Садовник - Кортес Родриго. Страница 22

Мимо, тревожно звоня в медный колокол, промчались на своей машине пожарные, и Мигель метнулся назад в ворота участка — заводить «Испано-суизу». Запрыгнул в машину и, отчаянно сигналя так и лезущим под колеса мальчишкам и обгоняя бегущих, примчался к храму.

Высокий каменный храм был похож на огромную раскаленную печь — не подойти, — и прибежавшие с ведрами горожане растерянно стояли вокруг и с каждой обрушившейся с крыши балкой отступали все дальше.

Мигель обреченно выругался, отыскал взглядом алькальда и окружившую его со всех сторон свиту первых людей города и подошел ближе.

— Это ваш недогляд, Мигель, — кивнул в сторону полыхающего храма прокурор.

— Почему? — мрачно поинтересовался начальник полиции, уже хорошо себе представляя, что именно ему вменят.

— Они сегодня по всей Испании горят… — произнес загадочную фразу старик.

— Думаете, это поджог?

— А вы думаете, нет?

— Бросьте! — раздраженно повернулся к ним алькальд. — Что вы мне воду мутите?! В моем городе отродясь поджогов не было!

— А ты, Рауль, под социалистов прогибаться не спеши, — не менее раздраженно отреагировал прокурор. — Что ты их покрываешь? Неужто не ясно, чьих рук дело?

— Сегура сам виноват, — буркнул алькальд. — Кто его просил с этой речью высовываться?

Мигель вздохнул. Ситуация была прозрачной. Алькальд был вынужден считаться с пришедшими к верховной власти новыми силами, а потому, как поговаривали в городе, уже начал вести какие-то переговоры с местным отделением партии анархистов и еще более микроскопической ячейкой компартии.

По мнению начальника полиции, алькальд поступал совершенно разумно. А вот сыграла ли роль запала в случившемся пожаре речь кардинала Сегуры, Мигель судить не решался, а потому просто отошел в сторону и смотрел, как работают пожарные.

Они уже размотали шланги, начали раскачивать рукояти помпы, и вскоре из шланга брызнула вода. Но большая ее часть испарялась, едва достигая стен, а когда кровля затрещала, прогнулась внутрь и резко ухнула вниз, бежать от брызнувшего из окон пламени были вынуждены все, даже пожарные.

Прикрываясь рукой от нестерпимого жара, Мигель пошел вдоль толпы, искоса поглядывая на зевак. Почти все они крестились, охали и причитали, и в глазах у каждого стоял испуг и недоумение. Ни один человек не смотрел как посторонний, как наблюдатель, как оценщик произведенного пожаром эффекта. А значит, и арестовывать некого.

Храм прогорел быстро. Уже к десяти вечера на месте пожара остались только прокопченные стены да опасно повисшие, не успевшие сгореть мощные балки перекрытия. В одиннадцать пожарные окончательно сбили остатки пламени, и к двум часам ночи Мигель отважился войти внутрь, ступил на все еще раскаленную дымящуюся площадку и стал руководить разборкой остатков.

Правда, вскоре прибежала растрепанная Кармен, которая сообщила, что старый полковник совсем обезумел, отыскал-таки свое ружье и теперь бегает по дому, грозя перестрелять и перевешать всех социалистов, но Мигель уже не хотел отвлекаться, а потому отправил в усадьбу самого искушенного своего помощника — капрала Альвареса.

Собственно, главной задачей было отыскать и передать залитому слезами падре Франсиско остатки золотой утвари; на то, что ему удастся найти какие-нибудь улики, Мигель даже не рассчитывал. И когда он увидел первый труп, в груди заныло.

— Так, парни! Теперь осторожнее! — распорядился он. — Балку уберите! Здесь труп.

Пожарные мгновенно забыли про все и сгрудились возле обгоревшего тела.

— Балку, я сказал, уберите! — заорал Мигель. Он уже почувствовал охотничий азарт.

Пожарные подцепили баграми огромную балку, на счет «три» сдвинули ее в сторону, и Мигель охнул. Рядом лежал второй труп. Можно было даже сказать, они лежат вместе, почти в обнимку. Один поменьше, а второй… да, второй был при жизни достаточно крупным мужчиной.

Мигель тут же потребовал воды, проследил, чтобы остатки углей вокруг тщательно, но не чрезмерно залили, и опустился на корточки.

Тела сильно обгорели. Он прикинул место расположения и понял, что это самый центр, где-то в районе кафедры.

— Падре Франсиско! — позвал он. — Идите сюда! Взгляните, пожалуйста, это не ваш помощник?

Тряся огромным толстым телом, падре тут же подбежал, рухнул на колени и всмотрелся.

— Этот маленький?

— Да.

Падре нагнулся еще сильнее, но только покачал головой.

— Я не знаю, сын мой… разве поймешь?

Мигель сокрушенно крякнул. Хуже ситуации и придумать было нельзя. Трупы есть, а толку нет.

Эту ночь Себастьян почти не спал. Он видел и далекое зарево горящего храма, и суету в доме, но у него были дела поважнее.

Первым делом он достал из-под кровати сундучок отца и вскрыл его изогнутым садовым ножом. Осторожно взял в руки и сразу же отложил в сторону перевязанную кожаным шнурком толстенную пачку денег. Достал и развернул обернутую полотном Библию — точь-в-точь как та, что досталась от сеньоры Долорес ему самому. Аккуратно просмотрел потрепанную колоду карт с фотографиями голых женщин вместо рисунков. И только в самом низу увидел фотографию матери в рост.

Он узнал ее сразу, даже несмотря на пять выжженных сигаретой отверстий. Два почти слившихся в одно на месте глаз, два на груди и одно прямо под животом. Идущую понизу жилетки до боли знакомую кайму мальчик бы не перепутал ни с чем. Себастьян прижал ее к щеке, но прикосновение фотографии только холодило кожу — и все.

Он сложил все обратно, сунул сундучок под пол и улегся на отцовский набитый соломой матрас. Было мягко, и только запах приходилось терпеть.

Это было как-то странно. Отца нет, а запах еще есть; весь сад принадлежит только ему, но почти все здесь, кроме самых старых деревьев, посажено отцом. Себастьян представил себе, как переделает все по-своему, истребляя то, что осталось от отца, тихо рассмеялся, повернулся на бок и закрыл глаза, точно зная, что теперь всегда будет спать спокойно.

К четырем утра трупы отвезли в участок, городской врач Анхелио Рамирес осмотрел ноги одного из трупов и кивнул.

— Это Хуан Хесус, помощник падре Франсиско. Вот этот перелом, видите? Он неправильно сросся.

— А второй?

Сеньор Рамирес поправил пенсне.

— Не знаю, Мигель. У меня этот мужчина, кажется, не лечился.

— И многие у вас не лечились? — заинтересовался Мигель.

— Половина мужчин — точно, — выпятил губу Рамирес. — Вы же знаете наших горожан. Священника они позовут, а вот врача… далеко не каждый раз. Хотя… — он горестно усмехнулся, — деньги мы берем оба.

Следующие два дня обернулись для начальника полиции очередными испытаниями. Уже на следующий день, едва он уселся в машину, чтобы съездить и еще раз, уже при свете дня, осмотреть пожарище, его окликнули:

— Господин лейтенант!

Мигель обернулся на голос. В воротах, рядом с молоденьким полицейским, стояла женщина из дома Эсперанса… как ее… ах да — Кармен.

— Не сейчас, Кармен! — отмахнулся он и завел машину. — Ты что, не видишь, что вокруг творится?!

— У нас садовник пропал, господин лейтенант! — рванулась Кармен к нему и ухватилась за дверку машины.

— Садовник? — нахмурился Мигель. — И что ты от меня хочешь?

— Я думаю, это сеньор Хуан его вчера… из ружья. Вы же помните? Я вчера говорила… Вы еще капрала к нам прислали!

Мигель посмотрел в ее честные, встревоженные глаза и вдруг осознал, что в этом городе это первый случай, когда работник доносит на хозяина. И от этого по его спине пробежал холодок.

— Хорошо, Кармен, я приеду, — кивнул он и тронул машину с места.

Конечно же, он не приехал, и когда на следующий день Кармен снова отыскала лейтенанта Санчеса, тот был с головой погружен в расследование поджога храма. А в том, что это — поджог, он перестал сомневаться, едва обнаружил на пепелище прогоревшую канистру и сопоставил это с тем, что услышал от прокурора и алькальда.