Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 106

Мне было привычно просиживать штаны в стенах родной квартиры, не покидать ее вовсе. С уходом Антона в школу часы во всех комнатах затихали, стрелки замирали… Даже пыль, видимая только на солнце, пробивающемся лучами меж штор, падала неторопливо, вальсировала в воздухе, страшась коснуться земли… Мир замедлялся от мышечной боли: посидеть немного в компьютерном кресле или инвалидном, полежать на кровати или диване — так себе разминка для извечно затекающих мышц. Динамику же в мою коробочную реальность вливали работа над новой новеллой и общество воистину неординарного человека, вдохновляющего, ободряющего и развлекающего меня.

Я не знал, что было тому главной причиной… Жалость ко мне и стиснутой гипсом правой ноге?.. Беспокойство Антона, что в его отсутствие я могу заскучать или остаться без помощи в опасный для жизни момент?.. Очередная затяжная командировка Павла?.. Но с утра и до самого вечера я редко оставался один — компанию мне составлял Влад. Сначала я думал, что присутствие отца Антона никак не связано со мной: он просто дожидается сына из школы, чтобы накормить его, расспросить о состоянии дел, как было всегда до моего беспардонного вклинивания в их идеальную семейную жизнь. Однако я был неправ, иначе зачем Владу заявляться ко мне за много часов до прихода Антона?

Мне нравилось с ним говорить — и ему со мной, кажется, тоже. Я почти совсем не знал коротающего со мной время мужчину, но это не мешало ощущать мистическое родство с ним, духовную близость. Мое внимание тонуло в его личных историях, жажда знаний захлебывалась от мощнейшего потока той бытовой мудрости, которой категорически не хватало всем членам моей семьи да и мне самому. Я знал: я могу рассказать ему что угодно, и за любым откровением последует теплота, принятие и по-отцовски снисходительная полуулыбка. С широко распахнутыми глазами, сверкающими от восхищения, я внимал его речи и не видел вполне очевидного, чего не мог не заметить сам Влад…

— Не подумай, что твои семейные тайны становятся предметом обсуждения вне границ доверенного круга, но — лишь в общих чертах — я слышал, что с семьей у тебя довольно напряженные отношения. — Положив ногу на ногу, Влад опустил раскрытую книгу на колено и воззрел на меня. Ноющие от усердия пальцы перестали пытать клавиатуру; я откинулся на спинку компьютерного кресла и заглянул в интеллигентные глаза собеседника. — Так было всегда?

— Ну… не сказал бы… Просто я редко их видел.

— Жил отдельно?

— Только летом.

Всплеснув рукой, Влад поморщился, как бы отвечая: «Ну и как это вообще возможно, если прочие сезоны ты жил с семьей?..» За его спиной лениво разлепил глаза Везунчик. «Под шумок» пес, как солдат в окопе, перелез на край диванной подушки и спрятал сонную морду Владу под теплое бедро. Надеюсь, в будущем моя жизнь будет похожа на эту идиллию: я, возмужавший, но не постаревший, работаю над очередным произведением — и Антон излечивает от одиночества меня и по-прежнему живого и здорового Везунчика; Антон-повзрослевший, однако, несмотря ни на что, оставшийся подле меня… Надежный. Постоянный…

— Иногда мать усаживала меня чуть ли не насильно смотреть с ней серьезные (для того моего возраста) советские фильмы; время от времени брат играл со мной в игрушки. Но чаще я был предоставлен сам себе.

— А отец?.. — По чуть наклоненной голове Влада, его приподнятым бровям и мягкому тону становилось понятно: вот тот вопрос, к которому он вел с самого начала.

— По выходным мы зачастую играли, когда он не был занят.

— В игрушки? — Его левая ладонь ласково опустилась на макушку Везунчика, и хвост «спящего» предательски дернулся: пес уже успел распрощаться с дремотой, сейчас ему всего-навсего хотелось компании, иллюзии того, что он тоже принимает участие в беседе.

— Нет, у нас были другие игры, контактные, на кровати.

Рука Влада замерла, отчего Везунчик поднял недовольную морду. Мужчина секундно нахмурился в попытке прогнать подозрительность, но все же не справился с засевшей меж извилин занозой.

— Эм… А можно… поподробнее? Что это за «контактные игры на кровати»?..

— Да нет же, — кратко рассмеялся я, — я просто мысль так криво сформулировал. То были обычные игры! Отец прижимал меня к постели, а я должен был выбраться из-под него. Это весело! Обычная веселая контактная игра, — подавшись в кресле всем телом вперед, пояснил я, будто одно это дополнение могло стать для Влада решающим.

— Подожди… Сколько тебе было лет тогда?..

— В каждый год по-разному.

— Спасибо, а я-то думал… — усмехнулся Влад и в следующий же миг вернул лицу тревожащую меня серьезность. — С какого по какой возраст вы так играли?..

— Да не знаю я! С… самого начала и, может, до двенадцати лет…

— И как эти игры происходили? Отец нависал над тобой или ложился на тебя?..

— Я… не буду отвечать! Я — идиот, ясно?! Я подбираю не те слова, и оттого Вам кажется не пойми что!..

— Невозможно подбирать не те слова! Все, что приходит тебе на ум, зародилось там не случайно…

— …Зачем вообще ворошить эту тему и надумывать черти что?!..

— …это именно те слова, которые выбрало твое подсознание — намеренно. Мы можем и дальше говорить одновременно, — суровее произнес он. — Уверяю тебя: упрямство Антон унаследовал от меня — но лишь небольшую часть этой махины. Так что давай все же по очереди.

— Извините… — буркнул я под нос, словно разбивший вазу ребенок. Везунчик жалобно заскулил, идеально дополнив мой образ.

Я ждал, что заговорит Влад; он молча смотрел на меня — и в этой неловкой тишине мы сумели продержаться минуту.

— Еще скажите, что поцелуи и объятия — это ненормально… — слабо выдавил я.

— И куда отец тебя целовал?

— Не надо спрашивать это таким понимающим тоном! Так все что угодно будет звучать подозрительно!..

Влад сидел неподвижно в ожидании ответа хотя бы на последний вопрос. Его проницательный взгляд меня выжигал, легким удушением сдавливал горло…

— …только не делайте вид, что это странно… — Мои пальцы тесно сцепились, ногти принялись друг от друга отковыривать мясо до боли и крови. — В щеку… в шею… иногда в плечи…

— Ты же был в одежде в это время?..

— НУ, РАЗУМЕЕТСЯ, ДА!

— Я должен был уточнить…

— Вы все переворачиваете вверх дном!

— Как я могу, если ничего не заявляю, а только спрашиваю? В этом вся разница, Марк, между поиском объективности и натягиванием совы на глобус. Тебе сейчас неловко от моих вопросов, хотя я ничего этакого не говорил; тебе стыдно, раз покраснел как синьор Помидор, — а повод какой? Я не знаю, о каких именно играх с отцом идет речь, я не был свидетелем этого — но ты был. И тебе те события кажутся достойными неловкости и стыда… Взросление меняет многие вещи. Через энное количество лет люди вспоминают о моментах из детства и переосмысливают их, потому что прежнее их впечатление было продиктовано наивностью, незнанием, напрасным доверием… Я сам — отец. Что-то, возможно, это да значит, хотя, признаю, нет никаких четких правил отцовства, все определяет личный моральный компас отдельно взятого родителя. Мне — лично мне! Эти слова не могут считать истиной в первой инстанции! — прижимание ребенка к кровати кажется чем-то диким, неправильным… злоупотреблением доверия отпрыска и попыткой спровоцировать излишне близкий телесный контакт. И уж тем более в двенадцать лет!.. Знаешь, какие части тела Антона я целовал или целую? Руки и ноги — когда он, маленький, разбивал их, упав; лоб и макушку — с целью выразить любовь, принятие и поддержку. Никогда мне бы и в голову не пришло целовать его в шею, щеки или плечи, потому что: шея и плечи — эрогенные зоны; щеки находятся слишком близко к губам; лицо вообще в этом плане трогать не надо — ни веки, ни нос, ни рот. Да, с точки зрения многих, я могу быть неправ! Я пожелаю обзавестись мозгами родителю, который только попробует заикнуться о совместном мытье с ребенком и обнажении в присутствии оного — а для кого-то это абсолютная норма! Однако я подкрепляю свою позицию в вопросах воспитания семейной психологией, а оппоненты: «Мои родители так поступали, и я вырос нормальным, значит, и с чадом моим все будет в порядке!» — аве антинаучный и иррациональный подход!