал он. — Гнать меня пора с этой работы.

Лексман, с сочувствием глядя на друга, обеспокоенно спросил:

— Неужели все так серьезно?

— Я, конечно, преувеличиваю, но вряд ли шеф будет доволен, если я ему все это доложу. Понимаете, я вмешался в расследование, не имея на это полномочий, ведь дело проходит по другому департаменту. Ну, ладно, я готов выслушать ваш вариант сюжета о свечах.

— Пока я не могу сказать ничего определенного, — сокрушенно произнес писатель, сворачивая салфетку. — Можно предположить, что убийство было совершено в чисто албанском стиле, но утверждать что-либо конкретное я не рискну. Вероятно, их присутствие на месте преступления можно рассматривать как определенный намек.

Комиссару вскоре пришлось согласиться с выводами друга.

Как правило, Мередит не проявлял интереса к расследованию обычных убийств, но здесь был явно иной случай. Он внимательно осмотрел табакерку, которую следовало возвратить леди Бартоломью, некоторые другие предметы, также принадлежавшие ей и многочисленные письма, свидетельствующие о взаимоотношениях, сложившихся между ней и Карой. Грек довольно искусно опутал женщину сетью угроз и вполне мог использовать ее в целях достижения своих преступных целей.

Осмотр трупа, проведенный в присутствии комиссара, не дал следствию ничего нового, и судмедэксперт вынес заключение: “убит неизвестным лицом или лицами”.

Мередит провел очень трудную неделю. Поиски улик или каких-либо следов преступника ни к чему не привели. Лексман прислал ему письмо, в котором сообщил о своем намерении переселиться в Соединенные Штаты. Один из нью-йоркских издателей предложил ему работу, и Джон решил от нее не отказываться.

Мередит наметил план дальнейших действий по расследованию убийства и отправился согласовывать его с начальником полиции и министром юстиции.

— Да, я получил весточку от дочери, — с неудовольствием заметил государственный деятель, — и она действительно поставила меня в очень неловкое положение.

— Могу ли я ознакомиться с ее письмом или телеграммой? — без церемоний осведомился комиссар.

— Боюсь, это невозможно, — ответил министр, — она просила не разглашать содержание телеграммы. Я написал жене письмо с просьбой немедленно вернуться в Лондон. Постоянное напряжение, в котором я пребываю последнее время, полностью истощило меня.

— Полагаю, что ваша дочь просила также хранить в тайне ее настоящий адрес, — высказал догадку Мередит.

— Она вообще не сообщила, по какому адресу ей следует ответить, то есть телеграмма, которую я получил сегодня утром, была без обратного адреса.

Вернувшись в офис, комиссар, не теряя присутствия духа, дал задание секретарю внимательно просмотреть вечерние и утренние следующего дня выпуски газет, сделать вырезки всех тревожных сообщений.

Ровно в девять часов утра Мередит вошел в свой кабинет и увидел разложенные на столе вырезки. Он быстро нашел то, что ему было нужно.

“Б.М. Вы поставили меня в крайне затруднительное положение. Вы совершили очень необдуманный поступок. Пакет, адресованный вашей матери, я получил и оставил, как вы просили, в ее спальне. Не понимаю, зачем я должен отпустить слуг на субботу и воскресенье и сам уехать из дома, но вашу просьбу выполню. Прошу объяснить, что в конце концов происходит. Дело зашло слишком далеко. Отец”.

— Вот оно! — с торжеством в голосе воскликнул комиссар. — Этим я сейчас и займусь.

Глава XVI

В феврале в Лондоне на смену туманам, как правило, приходят снегопады с порывистым, часто шквальным ветром. Однако сегодня, 17 февраля 19… года, на улице было тихо. Легкая дымка опустилась над городом — не знаменитый лондонский туман, так пугающий иностранцев, а полупрозрачная сероватая струящаяся по улицам пелена, то скрывающая от взора прохожего даже самые близкие предметы, то дрожащими пластами уходящая вверх.

Дом сэра Уильяма Бартоломью был расположен на Портмэн Плейс — широком бульваре, по обе стороны которого стояли мрачного вида, однако обставленные с комфортом внутри здания.

Около одиннадцати вечера 17 февраля на перекрестке Портмэн Плейс и Сассекс-стрит остановилось такси, из которого выпорхнула молодая женщина. В это мгновение туман несколько сгустился, она поежилась и с сожалением посмотрела на теплый, комфортабельный салон машины, который ей пришлось так не вовремя оставить.

Женщина сказала водителю несколько слов и решительно направилась к дому № 173. Поднявшись по лестнице, она обернулась, затем вставила в дверь ключ, открыла замок и быстро исчезла в темноте прихожей. Вошедшая включила свет и в тишине осмотрелась по сторонам. Никого. Ее это вполне устраивало. Выключив свет, она поднялась по широкой лестнице на второй этаж, вновь включила свет и осмотрелась, затем направилась дальше, на третий этаж.